— Ну, просто так. Из интереса.

"При чем здесь желание или интерес? Главное польза. Рождаться вновь и вновь охотником — значит, иметь возможность постоянно набираться опыта, чтобы стать мудрее и сильнее. В ином — лишь вред".

— Какой же может быть вред? Вот только представь себе: ты пришла бы в мир каким-нибудь маленьким зверком…

"Добычей".

— Ну, пусть добычей. Ты бы узнала все ее повадки, секреты. И тебе было бы легче охотиться.

"Да? — во взгляде волчицы была усмешка. — И как бы, интересно, я охотилась, предполагая возможность того, что на обед у меня может оказаться какая-нибудь моя пра-правнучка? Ну уж нет, хищники-то мы, конечно, хищники, но убивать своих родственников способны лишь дети огня…" — она умолкла, испуганно взглянула на подругу, боясь, что та могла принять произнесенные в запале слова на свой счет и расстроиться. Но девочка, казалось, пока еще не нашла возможной связи и, чтобы этого никогда не случилось, волчица поспешно перевела разговор на другую тему. — Ты начала рассказывать мне историю", — напомнила она.

— Да, — Мати хотелось поподробнее расспросить подругу о жизни и смерти снежных охотников, однако решила, что это можно будет сделать и потом, а пока… пока лучше вернуться к истории, конец которой ей было самой интересно узнать. — Так вот, люди потеряли свою смерть, однако бессмертье оказалось им не в радость, ведь они не были богами, а, значит, время их продолжало старить. Остались и болезни, и раны, и… Да, и еще у них не рождались дети.

"Твои предки жили, но их племя вымирало, — понимающе кивнула Шуллат. — Так они решили найти себе новую смерть?"

— Что-то вроде того.

"И где же они ее искали?"

— Ты бы уже давно узнала обо всем, если бы не перебивала меня после каждого слова! — не выдержав, вскрикнула девочка.

"Не злись! Я делаю это не из вредности, а потому что мне легче воспринимать краткие ответы на вопросы, чем длинный рассказ. Все-таки я зверь, а не человек".

— Ладно, — было бы глупо с этим спорить и поэтому Мати не оставалось ничего другого, как согласиться. — О чем ты спрашивала?

"Ты говорила — твои предки потеряли свою смерть. Мне сложно понять, как такое возможно, впрочем, дети огня и охотники настолько отличаются друг от друга, что чему удивляться? — волчица потянулась, широко зевнула. — Где они стали ее искать?"

— Во сне… Шуши, ты слышала когда-нибудь о Лале?

"Нет, — безмятежно ответила та. Произнесенное имя было ей совершенно незнакомо. — Кто он такой?"

— Бог сна, как и Матушка Метель… Нет, — поспешала она себя исправить, — конечно, нет. Госпожа Айя — великая богиня, а Лаль — маленький, незначительный божок, его и господином-то не называют.

"Сон… — волчица зевнула. Ее подернувшиеся дымкой глаза были готовы сомкнуться. — Я так устала!" — обратив на подругу взгляд несчастных-пренесчастных рыжих глаз, пожаловалась она.

— Тогда спи. Я не буду тебе мешать, — Мати погладила Шуллат по рыжей голове.

"Ты будешь рядом?"

— Конечно, — девочка тяжело вздохнула. — Где мне еще быть? Все считают меня виновницей случившегося…

"Это не так. Ты знаешь."

— Да. Но кто станет меня слушать?

"Поговори с Шамашем."

— Он устал, Шуши. Яд снежной змеи смертелен…

"Это так".

— И ему пришлось отдать все свои силы, чтобы сохранить отцу жизнь.

"Не только".

— Что?

"Не только хозяину каравана. Мой брат тоже нуждался в Его помощи. Сам бы он не справился с ядом Несущей смерть."

— Несущая смерть… — повторила девочка, словно пробуя это мрачное сочетание слов на вкус. Оно показалось ей соленым и теплым, словно кровь. По спине прошли мурашки.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы справиться с вдруг накатившей на нее волной страха, когда же, наконец, ужас сменился в ее глазах робким любопытством, Шуллат, упреждая неминуемый вопрос, приподняла голову, провела горячим шершавым языком по щеке подруги:

"Давай не будем говорить о них. Не сейчас", — попросила она.

— Ладно, — заглянув в рыжие глаза волчицы, маленькая караванщица кивнула. Ей самой не хотелось продолжать этот разговор, боясь, что он приведет их к тяжелым мыслям, боли и обиде. Мати коснулась лба Шуши, провела ладонью, приглаживая короткую рыжую шерсть. — Спи.

"А ты? Ты тоже станешь спать?"

— Н-не-ет, — протянула девочка, в голосе которой слышалось сомнение. Может быть, для нее это было бы сейчас лучше всего — заснуть, забыть обо всех сомнениях и страхах… А когда она проснется, все уже окажется позади, судьба прояснится, словно небо над головой…

Она чувствовала себя такой усталой. Ее глаза уже начали закрываться, но тут взгляд упал на лежавшую на коленях рукопись. "Нет, — решительно мотнув головой, прогоняя сон, подумала Мати. — Сперва я хочу прочитать эту историю, — она и сама не понимала, почему, но ей казалось очень важным сделать это именно сейчас. И дело было не только в том, что девочке хотелось поскорее узнать, чем все закончилось. — Интересно, а кто посылает сны мне? — этот вопрос приходил к ней вновь и вновь. — Матушка Метель? Она моя покровительница и… Хотя, нет, — остановила она сама себя, — Ее сны вечны, совершенны. А я ведь еще вижу и уйму снов, таких глупых, что их просто не могла придумать столь великая богиня. Интересно…"

"Как знаешь", — прерывая ее размышления, в голове раздался сонный, протяжный голос волчицы.

Шуллат закрутилась, устраиваясь поудобнее. Привалившись к девочке жарким боком, она зевнула и, наконец, задремала. И вот уже ее сопение, бормотание заполнили собой все серое чрево повозки.

Сон был так сладок! Чувство покоя, охватившее рыжую охотницу, передалось и девочке, окутывая ее, будто толстым слоем меховых одеял. Тепло медленно потекло по телу. Глаза стали слипаться…

Мати и сама не заметила, как заснула. Рукопись выскользнула у нее из рук, свернулась в трубочку и, скатившись с края одеяла, затерялась где-то в темном углу повозки.

Ей снилось, что она попала в сказочный зеленый сад.

Она стояла посреди разноцветного озера цветов, вдыхая их сказочный аромат.

Девочка присела на корточки, стремясь получше их рассмотреть. Никогда прежде она не видела ничего более прекрасного, даже в том мире, в который приводил караван Шамаш на ее день рождения. Цветки тянули свои нежные шелковые головки к ее рукам, стремясь к ласке и теплу человеческих рук так, словно они — лучи жаркого солнца. Лепестки подрагивали, перебирая вздохи, словно струны, полня воздух тихим звоном — чудесной, нежной мелодией, которая успокаивала душу и сердце, освобождая разум от сомнений и страхом, стирая память о плохом, оставляя лишь светлые радостные воспоминания и мечты.

Налюбовавшись цветами, Мати поднялась, спеша оглядеться. Вокруг нее стояли высокие деревья, покрытые большими белыми цветами, словно в снежном пуху. Рядом с ними, словно хрупкие дети под защитой сильных взрослых, пристроились кусты, покрытые розовато-алым цветом — отблесками отгоревшей зари.

По высокому нежно-лазурному небу плыли задумчивые облака, принимая причудливые формы то огромных цветов, то птиц, то высоких храмов. А солнце… Оно было не только теплым, но и таким ярким, что его свет слепил глаза, заставляя жмуриться и отворачивать голову.

— Здравствуй, — донесся до нее веселый, звонкий голос.

Несколько мгновений девочка продолжала стоять, запрокинув голову, с открытым ртом следя за чудесным превращением облаков, не слыша, не понимая, что звуки сложились в слово в действительности, а не в ее воображении.

— Привет, — лишь когда невидимый хозяин сада, смеясь, заговорил с ней вновь, она, наконец, очнулась, поспешно посмотрела по сторонам.

В первый миг, никого не увидев, девочка решила, что это цветы приветствуют гостью. Но вот, обернувшись, она увидела невысокого паренька, немногим старше ее, со смеющимися зелеными глазами и вьющимися золотистыми волосами. Он чем-то походил на горожанина, однако был одет на манер караванщика в широкие зеленые штаны и такую же рубаху с удивительно длинными рукавами, которые закрывали не только ладони, но даже пальцы до самых их кончиков. На голове — венок из ярких алых цветов, босые ноги испачканы соком трав.