— В дороге ты, помнится, говорил мне, что ты хронист.

— Я и теперь не отказываюсь, — Нестор сел на постели. — Вот только с утра я не очень… Утром, до завтрака, я не хронист, а просто невоспитанная скотина.

— Позавтракаем в пути. Нужно мне с тобою съездить в пригород.

— Зачем?

— Нужно. Ничего особенного, не бойся.

— Я ничего не боюсь.

— Тебе предстоит слегка потрудиться, но не просто так, а за вознаграждение.

— Звучит заманчиво, но мне лень.

— Вставай, одевайся.

— Хорошо. Отвернись.

— Не переживай. Эрекционный пенис для меня не новость, видел раньше не раз.

Все-таки он ужасно развратный тип, подумал Нестор, вставая.

Бенедикт повел его завтракать в таверну.

— Верхом ездить умеешь? — спросил он, глядя, как Нестор поглощает венецианскую лазанью.

— Не люблю.

Неприязнь к верховой езде Нестор унаследовал от отца.

— Я не о любви спрашиваю, и не в храм Венеры тебя приглашаю.

— Умею. А долго ехать?

— Средне. У тебя что, дела неотложные?

— Нет, я просто так спросил.

Сделался небывало теплый день, последний отголосок бабьего лета в Венеции. Легкий ветерок с Адриатики ласкал кожу. Нанятый Бенедиктом перевозчик мычал себе под нос какую-то занудную мелодию, орудуя веслами. Высадившись на континенте, Бенедикт и Нестор направились к прибрежным конюшням, где их ждали, видимо по предварительной договоренности, две лошади. Лошадь Нестора оказалась покладистой и даже, кажется, старалась не слишком сильно трясти неумелого всадника. Через два часа езды вдоль берега, миновав стоящий на привале работорговый караван, Бенедикт и Нестор прибыли в непримечательное селение средней живописности, неподалеку от городка Эквило, впоследствии переименованного в Йезоло. На лугу по соседству паслись коровы и собаки. Почти все жители отсутствовали — возможно отправились на какие-нибудь италийские полевые работы, подумал Нестор. Перед самой большой казой в селении сидел на панчине, положив босые жилистые ноги на перевернутую лохань, величественного вида старик. Неподалеку от него девица на выданье отчитывала двух мальчиков-подростков за какую-то провинность.

Бенедикт спешился, сделал знак Нестору следовать его примеру, и, ведя коня под узцы, подошел совсем близко к старику.

— Здравствуй, амико фидато, — сказал он приветливо.

— А, это ты, — старик приветливо улыбнулся. — И с тобою спутник.

— Да, и он понимает по-гречески. Давеча у меня был Александр, и сказал, что тебе нужен хронист на один день.

— Везде успеет Александр, — заметил старик, улыбаясь, показывая остатки зубов. — Шустрый и деятельный. И у меня побывал недавно.

— Он сказал, что у тебя накопилось много всякого, о чем ты хотел бы поведать людям.

— Да, я его спросил, нет ли у него кого на примете.

— Вот, я привез тебе человека.

Старик перестал улыбаться.

— Подойди ближе, человек, — велел он.

Нестор, которому старик не понравился, подошел.

— Кто таков? Отвечай не таясь.

— Навуходоносор, мореход из Африки, — недовольно сказал Нестор. — Промышляю грабежом купеческих судов.

Некоторое время старик молча смотрел на Нестора.

— А хамить старшим тебя в Киеве на Подоле научили? — спросил он неожиданно по-славянски.

— Какие неприятные люди здесь живут, — заметил Нестор, тоже по-славянски. — Сварливые.

Старик покачал головой — не осуждающе, но, наоборот, будто ответ Нестора его полностью удовлетворил.

— Есть сомнения по поводу его грамотности, — сказал он Бенедикту по-гречески.

— Сомнения? — переспросил Нестор. — Впрочем, что мне до твоих сомнений.

— Александр рекомендует именно его, — сказал старику Бенедикт. — По нескольким причинам, одна из которых — он киевлянин.

— Что ж с того?

— И он надежный человек.

— Надежный? — старик прищурился. — Ага. Как зовут надежного человека?

— Нестор.

Старик рассмеялся. Нестор насупился.

— Из какого рода ты, Нестор?

Бенедикт посмотрел на Нестора.

— Из хорошего, — недовольно буркнул Нестор.

— Он мне нравится, — сказал старик. — Но вот с грамотностью…

— Надежность важнее грамотности, амико фидато, — предположил Бенедикт. — Главное, что все, что он запишет, попадет в нужные руки.

— Я хронист! — гордо сказал, не выдержав, Нестор. — Я письмом владею с десяти лет!

— Ага, — старик перевел на него взгляд колючих серых глаз. — Это с каких же это пор на Руси хронисты водятся?

— С тех пор, как в вашей сраной Венеции перестали водиться, — парировал Нестор.

— Как зовут твоего отца?

— А тебе-то что?

— Отца его зовут Хелье, — сказал Бенедикт.

— Хелье? — старик убрал ноги с лохани. — Уж не тот ли Хелье, что из рода Ягаре?

— Да, — удивился Бенедикт, и Нестор тоже удивился.

— Вот, значит, какой у Хелье сын, — сказал старик. — Крепкий парень. А ведь действительно похож, только у Хелье щеки не такие круглые. И, пожалуй, глаза умнее. Что ж, раз Хелье, значит, все хорошо. Спасибо, амико фидато. Ну, пойдем… — он улыбнулся и добавил по-славянски, — в гридницу.

В гриднице было светло и чисто. Интерьером каза не отличалась от других пригородных домов Республики — те же резные перекрытия, те же незамысловатые карнизы, окна высокие — для прохлады летом, ставни мощные — для тепла зимой.

— Садись, — сказал старик Нестору. — Вот стол, вот перо, вот бумага. Амико фидато, вон там на полке Библия по-латыни, по-гречески, и по-славянски, чтобы тебе скучно не было, пока сын мой отсутствует.

— Библию я уже читал, — возразил Бенедикт. — Я лучше посижу рядом с вами, послушаю.

— Мы по-славянски будем писать.

— Это ничего.

— Ты понимаешь по-славянски?

— Нет. Но, говорят, у славянских наречий много общего со шведскими.

— А по-шведски понимаешь?

— Тоже нет. Но все равно интересно.

— Что ж, слушай, раз интересно, — сказал старик без раздражения в голосе. — Нестор, ты пить или есть хочешь?

— Нет, благодарю. А что мы такое писать тут будем?

— Узнаешь сейчас. Начнем!

И они начали. Бенедикт вслушивался в славянскую речь, пытаясь уловить интонации. Старик диктовал твердым, уверенным голосом. Нестор писал быстро, но временами останавливался и переспрашивал, и один раз заспорил со стариком.

— Ну что же это такое! «Они же ответили, веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с женами». Что за глупости!

— Так они говорили.

— Болгары?

— Да.

— Не могли они так говорить! И вот дальше, «Здесь же, говорит, следует предаваться всякому блуду. Если кто беден на этом свете, то и на том, и другую всякую ложь говорили». Ну что это такое!

— Ты пиши.

— Да глупо же!

— Пусть глупо, — сказал старик. — А ты все равно пиши.

— Да ведь на самом деле они по-другому говорят. У них написано…

— То, что у них написано, никто не читает, даже сами магометане.

— Да ведь Владимир их слушает, и, получается, верит тому, что они ему говорят.

— Он и верил.

— Владимир?

— Да.

— Быть этого не может.

— Почему?

— Владимир был умный! — сообщил Нестор. — Умнее его в то время людей не было! А у тебя получается, что он дурак дураком.

— А может он и не верит. Об этом мы не пишем, верит он или нет — а пишем только то, что ему говорят.

Нестор еще что-то возразил. Старик посмотрел на Бенедикта. Папа Римский улыбался — ему нравилась перепалка, и он пытался уловить смысл.

Снова принялись писать.

— Ну это уж никуда не годится! — сказал Нестор. — «Плюнул на землю». Это Владимир-то! Да он был человек просвещенный, что ж он плюется-то, как смерд какой-то!

— Ты Владимира видел лично? — спросил старик.

— Не видел.

— Ну так откуда тебе знать, просвещенный он был, или противусвещенный.

— Это всем известно, какой он был.

— Так уж всем?

— Да, всем.