-- Нельзя ли вас причислить к подходящим кандидатам? -- сказала она, глядя на него в упор.

-- Что вы сказали? -- Листер, не понимая ее, неловко перенес стакан из одной руки в другую. Он не привык к каверзным вопросам. Они ставили его в тупик.

-- Нет, нет, ничего,-- ответила Гретхен.-- Просто промелькнула мысль. Я очень рада, что вам нравится мой зоопарк.

-- Да, он в самом деле мне очень нравится.-- Листер, конечно, сильно выделялся на фоне всего этого сборища.-- Хотите, я скажу, что мне еще нравится? Ваши статьи в журнале.

-- Скоро все на радио и телевидении будут называть меня Сэмюэл Тейлор Колридж1.

Листер был одним из тех гостей, кого никак нельзя даже чуть-чуть задевать, но Гретхен сейчас была полна агрессии, выходила на военную тропу, как ирокез за скальпами.

-- А это еще кто такой? -- Его озадачили во второй раз всего за тридцать секунд. Он уже хотел было недовольно нахмуриться. Наконец-то до него дошло.-- Ах, да, понял,-- сказал он. Но от того, что он понял, ему не стало легче.-- Если вы мне позволите критическое замечание, Гретхен,-продолжал он, прекрасно зная, что на всем протяжении этого нью-йоркского района от Уолл-стрит до Шестидесятой улицы он мог говорить все, что ему заблагорассудится, не спрашивая ни у кого на то разрешения,-- ваши статьи великолепны, но они, правда, несколько слишком... ну, как бы это поделикатнее выразиться, кусачие, язвительные. Мне так кажется. У них враждебный тон. Это, должен признать, конечно, привлекает, но все же складывается общее впечатление, что вы выступаете против нашего порядка в целом...

-- Ах,-- спокойно произнесла она.-- Вы это поняли?

Он уставился на нее с холодным официальным видом. За долю секунды от всей его сердечности не осталось и следа.

-- Да, понял,-- сказал он.-- И не только я. В той атмосфере, в которой приходится сегодня жить нашей стране, когда повсюду идут судебные разбирательства, рекламодатели должны быть ужасно разборчивыми и знать наверняка, кому отдавать свои деньги, чтобы не заплатить тем людям, чье мнение может оказаться неприемлемым...

-- Это что, предостережение? -- спросила в лоб Гретхен.

-- Понимайте как знаете,-- холодно ответил он.-- Все это я говорю вам только из чувства дружбы.

-- Как мило с вашей стороны, дорогой,-- она легонько коснулась его руки, нежно ему улыбаясь.-- Боюсь только, что уже поздно. Я стала красной коммунисткой, работающей на Москву, и сейчас занята организацией заговора с целью уничтожения Эн-би-си и Эм-джи-эм и киностудии "Метро-Голдвин-Майер", а заодно и разорить компанию "Ролстон" -- американцам не нужны сухие завтраки.

-- Не обращай внимания, Алек, она сегодня на всех бросается.-- Рядом с ней стоял Вилли, держа ее за рукав.-- Она перепутала, думает, что сегодня -канун Дня всех святых1 и всех надо пугать. Пойдемте на кухню, выпьем еще.

-- Спасибо, Вилли, но мне пора идти. У меня впереди еще две вечеринки, и я твердо пообещал на них заглянуть.-- Он порывисто поцеловал Гретхен в щеку. Она почувствовала на ней его легкое дыхание.-- Спокойной ночи, радость моя. Надеюсь, вы не забудете, что я вам сказал.

-- Навечно в памяти, как в камне,-- ответила Гретхен.

Сузив глаза, с абсолютно ничего не выражающим лицом, он пошел к двери, поставив на ходу свой стакан на пыльную полку с книгами. Там наверняка останется белый след от него.

-- Что с тобой? -- тихо спросил ее Вилли.-- Тебе не нравятся деньги?

-- Мне не нравится он, я его ненавижу! -- огрызнулась она.

Отойдя от Вилли, она, радушно всем улыбаясь, стала пробираться между гостями в угол, где о чем-то беседовали Рудольф и Джулия. Чувствовалось, что разговор у них напряженный, и эта напряженность выстроила вокруг них невидимую стену, сквозь которую, казалось, не проникали ни обрывки бесед гостей, ни взрывы их хохота.

Джулия едва не плакала, а у Рудольфа был сосредоточенный, упрямый вид.

-- Думаю, что все это ужасно,-- твердила Джулия.-- Вот мое мнение, если хочешь!

-- Как ты красива сегодня, Джулия! -- перебила их беседу Гретхен.-- Ну, вылитая роковая женщина.

-- Что-то я этого не чувствую,-- ответила Джулия дрожащим голосом.

-- В чем дело? Что-то произошло?

-- Пусть расскажет Рудольф,-- Джулия повернулась к нему.

-- В другой раз,-- процедил сквозь зубы Рудольф.-- Ведь у нас вечеринка.

-- Он собирается постоянно работать в магазине Калдервуда! -- не выдержала Джулия.-- Начиная с завтрашнего дня.

-- В нашем мире нет ничего постоянного,-- заметил Рудольф.

-- Проторчать за прилавком всю жизнь,-- захлебываясь от возмущения, продолжала Джулия.-- В маленьком городишке, где и лошади-то не встретишь. Для чего тогда было заканчивать колледж? Так ты собираешься распорядиться своим дипломом, да?

-- Сколько раз тебе говорить, что я не собираюсь застревать на всю жизнь в одном месте,-- обиделся Рудольф.

-- Ну а теперь продолжай, расскажи,-- потребовала Джулия,-- давай, не бойся, выкладывай все остальное сестре.

-- Что "остальное"? -- с тревогой в голосе спросила Гретхен.

Она тоже сейчас испытывала глубокое разочарование: на самом деле, выбор Рудольфа никак не назовешь удачным, просто позор. Но, с другой стороны, она почувствовала облегчение. Если Рудольф будет работать у Калдервуда, то он будет продолжать заботиться о матери, освободит ее от этой обузы, от необходимости постоянно обращаться за помощью к Вилли. Конечно, это постыдное облегчение за счет ближнего, но тут уже ничего не поделаешь.

-- Мне предложили провести нынешнее лето в Европе,-- ровным тоном сказал Рудольф,-- подарок, так сказать.

-- И кто же этот благодетель? -- спросила Гретхен, хотя отлично знала, о ком идет речь.

-- Тедди Бойлан.

-- Ты знаешь, что родители разрешили бы мне тоже поехать в Европу,-сказала Джулия.-- Мы могли бы вдвоем провести такое волшебное лето, которого, возможно, в нашей жизни больше никогда не будет.

-- У меня нет времени на волшебное лето, которого, возможно, в нашей жизни больше никогда не будет,-- насмешливо, зло, повторил Рудольф.

-- Ну поговори с ним сама, Гретхен.

-- Руди,-- начала та,-- разве ты не можешь позволить себе немного отдохнуть, повеселиться после такой трудной учебы?

-- Европа от меня никуда не уйдет,-- возразил он.-- Я поеду туда, когда сочту нужным.