Гретхен внимательно посмотрела на желтоватый лист бумаги в машинке. Карандашом вписала пробное, черновое название статьи: "Песнь коммерсанта". Наобум остановилась на таком абзаце: "Нашей абсолютной недоверчивостью, свойственной всем американцам, практически ныне ловко пользуются коммерсанты, чтобы всеми правдами и неправдами навязать нам свой товар, независимо от того, каков он, этот товар, как мы к нему относимся -благожелательно ли, с опаской ли, да и вообще, нужен ли он нам? Они хотят всучить нам суп, сдобрив его смехом, еду на завтрак, прибегая к угрозам, автомобили, цитируя "Гамлета", слабительное, снабдив этикетку всяким вздором..."

Гретхен нахмурилась. Нет, плохо. К тому же бессмысленно. Кто будет это слушать? Американский народ получает то, что он, по его мнению, хочет получить. Большинство ее гостей внизу живет за счет того, что так страстно обличает их хозяйка этажом выше. Те крепкие напитки, которые они сейчас пьют, куплены на деньги человека, распевающего вот эту "песню коммивояжера". Она выхватила листок из машинки и, яростно скомкав его, выбросила шарик в мусорную корзину. Все равно эту статью никогда не удастся напечатать. Вилли первый ей не позволит.

Гретхен снова подошла к кроватке сына. Он уже спал, обнимая жирафа. Он спал, это чудо, это совершенство природы. Что ты, малыш, будешь продавать, что будешь покупать, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас? Какие ошибки, какие заблуждения ожидают тебя впереди? Сколько твоей любви будет потрачено впустую?

Вдруг она услыхала чьи-то тяжелые шаги на лестнице и торопливо склонилась над кроваткой, делая вид, что поправляет одеяльце сына. Дверь отворилась, на пороге стоял Вилли, поставщик колотого льда.

-- А я там спохватился, думаю, где ты?

-- Я тут в одиночестве пытаюсь опомниться от этого безумия, восстановить утраченное здравомыслие,-- ответила Гретхен.

-- Гретхен, ну что ты,-- упрекнул ее Вилли. Он немного раскраснелся от выпитого, на его верхней губе выступили капельки пота. Он начинал лысеть, особенно со лба, который становился все больше похож на бетховенский, хотя он по-прежнему ухитрялся выглядеть очень молодо.-- Ведь они не только мои, но и твои друзья.

-- Они ничьи друзья,-- отрезала Гретхен.-- Все они большие любители выпить на дармовщину, вот и все.

Она чувствовала себя в эту минуту законченной стервой. Перечитав свою статью, она поняла, что испытываемая ею неудовлетворенность уже стала главной причиной, почему она ушла от гостей и поднялась сюда, наверх. И вдруг, совсем неожиданно, ей стало горько от того, что ее ребенок так сильно похож на него, Вилли, и не похож на нее.

-- Чего ты от меня хочешь? -- спросил Вилли.-- Чтобы я отправил их всех по домам?

-- Да. Отошли их всех по домам.

-- Ты же прекрасно знаешь, что я этого сделать не могу. Ладно, дорогая, пошли. Давай спустимся к гостям. Они уже начинают беспокоиться, не случилось ли с тобой чего.

-- Передай им, что я вдруг почувствовала сильнейший позыв покормить ребенка грудью,-- сказала Гретхен.-- В некоторых племенах матери кормят грудью детей до семилетнего возраста. Они там все такие умные, посмотрим, знают ли и об этом наши гости?

-- Дорогая...-- Он подошел, обнял ее за талию. В нос ей ударил резкий запах джина.-- Успокойся. Прошу тебя. В последнее время ты стала ужасно нервной.

-- Ага! Выходит, ты заметил?

-- Конечно, заметил.-- Он поцеловал ее в щечку. Так, простой поцелуй, для проформы, отметила она. Он вот уже две недели не занимался с ней любовью.

-- Я знаю, в чем дело,-- сказал он.-- Ты слишком много работаешь. Уход за ребенком, работа, университет... домашние задания...-- Вилли все время пытался уговорить ее бросить курсы.-- Ну, чего ты хочешь добиться, что доказать? -- спрашивал он ее.-- Я и так знаю, ты -- самая умная женщина в Нью-Йорке.

-- Я не делаю и половины того, что требуется,-- ответила она.-- Может, мне спуститься вниз, чтобы подыскать себе достойного кандидата в любовники и уйти с ним? Завести любовную интрижку? Чтобы успокоить нервы.

Вилли, от удивления оторвав руку от ее талии, сделал шаг назад. Запах джина уже не так чувствовался.

-- Смешно. Ха-ха! -- холодно произнес он.

-- Вперед, на арену для петушиных боев,-- парировала она, выключив настольную лампу.-- Выпивка -- на кухне, дорогие гости!

В темноте он снова обнял ее за талию.

-- Что я сделал тебе плохого?

-- Ничего. Хозяйка дома, само совершенство, и ее партнер сейчас вольются в прекрасную, изысканную атмосферу Западной Двенадцатой улицы.

Она, отстранив от себя его руку, пошла вниз по лестнице. Через несколько секунд за ней спустился Вилли. Он чуть задержался, чтобы поцеловать сына в лобик губами, пахнущими джином.

Гретхен сразу заметила, что Рудольф отошел от Джонни и теперь стоял в углу комнаты, о чем-то серьезно разговаривая с Джулией. Она, по-видимому, пришла, когда Гретхен была наверху. Друг Рудольфа, парень из Оклахомы, это живое воплощение главного героя Льюиса Синклера -- Бэббита1, громко хохотал над какой-то шуткой одной из секретарш. Джулия сделала себе высокую, красивую прическу... На ней было черное платье из мягкого бархата.

"Знаешь,-- однажды призналась ей Джулия,-- мне постоянно приходится вести с собой ожесточенную борьбу, пытаясь подавить в себе веселую провинциальную школьницу". Нужно признать, что сегодня вечером это ей вполне удалось. Даже очень. Она выглядела слишком самоуверенной для девушки ее возраста. Гретхен могла дать руку на отсечение, что Джулия с Рудольфом ни разу еще не переспали. И это после пяти лет дружбы. Просто ненормально! С этой девушкой происходит что-то неладное, подумала Гретхен. А, может, во всем виноват Рудольф? Или они оба?

Она помахала Рудольфу, но он ее не заметил. Гретхен направилась к нему, но ей вдруг перегородил дорогу один из руководителей рекламного агентства, прекрасно одетый, с модной прической, которая удивительно шла ему.

-- Хозяюшка моя! -- выспренно, по-актерски начал он. Его звали Алек Листер. Когда-то он начинал в Си-би-эс с мальчика на побегушках, но это было давным-давно.-- Позвольте от всей души поблагодарить вас за такой прекрасный, такой веселый вечер.