…Ощущение он испытал удивительное.

Он словно заново родился.

В один миг Игнациус вспомнил, что произошло и, не в силах побороть себя, оглянулся, отыскивая опасность.

Слава Богу, никого из неведомых врагов рядом не оказалось!

Правда, так же не оказалось рядом ни леса, ни поляны, на которой враги его коварно подловили, но это было только удивительно, но уж никак не опасно.

Он стоял перед осклизлым камнем, а под ногами, сквозь текущую воду, темнели черепки разбитого кувшина. Вместо леса он оказался в реке.

Невидимые струи толкали горловину, и она колыхалась в такт с бегущими по поверхности волнами. Над песчаным дном скользили мелкие рыбешки. Страх, что сжимал внутренности ледяной рукой, отпустил. Игнациус вздохнул раз, другой, еще раз… Разогнав рыбью мелочь, носком сапога поддел не разбившееся горлышко и засмеялся…

- Варвары… - сквозь смех выдохнул маг. - Лентяи…

Он представил, что было бы, если б его враги, кто бы они ни были, все же поставили кувшин в какое-нибудь укромное место, и улыбка сползла с губ. Помнил он случаи, когда вот так вот неосторожные, или на время забывшие об осторожности, пропадали на века и появлялись в мире только по воле случая. А сколько их таких и посейчас лежат по укромным местам? Он тряхнул головой.

Пора было что-нибудь предпринять, чтоб не уподобляться пропавшим безвести. От стояния посреди реки никакого прибытка не было, и быть не могло.

Хлюпая сапогами, он выбрался на берег. Радость, коснувшаяся его в реке не оставила его и здесь. Он поймал себя на том, что глупо улыбается и остановился.

- А что это я радуюсь? - спросил он сам себя. За эти несколько мгновений новой жизни вопросов к самому себе у него накопилось множество. Во-первых, сколько длилось его приключение? День-два или год-другой? Не менее интересно было бы узнать, где это он оказался. Он, нарочито хмурясь, оглянулся.

Вопросы дорогого стоили, но все-таки улыбка пробралась сквозь стиснутые зубы и скользнула по губам. Что-то внутри него точно знало, что в этот раз ему повезло. Тогда было лето и сейчас тоже. Тогда вокруг стояли березки с елками, да и сейчас те же деревья лезли на глаза. Не может быть, чтоб так все совпало. Скорее все-таки день-другой, чем год-другой…

Стоять словно пресловутая Лотова жена времени не было. Жизнь торопила. Время вместе с водой текло мимо, чтоб никогда не вернуться.

Игнациус погрозил реке пальцем, чтоб впредь не баловала, и пошел к берегу, внимательно глядя по сторонам. Чужое колдовство, выключившее его из жизни, кончилось, но это не означало, что оно исчезло.

…Что твориться в голове Белояна Хайкин не знал, а ведь что-то там определенно творилось.

Они сидели на верхушке Лысой горы и чего-то ждали. То есть то, что они ждали, со стороны увидеть не мог никто, а даже если б и увидел кто - не удивился бы обычному зрелищу. Со стороны видно было, что сидят там друг напротив друга степенный мужичок и отчего-то, от какой-то непонятной прихоти, наряженный в человеческую одежду медведь и беседуют меж собой не спеша, подхватывая время от времени из решета, что стояло рядом с кадкой, красно-желтые яблочки.

Разговор шел пустяковый, чуть ли не о ценах на сено и ничего в душе собеседников не трогал. Оба ждали.

- Я вот все про этого думаю… - сказал, наконец, Хайкин. - Про того молодца, которого ты в дым развеял и в кувшин укупорил.

Белоян смолчал.

- Понятно, что гад… - продолжил журавлевец.

- Это хорошо, что понятно… - не отрывая взгляда от перстня на заросшей шерстью лапе.

Киевлянин явно не хотел говорить. И не потому, что нечего было ему сказать - не зря же он все это затеял?

"Впрямую он не скажет", - подумал Хайкин. - " Крутит он что-то. Обиняками его что ли разговорить?" и сказал:

- Ну…

- Что "ну"?

- Честно ли это - он один, а нас двое…

Белоян ответил неожиданно резко, даже на лапу смотреть перестал.

- Честью бы пришел - ничего бы с ним не случилось, а он как вор. Да почему "как"? Как раз как вор и пришел.

Хайкин, соглашаясь, закивал.

- То-то я смотрю, он все тихонько и незаметно… Ужом проползти хочет.

Белоян оскаблился. Как не странно было видеть на медвежьей морде человеческую улыбку, а получилось у него.

- Это не уж. Это самая настоящая гадюка… - поправил он товарища. - У него зубов ядовитых полный рот…

Хайкин покачал головой недоверчиво.

- А на что он тогда надеется? Сам ведь к нам пришел… Должен же был знать ведь, что случиться. Дурень, или сильно смелый?

- Смелый, - согласился волхв. - Да и нужда у него… А она и труса в шею толкает.

- А какой прок от такой смелости? - не согласился Хайкин. - Пустое это…

Белоян мельком глянул на перстень.

- Ничего не "пустое". Знаешь, о чем змея думает, когда у мужика под вилами вертится?

Хайкин пожал плечами.

- А я тебе скажу… Она думает, что маленькая, верткая и незаметная…

Журавлевский волхв хмыкнул.

- А знаешь, что мужик в этом случае думает, тот, что с вилами? - продолжил Белоян.

- "Я таких хитрых змей на своем веку столько передавил…"?

- Верно.

Белоян посмотрел на него серьезно.

- Мы с тобой против него, что ветер против свечи… Это ты прав. И не говори, что нечестно вдвоем против одного. Я его сюда не звал. Ты его не звал. Зачем пришел? Без него на Руси просторней было.

Хайкин не сдержался - задал прямой вопрос.

- А зачем тогда ты его в реку выпустил? Надо было в землю закопать и место забыть…

Белоян согласно качнул головой.

- Придет время - так и сделаем. Нет в нем силы… А пока рано…

Хайкин чуть-чуть наклонил голову.

- Рано? А чего ждать-то?

- Случая… Времени… -туманно ответил Киевский волхв.

Он снова посмотрел на перстень, а тот, словно этого слова и ждал - вспыхнул синей звездой.

- Вот и дождались! - выдохнул Белоян, разом сбросив маску ожидания. - Сейчас начнется самое интересное…

Он отбросил решето, и на радость ежам, яблоки покатились вниз по склону. Двумя движениями он придвинул к себе кадку и дал знак товарищу, чтоб стал рядом. Движение руки и вода застыла, стала прозрачной, словно хрусталь и через мгновение сквозь нее Хайкин увидел незнакомое лицо. Ему незнакомое, а Белоян, похоже, хорошо знал незнакомца. Волхв сказал всего два слова, и Хайкин тоже понял, на кого смотрит.