Оставив всякие попытки заснуть, она села, огляделась вокруг. И тут девочка вспомнила о рукописи, взятой ею из командной повозки. Она не решилась оставить ее в караване, убегая из него. Еще бы, один проступок — это еще куда ни шло, но два да еще и одновременно… Вот бы ей досталось так досталось!

Она втянула пальцы в рукав, в котором прятала свиток. И холодная иголка пронзила сердце, мурашки ледяной волной пробежали по спине — Мати не нашла рукописи!

Стуча зубами она с нервной поспешностью стащила с себя шубу и принялась дрожащими от страха пальцами обшаривать ее всю вдоль и поперек, в надежде, что пропажа просто куда-то завалилась, но не потерялась, нет!

Свитка не было!

Отбросив шубу в сторону, Мати начала перетрясать одеяла, рванула на себя то, на котором лежала Шуши. Но ее рыжая подруга была слишком тяжелой, чтобы девочка смогла ее хотя бы приподнять. Однако маленькая караванщица не унималась, продолжая тянуть мех на себя, поднатужилась что было силы…

"Отстань!" — огрызнулась на нее волчица. Надув щеки, она, зло глядя на девочку холодными нервно поблескивавшими глазами, зарычала.

— Я потеряла, потеряла! — слезы застилали глаза, толи рыдание, толи стон срывались с губ.

"Успокойся, — Шуши не могла видеть ее слез. Вся злость пропала. На ее место в глазах, сердце волчицы пришло сочувствие. — Объясни, что с тобой, что ты потеряла"?

— Свиток! — сквозь слезы выдавила из себя девочки.

"Нашла о чем беспокоиться! — фыркнула Шуллат. — Подумаешь: какая-то бумажка!"

— Эта не бумажка! Это… Это…! Я ведь говорила тебе! Потерять ее — то же самое, что отнять у всех будущих поколений память о чем-то очень важном, без чего, может быть, они и жить-то не смогут!

"Ладно, — тяжело вздохнув, смирившись с тем, что ей не дадут поспать, волчица поднялась. — Я найду".

— Как! — в ее голосе была тяжелая безнадежность, однако в глазах уже начали пробуждаться, разгораясь, огоньки надежды.

Шуллат фыркнула в ответ. Уже через миг она повела носом, а затем закружила по повозке.

— Ты считаешь, я обронила свиток где-то здесь? — с удивлением глядя на подругу, спросила девочка.

"А где еще? Или ты думаешь, что я позволила бы тебе оставить в пустыне вещь, которая хранила бы наш запах, а, следовательно, след?" — в ее глазах искрились веселые огоньки. Но уже через миг они исчезли, сменившись интересом. Волчица, что-то учуяв, стала раскапывать одеяла, словно стремясь пробиться к самому дну повозки.

— Вот он, вот! — радостно вскрикнула Мати, выхватывая из-под когтистой лапы свиток. На миг она развернула рукопись, спеша убедиться, что это та самая, потерянная, а не какая-то другая, давно позабытая и совсем не нужная. Имя Лаля сразу бросилось ей в глаза и девочка облегченно вздохнула.

Опасливо взглянув на полог повозки, спеша убедиться, что никто не подглядывал за ней, Мати поспешила спрятать свиток в рукав, для надежности прикрепив его к руке ленточкой-браслетом.

Затем девочка повернулась к волчице: — Спасибо, спасибо тебе! — она обхватила подругу за лохматую шею, прижалась к ней.

"Только не плачь больше, — Шуллат обнюхала голову подруги, ткнулась носом в макушку. — Не люблю, когда ты плачешь…"

— Хорошо, я не буду, — сжав напоследок Шуши в крепких объятьях, Мати отстранилась от нее, замерла, с улыбкой смотря на подругу.

"Что?" — поймав ее взгляд, волчица наклонила голову. В ее глазах проснулся интерес.

— Ты у меня такая замечательная! Ты лучше всех!

Шуллат растянула пасть в улыбке, довольная похвалой.

Она придвинулась поближе к маленькой хозяйке, вытянула вперед шею, подставляя голову: "Чеши".

Девочка погладила ее по жесткой шерсти на мордочке, потрепала шею, затем стала начесывать ямочку на лбу, в то время как волчица замерла, блаженствуя.

— Тихо что-то, — спустя какое-то время, оглядев начавшую казаться такой тесной и пустой повозку, проговорила Мати. — И отец почему-то не идет. А ведь ему давно пора было вернуться… — ей даже стало казаться, что все просто забыли о них. Эта мысль заставила ее обиженно поджать губы — как они могли поступить с ней так! Она ведь не пустое место!

Волчица сразу же ощутила перемену в настроении подруги, подняла на нее свои рыжие, теплые глаза, полные понимания и сочувствия.

А затем вдруг, будто почуяв что-то недоброе, Шуллат подтянула лапы к груди, собралась, словно готовясь к прыжку. Ее мышцы напряглись, глаза настороженно оглядывали все вокруг. Еще мгновение и волчица вскочила, метнулась к пологу.

— Ты куда? — девочка, которой меньше всего в этот миг хотелось оставаться одной, пыталась удержать ее. — Ты ведь хотела спать. Спи. Я обещаю, что не буду мешать.

"Не сейчас… — она мотнула головой, сбрасывая руку подруги. — Сперва я должна узнать…"

— Что? Что-то случилось? — она тоже двинулась в сторону полога, собираясь осторожно выглянуть наружу, оглядеться, спеша убедиться, что с караваном все в порядке, что взрослые просто обиделись на нее за побег и, решив наказать, оставили наедине со своими мыслями и чувством вины.

Но Шуллат остановила ее, зло рыкнув:

"Будь здесь. Я все проверю и вернусь!"

Волчица выскользнула из повозки. Мати же села, обхватив колени руками, и замерла, собираясь ждать. Вот только… Ей всегда не хватало терпения. И еще это навязчивое, упрямое любопытство… Как тут усидишь на месте?

"Ничего ведь плохого не произойдет, если я посмотрю…" — она встала на четвереньки, осторожно приблизилась к краю повозки, несмело чуть-чуть отодвинула полог, и приблизила лицо к образовавшейся щели с таким видом, словно ожидала увидеть в нее разверзнувшиеся небеса, танец демонов или еще какой невероятный ужас, подобный тому, что творилось, бушевало в ее душе.

На первый взгляд не происходило ничего необычного. Под куполом шатра было тихо и спокойно. Безмятежным ровным огнем горели костры с огненной водой. Выпряженные олени в полном безразличии жевали колючки. И все же, было во всем этом что-то необычное, странное…

Мати и сама не заметила, как оказалась снаружи повозки. Несколько мгновений она робко переступала с ноги на ногу, опасливо оглядываясь вокруг.

Рядом не было видно ни одной живой души. Мати уже начала подумывать: а что если отец, разозленный ее поведением, тем, что она сбежала, да еще при этом нарушила данное слово, собрал сход, чтобы осудить ее? Но если так, какое же наказание для нее придумают? Ее ведь и из каравана выгнать могут.

Она нервно дернула плечами, почувствовав прикосновение к ним страшного холода пустыни. Конечно, она не боялась мороза, верила, что сможет выжить в снегах, но сейчас ей не хотелось уходить!

"Ну пожалуйста! — на глаза уже набежали слезы. Мысленно она оправдывалась перед своими спутниками, упрашивала их простить, наказать как-то иначе, но позволить остаться в караване. Девочка уже была готова заплакать, когда у нее перед глазами предстал образ Шамаша: — Он не даст меня в обиду! Он все поймет, он всегда понимает!" — ей нужно было увидеть мага, поговорить с ним, чтобы он выслушал ее страхи, успокоил.

"Я же велела тебе сидеть в повозке!" — из-за спины раздался злой рык волчицы.

— Но мне хотелось…

"А ну быстро назад!" — Шуллат обошла девочку, остановилась перед ней, преграждая дорогу, а затем стала медленно наступать, выставив вперед голову и поглядывая недобрым глазом, вынуждая подругу подчиниться и вернуться.

Но Мати этого совсем не хотелось, а упрямства в ней было ничуть не меньше, у волчицы.

— Отстань!

"Я что сказала!"

— Ты мне не мать, чтобы приказывать!

"Как знаешь, — Шуллат надоело спорить с девочкой. Она решила — в конце концов, у той есть и собственная голова на плечах и она должна понимать, как следует поступать, а чего делать не нужно. Его глаза сощурились: — Но только не пожалей потом", — и, повернувшись, она, осторожно, прячась под повозками и петляя, словно не желая никому попадаться на глаза, двинулась в сторону повозки Шамаша.

Шуллат меньше всего хотела бы попасться сейчас на глаза богу солнца. Она чувствовала себя виноватой, понимала, что заслуживает наказания. Но волчица должна была найти брата, зная, что сможет успокоиться лишь убедившись, что с Ханишем все в порядке.