– Как? Как она может существовать? Откуда она знает меня. Почему она выбрала меня?

– Спроси ее сам. – Эндер дотронулся до камушка в ухе. – А сейчас один совет. Однажды она поверит, довериться тебе. Держи ее в курсе всего. Не делай от нее секретов. Однажды ее любимый отключил ее. Всего на час, но это не прошло бесследно, навсегда пролегло черной тенью между ними. Они снова стали друзьями. Хорошими, добрыми друзьями, они всегда останутся ими, пока он не умрет. Но всю оставшуюся жизнь он будет жалеть о своем глупом поступке.

Глаза Эндера блеснули слезой, и Майро понял, что где бы не обитало это компьютерное создание, оно стало частью этого человека. И он передает свой дар Майро, как отец старшему сыну, передает святое право знать своего лучшего друга.

Эндер вышел, не сказав больше ни слова. Майро повернулся к терминалу.

Там оказалась голограмма женщины. Маленькое создание сидело на стуле, уставившись в экран. Она не была красивой, в то же время не была безобразной. В ее лице чувствовался характер. Глаза светились одухотворением. Это были невинные глаза печального ребенка. Ее рот был настолько мал, что было непонятно, собирается она рассмеяться или заплакать. Она была закутана в вуаль. Одежда казалась чем-то иллюзорным, но это не придавало пикантности, а, наоборот, подчеркивало невинность, девственность и хрупкость почти невесомого существа, сидевшего, сложив руки на коленях и по-детски обхватив ножки стула ногами. Она вполне могла сидеть в детской песочнице, а могла и на краю кровати любовника.

– Да, – тихо произнес Майро.

– Привет, – сказала она, – я просила его представить нас друг другу.

Она была спокойна и собрана, а вот Майро оказался застенчивым. На протяжении долгих лет Аунда была его единственной женщиной, не считая, конечно, женщин его семьи, поэтому у него было мало опыта в светской болтовне и любезностях. Кроме того, его не покидало чувство, что он говорит с изображением. Для него это была хорошо выполненная, но все же голограмма.

Она положила одну руку на грудь.

– Ничего не чувствую, – сказала она, – нет нервов.

Слезы навернулись ему на глаза. Слезы жалости к себе. Он плакал о том, что никогда не сможет иметь женщины, более реальной, чем эта. Если он решиться дотронуться хоть до одной, его легкомыслие окажется подобно скребку лапой. А когда он не будет осторожничать, он может даже не почувствовать живой плоти. Хорош любовник.

– Но у меня есть глаза, – сказала она. – И уши. Я вижу все во всех Ста Мирах. Я обозреваю небо через тысячи телескопов. Я прослушиваю триллионы разговоров за день. – Она ухмыльнулась. – Я лучшая сплетница во всей вселенной.

Внезапно она встала и стала приближаться, изображение показывало ее только от головы до талии, как будто она двигалась на невидимую камеру. Ее глаза стали напряженными и цепкими, она смотрела прямо на него.

– А ты – ограниченный школяр, который ничего не видел в жизни, кроме одного города и одного леса.

– У меня не было возможности путешествовать, – произнес он.

– Мы думали об этом, – сказала она. – Ну, чем бы ты хотел заняться сегодня?

– Как тебя зовут?

– Тебе не нужно знать мое имя, – ответила она.

– Как же обращаться к тебе?

– Я всегда буду рядом, когда ты захочешь.

– Но я хочу знать, – настаивал Майро.

Она потрогала свое ухо.

– Когда ты достаточно полюбишь меня, чтобы взять с собой, куда бы ты не отправился, тогда я скажу тебе свое имя.

Импульсивно он сказал ей то, о чем еще никому не говорил.

– Я хочу уехать отсюда, – сказал Майро, – ты можешь увезти меня с Луситании?

Она тут же стала кокетливой и насмешливой.

– Но мы только сейчас встретились! Мистер Рибейра, я совсем не такая девушка…

– Может быть тогда мы сможем лучше узнать друг друга, – произнес Майро, смеясь.

Она сделала хитрое, замечательное преобразование и женщина превратилась в огромную коварную кошку, вальяжно растянувшуюся на ветке дерева. Она громко промурлыкала, соскочила с ветки и облизала себя.

– Я могу сломать тебе шею одним ударом лапы, – прошептал она. Ее голос манил, но в нем проскальзывали угрожающие нотки. – Когда мы останемся одни, я смогу задушить тебя поцелуем и перегрызть глотку.

Он рассмеялся. Он вдруг понял, что на протяжении разговора он забыл о заикании. Она не говорила «что?», «я не совсем поняла?» и прочие вежливые увертки. Она понимала его без всяких усилий.

– Я хочу все понимать, – сказал Майро, – я хочу все знать, все сложить в единую систему, чтобы понять значение.

– Блестящий проект, – сказала она, – я буду бдительно следить за тобой.

Эндер заметил, что Олхейдо гораздо лучше давалось вождение, чем ему.

Он обладал более развитым пространственным восприятием, и когда он сосредотачивался на бортовом компьютере, навигация вставала на автопилот.

Эндер должен был растрачивать много энергии на ориентацию.

В начале, во время первых исследовательских полетов, ландшафт казался им очень монотонным. Бесконечные прерии с пасущимися стадами кабр, редкие леса в отдалении – они не подлетали к ним близко, чтобы не привлекать внимания свиноподобных, живших в них. Кроме того, они искали место для королевы пчел, а они не хотели селить ее рядом с родами свиноподобных.

Сегодня они углубились на запад, по другую сторону леса Рутера, они шли над руслом маленькие речушки. Они сели на пляже, мягко проехав по берегу. Эндер попробовал воду. Соленая. Море.

Олхейдо задал бортовому компьютеру программу по составлению карты местности этого района Луситании, указав их расположение соседних родов по отношению к лесу Рутера. Это было хорошее место и в глубине себя Эндер почувствовал одобрение королевы пчел. Рядом с морем, много воды и солнце.

Они скользили по поверхности воды, проплыли несколько сот метров течения, впереди замаячил скалистый противоположный берег.

– Может, остановимся на этом месте? – предложил Эндер.

Олхейдо обнаружил место в пятидесяти метрах от гребня холма. Они пошли обратно по берегу реки, где тростник уступал место грамме. Все реки Луситании были похожи как близнецы. Эла быстро составила генетические образца, как только получила доступ к файлам Новинхи, а заодно и разрешение заниматься этим предметом. Тростник воспроизводился с сакфлаями. Грамма оплодотворяла водяных змей. Затем, нескончаемые поля капума, его богатые пыльцой побеги терлись о животы изобретательных кабр и порождали новое поколение навозопроизводящих животных. Вокруг корней и стеблей капума вилась тропека, в чьих лианах Эла обнаружила те же самые гены, что и у хиндагоры, птицы, гнездящейся на земле и использующей тропеку для постройки гнезд. Подобные пары существовали и в лесу. Месизы, вылупляющиеся из семян мендоры, а затем вновь дающие рождение новым семенам. Пиладоры, маленькие насекомые, спаривающиеся с ярколистыми кустами. И, конечно же, свиноподобные и деревья, высшие звенья их царства, растения и животные, сплетенные в единую долгую жизнь.