— Приятно иметь с тобою дело, князь, — Нимрод одобрительно кивнул. — Слуга твой стал меня слушать только после того, как я указал ему, что иудея в лапотогах не каждый день встретишь. А ты вежливый, князь.

Ярослав рассмеялся.

— Ты иудей? — спросил он.

— Да.

— Лапотоги знатные у тебя. Точно по ноге, не так ли.

— Сапоги прохудились по дороге.

— Кто же твой господин?

— Гостемил.

— О! Из рода Моровичей?

— Да.

— У тебя есть от него грамота?

— Нет, князь. Мой господин велел мне передать тебе кое-что на словах. Грамоту можно потерять в пути, или же ее могут отнять разбойники.

— У тебя есть доказательства, что именно Гостемил тебя послал?

— Увы, князь. Впрочем, мое дело — передать тебе сведения, а твое — верить или нет.

— Логично. Я тебя слушаю.

— Речь, князь, о некоем сообществе, объединяющем многих людей в северных частях света вне зависимости от страны, действующем тайно. Сообществом этим иногда пугают детей в высокопоставленных семьях, а на гербе сообщества значатся сверд и полумесяц. Я понятно излагаю?

— Да, — сказал Ярослав, мрачнея. — И что же?

— В данный момент одной из целей этого сообщества является похищение тебя лично. Ни Гостемил, ни я не знаем, когда и где они собираются это произвести, но твое прибытие в Киев в их планы не входит.

Это подтверждало то, что Ярослав прочел три дня назад в послании Хелье, написанном тайнописью.

— Как тебя зовут?

— Нимрод.

— Странное имя… Где ты научился так складно говорить, Нимрод?

— Смекалка у меня врожденная, а у Гостемила я служу уже десять лет.

— С какой целью они собираются меня похитить?

— С целью смещения с престола.

— Зачем им меня похищать в таком случае? Есть более простые способы.

— Им, наверное, нужно твое отречение, в письменном виде.

— Ах, даже так…

— И еще об одном я должен тебя предупредить, князь.

— Да?

— Если ты вздумаешь подвергать меня пыткам ради выяснения — правду ли я говорю, или подослан поименованным сообществом — болярин мой будет в большой обиде и объявит об этом проявлении княжьей благодарности по городу.

— С чего ты взял, что я собираюсь тебя пытать? Уж не читаешь ли ты у меня в уме? Не колдун ли ты?

— Нет, князь, я не колдун. Я просто исполняю волю моего господина, который сказал, «С олеговым семенем надо держать ухо востро, они…» …э… дальше были очень обидные слова.

Ярослав наконец улыбнулся.

— Да, узнаю Гостемила… Значит, меня собираются похитить.

— Да, князь.

— Не возражаешь, если я приглашу сюда Жискара? Господин твой не настаивал ведь, чтобы уже после того, как ты передал мне сведения, я хранил бы их в тайне?

— Сведения теперь твои, что хочешь, то с ними и делай, а мне позволь уйти.

— Нет еще. Куда ты спешишь?

— Обратно к моему господину. Без меня он будет шататься в Киеве по крогам и растолстеет.

— Гостемил в Киеве?

— Да. Он послал меня к тебе с дороги. Я с ног сбился, искал тебя везде… Зачем тебе эта дыра, Хоммель? Городом может называться только поселение, о котором великий Като-старший мог сказать, «Следует разрушить».

— Като-старший? Напомни-ка мне, кто это такой.

— О! Ты не знаешь, князь?

— Забыл, наверное.

— Римский сенатор был такой. Он к каждой своей речи всегда добавлял, «А также, по моему мнению, Кархваж следует разрушить!»

— Точно! Теперь я тебя вспомнил, ты действительно служишь у Гостемила.

— Ну то-то же.

— Жискар! Жискар, войди!

Жискар вошел и вопросительно посмотрел на князя.

— Жискар, сколько у нас людей в дружине?

— Двести человек.

— Кажется, моей скромной княжеской персоне потребуется круглосуточная охрана из дюжины ратников. Этот человек, а он слуга Гостемила, сказал мне, что меня собираются похитить Неустрашимые. Как это не ко времени, Жискар! Столько дел, а они лезут…

— Это Гостемил передает такое? — осведомился Жискар.

— Да, — сказал Нимрод. — А сведения исходят от Свистуна.

— Как!

— Как!

— Не кричите вместе, — попросил Нимрод.

— Свистун состоит в связи с Гостемилом?

— Мой господин потрудился взять его в плен.

— Свистуна? — недоверчиво спросил Ярослав.

— Да, а что такого в этом? — Нимрод с плохо скрываемой гордостью посмотрел на князя и Жискара. — Мой господин и императора может взять в плен, если захочет. Он только с виду ленивый.

— Какого императора? — спросил Жискар.

— Любого.

Жискар и Ярослав переглянулись.

— Что ж, в этом есть своя прелесть, — сказал Жискар. — Как продолжение польских событий. И Свистуна подключили — остроумно. Что же, по мнению Гостемила, мы должны предпринять?

— Мой господин весьма обстоятельно выразился по этому поводу.

— Что он сказал?

— Он сказал, «Мое дело — предупредить».

Ярослав и Жискар снова переглянулись.

— Почему он не приехал сам? — спросил Ярослав.

— Ему нужно было срочно в Киев.

— Срочно?

— Да. Предупредить друга об опасности. Господин мой щепетилен в делах дружбы, холопам не доверяет.

— А к князю посылает холопов? — уточнил Ярослав.

— Князю уважение и преданность, — сразу сказал Нимрод. — Одинаковое уважение и преданность — и от господина, и от холопа. А к друзьям господина холоп может и не чувствовать преданности, князь.

— А какая опасность грозит другу?

— Это мне не известно.

— А как зовут друга?

— Тоже не известно.

— Гостемил тебе не сказал?

— Князь, я холоп Гостемила, а не поверенный его. Он не обязан давать мне во всем отчет. Чему я очень рад, — добавил Нимрод самодовольно. — Вникать в хозяйские дела — унизительно и неприятно. — Подумав, он добавил, — Дурной вкус.

— Хорошо, — сказал Жискар. — Ты, Нимрод… Нимрод, да?… Ты поедешь с нами.

— Да, меня предупредил господин мой.

— А?

— Сказал, они тебе не поверят, недоверчивые, по себе судят, и обязательно возьмут с собой, и может даже на цепь посадят на время дороги, но ты, ежели вздумают с тобою плохо обращаться, все время напоминай, чей ты холоп. Вот я и напоминаю, что холоп я не чей-нибудь.

Жискар не выдержал и засмеялся. Ярослав же почему-то помрачнел.

— Проведи Нимрода в покои пока что, пусть отдохнет с дороги, — сказал он.

Тем временем домой к Уржу, вернувшемуся в ужасном волнении, пришли священник и воевода. Священник держался показно беззаботно, а воевода заметно нервничал.

— Что же князь тебе сказал? — допытывался воевода.

— Сказал, что еще будет со мною говорить, позже. Сказал, что законы есть. Все говорил, что я какую-то пошлину беру.

Воевода посмотрел на священника. Тот подчеркнуто равнодушно пожал плечами.

— По-моему, — заметил он, — нужно спрашивать, не что князь сказал Уржу, а о чем Урж успел сказать князю.

— Что ты сказал князю? — грозно спросил воевода.

— Да не кричи ты так. Что-то сказал, всего не упомнишь.

— Ты не говорил ли, что мы с караванщиков деньги берем?

— Говорил.

— Как!

— Но ведь это правда. Он спросил, я ответил.

— А что потом с этими деньгами делаем, говорил ему?

— И ты туда же! — удивился Урж. — Князь тоже самое спросил. Ну, куда идут семейные деньги? Не хвесты же на них закатывают! Еда, одежда, починка дома, все для семьи стараемся.

— Так, — сказал воевода.

— Ага, — сказал священник.

— Ну, спасибо, что предупредил, — заметил воевода. — Всего вам доброго, друзья мои.

Но убежать из города он не успел. Ярослав, занятый охраной собственной персоны, управился тем не менее отдать приказ, и когда воевода, влекомый любовью к сбережениям, честным трудом нажитым, все-таки появился у себя дома, чтобы эти сбережения забрать с собой, его схватили. Священника тоже было схватили, но он открыл подвал церкви и представил доказательства, что все золото, изъятое у караванщиков, находится в сохранности и будет передано князю по первому же требованию.