«Но ведь о них, насколько мне известно, заботится ваша тетя...» — замечает мой шеф, давая своей фразой понять, что, по существу, с обдумыванием он уже успешно справился сам, опираясь при этом на проверенную информацию.
«Да, но тем не менее они должны жить со мной».
«Это действительно проблема, — признает шеф. — Но, мне кажется, не стоит это дело чрезмерно драматизировать. Наиболее правильно было бы на первое время оставить все так, как было до сих пор. Я похлопочу, чтобы за вами сохранили вашу нынешнюю квартиру, чтобы ею могли пользоваться ваши тетя и дети, а вы, пока будет найдено радикальное решение, сможете жить и со мной и с ними».
«А как вы считаете, долго может длиться эта двойственная ситуация?» — рискнула я спросить.
«Боюсь, что нет, — засмеялся он. — Я человек привычек, но в конце концов проявляю уступчивость. И вообще, если "мы решим основной вопрос, вопрос брака, я уверен, что мы найдем приемлемое решение и всех прочих вопросов».
Маргарита смотрит в мою сторону и говорит:
— Уступчивый человек, не правда ли?
— Если бы он был уступчивым, едва ли он стал бы разводиться с первой женой.
— Нет. Дело не в этом. Насколько я знаю, его первая жена была красавица с несносным характером.
— Возможно. А чем он еще отличается, кроме уступчивости?
— Я же тебе говорила: хорошо сохранился, серьезный, с отличным служебным положением. К этому можно добавить: воспитан, трудолюбив, я бы сказала, человек, для которого ничего, кроме работы, не существует.
— И как зовут это совершенство?
— Раев.
— Мир тесен! — вздыхаю я. — Не говоря уже о Софии...
— Ты с ним знаком?
— Не лично, только слышал про него. Шутки шутками, но он действительно серьезный человек. Поздравляю!
— Мне думается, что ты слишком торопишься со своими поздравлениями, — тихо говорит Маргарита. -Словом, я вовсе не собираюсь выходить за него замуж. Решила и в этот раз махнуть рукой на «хорошее».
— Почему?
— Да по двум причинам. Во-первых, ничего хорошего я в нем не нахожу.
— Тебе и в самом деле трудно угодить.
— Не такая уж я трудная. Но в данном случае нетрудно предвидеть, чем все это кончится. Серьезный человек, он до того углубился в работу, что не заметил, как прошли годы. А теперь наконец опомнился и возжаждал женщину. Эта жажда, почти болезненная у людей его возраста, сочетается со страхом перед невоз-вратимостью. Но, как водится, жажда быстро утолится, пройдет, и, придя домой после работы, он будет читать газеты в моем присутствии, или вносить свою лепту в общее молчание, или проверять хозяйственные расходы, или спрашивать меня с мрачной подозрительностью, чем я занималась в течение получаса между посещением парикмахерской и прибытием домой.
— Нет, тебе и в самом деле трудно угодить, — повторяю я. — По всей видимости, твой избранник будет какой-то невозможный человек.
— Вот именно, — кивает Маргарита. — Невозможный человек. Совершенно невозможный. Вроде тебя. -И добавляет: — Нам пора.
Ненавистное сверло продолжает вгрызаться в мою голову. Замрет и снова вгрызается еще глубже в мою несчастную голову. Дотягиваюсь спросонок до телефонной трубки, но слышу лишь длинные гудки. Только после этого соображаю, что звонок идет от двери.
— Что?.. Что там опять?.. — сонно спрашивает лежащая рядом Маргарита.
— Все в порядке, дорогая. Спи спокойно.
— Спокойно?.. С тобой уснешь... — бормочет женщина и переворачивается на другой бок.
Звонок продолжает настаивать на своем, и я быстро натягиваю брюки. Направляясь к двери, бросаю взгляд на часы: семь. Семь утра в воскресенье. Не иначе кто-нибудь из оперативной группы по спешному делу.
Оказывается, это Боян.
— Я же тебя предупреждал, чтобы ты сюда не приходил, — сухо упрекаю парня, давая ему пройти.
— Что делать, так получилось. По пути сюда я был достаточно осторожен, — заверяет взволнованный юноша.
— Тихонько! — шепчу я, когда мы проходим мимо спальни, где лежит женщина, которая чуть было не стала тещей моему гостю.
Наконец мы в кухне, где необязательно говорить шепотом, и Боян патетически восклицает:
— Все пропало! — И валится на стул.
— Хорошо, — говорю я, хотя, вполне очевидно, хорошего мало. — Успокойся и расскажи толком, что случилось.
— Все пропало! — повторяет парень.
— Возможно. Но если даже все пропало, какая-то надежда все-таки есть. — Но, так как он молчит, я добавляю: — А я уже собрался было поздравить тебя с вступлением в брак.
— И с браком теперь покончено, — мрачно сообщает гость.
— С браками так быстро не кончают, — скептически вставляю я. — Теперь давай рассказывай о другом.
— А, и то и другое полетело к чертовой бабушке по той же причине.
— А именно?
— Вчера, как обычно, мы встретились с Анной... И по случаю субботы, как обычно, я решил заночевать у нее -надо же было выполнять задачу. Выходим мы из «Болгарии», и Анна выкидывает очередной фортель:
«Сейчас мы заглянем в «Софию», к моей шайке. Вечером мы едем в Боровец и вернемся только в понедельник утром. Каково?»
«Чудесно, — говорю, — слов нед, но сегодня я не могу, потому что в понедельник у меня экзамен и завтра я весь день должен буду читать».
«Глупости, — взбеленилась Анна. — Раз ты до сих пор не подготовился, то завтрашний день тебя не спасет. Не валяй дурака и не вздумай испортить мне праздник».
«Очень жаль, но я не могу, — говорю. — Если я завтра не сумею поднаверстать, значит, хана».
«Ну и пусть! Мир от этого не перевернется».
«У меня отнимут стипендию».
«Значит, стипендия для тебя важнее всего? — еще больше завелась она. — Важнее нашей дружбы, важнее меня?»
«Вот еще, — говорю. — Сейчас начнем сравнивать хлеб с любовью!»
«Нет, ты просто ищешь предлог! — кричит она. — Небось договорился с той толстухой!»
«Перестань молоть вздор, — говорю. — Будь немножко умнее. Если тебе так захотелось в Боровец, поезжай без меня. А если предпочитаешь вдвоем, подожди, пока я сдам экзамен».
«Куда и как мы поедем вдвоем? — не перестает злиться эта сумасбродка. — В какую-нибудь пастушью хижину? Да еще в переполненном автобусе? Ребята нашли машины, подготовили виллу, и все это ради меня, а теперь, извольте радоваться, я должна в последний момент отказаться из-за того, что ему какая-то блажь пришла в голову!»