Говорящий от имени Мертвых, Жизнь Хьюмана, 1:1-5.

Майро решил покинуть Луситанию. Взять космический корабль Говорящего и отправиться в Трондейм. Возможно, ему удастся убедить Сто Миров не начинать войну против Луситании. В худшем случае, он сможет стать мучеником, заставить волноваться людские сердца, чтобы они всегда помнили о гуманизме и отстаивали его. Чтобы не случилось с ним, это будет лучше, чем оставаться здесь.

В первые дни после трагического перелезания через изгородь, он быстро шел на поправку. Он восстановил частичный контроль и ощущения рук и ног.

Достаточные для шаркающих шагов старика. Достаточные для того, чтобы переставлять ноги и руки. Достаточные, чтобы положить конец помощи матери в туалете и в обмывании тела. Затем процесс выздоровления замедлился и совсем остановился.

– Теперь, – сказал Найвио, – мы достигли уровня необратимых последствий. Они необратимы. Тебе очень повезло, Майро, ты можешь ходить и разговаривать, ты остался целым человеком. Ты не более ограничен, чем здоровый столетний старец. Я бы очень хотел сказать тебе, что ты восстановишь свое здоровье до того уровня, когда ты перелезал через изгородь. Что ты в состоянии выздороветь и вновь обрести подвижность двадцатидвухлетнего юноши. Но я рад, что мне не придется говорить тебе, что ты навсегда останешься прикованным к постели, беспомощным и неспособным ни к чему, кроме слушания музыки и сожаления о загубленной жизни.

«Да, я благодарен», – думал Майро. – «Я благодарен, что подобен столетнему старцу. Что мои пальцы не свились в бесполезный клубок, что я могу слышать слабое звучание собственного голоса и заикание речи. Я благодарен судьбе, и могу рассчитывать еще лет на восемьдесят следующего столетия.»

Когда стало ясно, что за ним не нужен постоянный уход, семья вернулась к собственным делам и проблемам. Эти дни были слишком наполнены всякими событиями, чтобы усидеть дома с покалеченным ребенком, братом, сыном, другом. Он понимал это. Он не хотел, чтобы они оставались с ним дома. Он тоже хотел быть рядом с ними. Его работа осталась незаконченной.

Теперь рухнули все барьеры, пришел конец всем бессмысленным ограничениям.

Теперь он мог беспрепятственно спрашивать свиноподобных о том, о чем долгие годы только мечтал.

Сначала он пытался работать через Аунду. Она приходила к нему каждое утро и вечер и составляла отчеты о проделанной работе на терминале в гостиной дома Рибейра. Он прочитывал ее отчеты, задавал вопросы, слушал ее рассказы. Она очень серьезно запоминала все его вопросы, которые он хотел задать свиноподобным. Но спустя несколько дней, он заметил, что, конечно, она имела ответы на вопросы Майро, но это были непоследовательные ответы, не имеющие характера научного исследования. Все ее внимание было занято собственной работой. И Майро перестал давать ей задания. Он притворялся, что больше заинтересован в ее исследованиях, что ее работа более важна.

Правда крылась в другом. Он не мог больше видеть ее. Он стал ненавидеть их встречи. Для него признание ее своей сестрой было болезненным и ужасным. Но он знал, что это только его мнение. Он мог отречься от людских законов, презреть все табу и жить с ней в лесах, среди свиноподобных. Однако, Аунда была верующей и зависимой от общественного мнения. Она погрустила, узнав, что Майро стал ее братом, но она сразу же стала отделяться от него, начала сознательно забывать его поцелуи и прикосновения, его ласки, его шутки, его клятвы и обещания.

Лучше, если и он забудет ее тоже. Но он не мог. Каждый раз, когда они встречались, его ранила ее доброта и терпеливость, ее забота, которой она старалась окружить его. Он был ее братом, братом-калекой, и она должна быть добра к нему. Но любовь прошла.

Не желая того, он сравнивал Аунду со своей матерью, которая любила своего любовника, не взирая на любые препятствия. Но тот, кого так любила мать, был полноценным человеком, а не беспомощным каркасом.

Майро оставался дома и изучал отчеты других. Это было пыткой, сознавать, что он никогда не сможет присоединиться к ним, но все же это было лучше безделья, бесполезного слушания музыки и разглядывания увеселительных картинок. Он смог печатать, медленно, поддерживая правую руку левой и нажимая указательным пальцем букву за буквой. Его скорость была смехотворно мала для набивания информации или составления отчетов, но он мог общаться с компьютером и вызывать информацию из чужих файлов. Таким образом, он мог быть в курсе проводимой работы и не терять связи с реальностью с того момента, как калитка стала для всех открытой.

Аунда работала вместе со свиноподобными над лексиконом языков мужей и жен, разрабатывала систему произношения и транскрипций, чтобы они могли записать основы своих языков. Ей помогал Квим, но Майро знал, что он преследовал собственные цели: он намеревался стать миссионером в других родах свиноподобных, обращая их к Господу до того, как они увидят «Королеву Пчел и Гегемона»; он намеревался перевести хотя бы часть святого писания и Библии и говорить со свиноподобными на их языке. Вся эта работа с языками свиноподобных и их культурой была очень хорошей и важной, она закладывала основы на будущее, готовила к контактам с другими родами. Но Майро знал, что с ней легко могли справиться ученики дона Кристиана, которые рискнули показаться в своих монашеских рясах и задавали много вопросов о свиноподобных, а также отвечали на все вопросы, заданные им, терпеливо и подробно. Аунда позволила себе хоть немного многословия, надеялся Майро.

Настоящую работу, как заметил Майро, проводил со свиноподобными Эндер с ведущими техниками из службы Боскуинхи. Они вели трубопровод от реки к поляне материнского дерева для того, чтобы подвести воду. Они провели электричество и обучали братьев, как пользоваться терминалом компьютера.

Между этим они обучали их примитивным приемам ведения сельского хозяйства и животноводства. Они знакомили их со способами приручения кабр и использованию их для вспашки земли. Это были беспорядочные, разные по уровням технологии и знания, которые сразу обрушились на свиноподобных. Но Эндер обсуждал эту тему с Майро и объяснил ему свой замысел, чтобы свиноподобные увидели реальные, пусть даже драматические, но немедленные результаты их соглашения. Бегущая вода, компьютерная связь, открывающая дверь в любую библиотеку мира, электрический свет в ночи. Но все это оставалось еще магией и чудом, зависящим от человека. В то же время, Эндер пытался сохранить их самостоятельность, изобретательность и индивидуальность. Блеск электрических огней мог породить множество мифов, передающихся от рода к роду, но они будут не сильнее слухов долгие, долгие годы. Деревянный плуг, коса, борона, семена амаранта – вот то, что давало реальные сдвиги, позволяло свиноподобным десятикратно увеличить население, где бы они не оказались. Все это могло передаваться с места на место с баулом семян, сшитым из кожи кабры и навыками работы, хранимыми в памяти.