Как ни обрадовался я неожиданному пассажиру, ехавшему туда, куда мне было нужно, но все-таки обратил внимание, что клиент-инвалид почему-то не уточнил адреса. "Манхеттен большой", -- отметил я про себя, но под тиканье счетчика мысли мои унеслись куда-то далеко-далеко, черт знает куда -- к подножию какого-то фантастического сооружения, которое уже не раз в течение нынешней осени приоткрывалось мне в обрывках вскользь услышанных разговоров между таксистами, и я, словно сквозь марево или дым, видел то вершину 'этого сооружения, то край его, а сейчас вдруг оно открылось мне целиком! Это была пирамида. Да, да, самая настоящая, наподобие египетских. Пожалуй, не самая грандиозная, но зато, несомненно, последняя из всех воздвигнутых на Земле пирамид: результат муравьино-кропотливых усилий нескольких поколений нью-йоркских кэбби...
Идея этой пирамиды, сооруженной профессиональными неудачниками, которые не только не стали братьями по несложившейся доле, но, наоборот, разделились на множество замкнутых каст, -- заключалась в том, чтобы еще раз напомнить миру исконную истину: "НЕТ И НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РАВЕНСТВА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ!". 3.
На вершине пирамиды, исключавшей все примитивные рассуждения о равенстве таксистов: дескать, если ты извозчик и я извозчик, то какая же между нами разница? -- обитали хозяева медальонов, образуя нечто вроде дворянского сословия. К водителям-пролетариям они, разумеется, относились свысока, но что примечательно: внутри своей касты таксисты --"дворяне" тоже не были на равных! И не потому, что все сплошь хозяева медальонов были ужас до чего спесивыми людьми. Напротив: людьми они были самыми обыкновенными, а вот медальонами владели -- разными. Одни -- индивидуальными, а другие -"мини"40. Как титулы, знаете, бывают графские и баронские. Какая между ними разница, я уж, наверное, до конца своих дней не разберусь: тот хозяин желтого кэба и этот хозяин желтого кэба; но если медальоны "мини" поднялись в последнее время в цене до тридцати пяти тысяч, то индивидуальные взвились до сорока пяти. И потому владельцы первой "гильдии" относились свысока к владельцам второй.
Ступенью ниже хозяев отведено было место тем таксистам, которые говорят: "Кэб -- мой, я только медальон арендую". Купив желтую машину (и подписав контракт на аренду медальона), кэбби получает право нанять второго водителя -- от себя. Никто не в состоянии крутить баранку по двадцать четыре часа в сутки. Зачем же допускать, чтоб "тачка" простаивала? Почему не уступить на ночь место за рулем горемыке, который еще беднее тебя? Чужой труд -- верная прибыль...
Но далеко не каждый таксист имеет возможность продавать свои силы -хозяину. Для этого нужно иметь деньги (и для кэбби -- немалые) -- пятьсот долларов -- если садишься вторым водителем, сменщиком. Мало ли какой номер может "отколоть" кэбби-люмпен: ударит машину и скажет, что так и было -залог необходим. Без залога не получишь в аренду ни медальона, ни кэба.
Для тех, кто сумел собрать исходные эти пятьсот монет, отведена в пирамиде еще одна соответственная ступень, а самое ее основание -- пыль под ногами -- это гаражные кэбби, такие, как я, "бурлаки". Однако и наше положение, низов, ошибочно было бы рассматривать как безвыходное... Потому-то кэбби всех рангов так старательно возводили свою пирамиду, что даже самый распоследний, нищий шоферюга в полном единодушии с хозяином пяти медальонов имел замечательное право -- презирать: красных, зеленых, коричневых и всех прочих подонков "джипси".
За что? Почему -- "подонков"?
Да разве мы могли смотреть на них как-то иначе, если они постоянно, попирая Закон, хватали пассажиров чуть ли не на каждом углу, воровали работу у нас -- "желтых королей"! -- полноправных хозяев нью-йоркских улиц... 4.
"Колонна на мосту, стоп!" -- властным жестом приказала "регулировщица", приложилась к горлышку и осветилась белозубой улыбкой.
-- Когда доедем до Третьей авеню, поверните направо, -- сказал инвалид.
Почему он не хотел открыть водителю, куда направляется?
-- Теперь все время прямо!
Мы миновали Семьдесят вторую улицу:
-- Прямо!
Восемьдесят шестую...
-- Прямо!
Я понял, что этот белый человек едет в Гарлем.
"Тоже мне -- тайна, событие!" -- подумал я, поскольку бывал в Гарлеме не раз.
С Третьей авеню мы свернули лишь на Сто двадцать какой-то там улице и вторглись на территорию жилого комплекса, состоявшего из высоких неприветливых домов, точно таких же, как тот, в котором жил я. Только в этом дворе играли черные дети и не было здесь ни цветов, ни травы, ни деревьев. Этот двор был сплошь залит асфальтом.
Гонявшие по двору шкодники развинтили гидрант, и, хотя было совсем не жаоко, обливали друг дружку водой; визг, хохот... Внезапно я -- ослеп! Ледяная струя ударила прямо в лицо, я инстинктивно нажал на тормоз, и в тот же миг черные бесы облепили мой кэб, как муравьи -- осу. Они карабкались на капот, на багажник. Они распахнули все четыре дверцы и битком набились на переднее и заднее сиденья, будто в машине не было ни меня, ни пассажира. Черные руки рылись в ящичке для перчаток и в карманах "парадного" моего пиджака; потом, словно по команде -- все разом! -- протянулись ко мне.
Бесы корчили рожи и что-то сердито кричали. Они стали агрессивны. Они требовали:
-- Доллар!
-- Дай доллар!
-- Доллар!
Помню еще, как поразило меня поведение моего пассажира. С трудом вывалившись из кэба, человек-гора (и -- не жира, а мышц!) не оттолкнул ни одного из мальчишек, путавшихся у него под ногами, под костылями: он их боялся...
-- Дай доллар!
-- Доллар!
Я дал двум-трем немного мелочи и тронул, было, кэб, но меня -- не выпустили. Самые малые из пацанов бесстрашно встали на пути машины, упираясь ладонями в радиатор, а те, что находились внутри, тащили все подряд, что было на переднем сиденье. Один схватил пачку размокших сигарет, другой -квитанционную книжку (зачем им -- квитанции?), третий сорвал с моей переносицы темные очки, но не пустился наутек, а стоял рядом с чекером, дразня меня украденной вещью.
В лицо опять ударила струя воды. Я закрыл окно -- по крыше бабахнул камень... Стало страшно, инвалид исчез...