-- Ну, как поживает Люси?

-- Что еще за "Люси"?

-- Твоя жена!

И будто я уже ответил про жену:

-- Как детишки?

-- Тихий ужас! -- говорю. -- Можешь себе представить: примерно такие, как ты.

Рот до ушей, довольна! С трудом, по слогам читает по синей карточке:

-- Vla-di-mir? Это имя или фамилия?

-- Имя.

-- Красивое... Терпеть не могу всех этих Томов, Клифов, Сэмов. Надоели! -- Зыркнула в зеркало заднего вида, проверяя реакцию мальчишек и опять ерзает: что бы еще придумать?

-- Ты из России?

-- Угу.

-- Еврей?

-- Угу.

-- Слушай, а что там, в России, живут только одни евреи? Я подавился воздухом.

-- Сэр! -- всполошились мальчишки. -- Она ничего такого не хотела сказать!

-- В прошлый раз, сэр, когда мы были в Нью-Йорке, нас из аэропорта тоже вез еврей из России...

Поняв, что надо мной не смеются, я отвечаю примирительным тоном.

-- Не знаю: таксистов из России в Нью-Йорке я что-то пока не встречал... 5.

Очередь желтых машин у отеля "Мэдисон" за время моего отсутствия не двинулась с места. На капоте первого кэба в той же томной позе возлежал все тот же таксист. Двое других: муглый водитель в большой кепке и тщедушный, маленький, с остриженной ежиком седой головой курили, прислонившись к стене. Перед ними стояли две пожилые дамы и почтительно слушали:

-- Все эти машины возле гостиницы вызваны по специальным заказам, -растолковывал провинциалкам нью-йоркские порядки кэбби в кепке. -- Вон там, на углу, -- он указал пальцем, -- нужно ловить такси.

Дамы поблагодарили доброхота за разъяснения и, понурясь, побрели на угол...

-- Почему ты не хочешь отвезти их туда, куда им нужно? -- спросил я.

-- Потому что я жду уже больше часу! -- с раздражением отвечал мне кэбби.

-- Ждешь -- чего?

Но на этот вопрос ответа не последовало... К подъезду отеля подкатил чекер, и рослый негр в красной рубашке, в небесно-голубых брюках (яркие цвета одежды выдавали в нем островитянина -- с Джамайки? Тринидада? Гаити?) принялся вместе со швейцаром разгружать чемоданы. Пассажир, сутулый хасид, расплатился и засеменил к входу.

Проводив его взглядом, негр ссутулился, покрутил возле шоколадных своих щек указательными пальцами: будто наматывал на них локоны волос, и у него -выросли невидимые пейсы!.. В руках у негра появилась зеленая бумажка, и он изобразил целую пантомиму: "Как жадный еврей расплачивается с таксистом". Единственная, сложенная пополам купюра, которую он все пересчитывал и пересчитывал без конца, превратилась в пухлую пачку; "еврей" пугался тянувшихся к нему чужих наглых рук, защищал от них свое богатство, -прохожие останавливались и смеялись, так это было талантливо! А "еврей" между тем все скаредничал, торговался, страдал, так больно было ему расставаться с деньгами, и, наконец, оторвав их от себя, словно часть души, уплатил самому себе и снова стал самим собой -- завоевателем Нью-Йорка, черным эмигрантом-кэбби!

Негр поднял над головой -- чтоб все видели! -- двадцатидолларовую ассигнацию, звонко чмокнул изображенного на ней президента Джексона и провозгласил перед всей Мэдисон-авеню, почему он покинул свой чудесный остров в Тихом океане и оказался здесь, в Америке:

-- I LOVE MONEY!13

Насладившись эффектом, кэбби вскочил в свой чекер и, лихо отогнав его задним ходом в конец квартала, пристроился в хвосте очереди. То ли с грустью, то ли с завистью водитель в кепке подвел итог:

-- "Кеннеди"!..

-- Чем вы все здесь, под гостиницей, занимайтесь? -- спросил я, обращаясь к Кепке и Ежику, но они промолчали.

-- А вот это уже свинство! Что за манера: не отвечать, когда к вам обращаются! -- возмутился я и вздрогнул, услышав русскую речь:

-- Если ты хател са мной пагаварит, зачем ты гавариш по-английский? -укоризненно сказал таксист в кепке.

-- Откуда же я мог знать, что ты русский?

-- Я не русский...

Теперь, по акценту его речи, я догадался, что он -- из Грузии и что на нем типичная грузинская кепка:

-- Ты грузин?

-- Я еврей.

-- Он думает, что он очень похож на американца, -- иронически заметил в мой адрес развалившийся на капоте таксист, и по его акценту было ясно, что он одессит.

-- Чего вы пристали к человеку? -- заступился за меня Ежик -стопроцентный москвич.

-- Поц! -- рявкнул кто-то у меня за спиной. Позади стоял негр в голубых брюках. Наверное, у меня был очень уж глупый вид, потому что все засмеялись.

Негр хлопнул меня по плечу и, как бы представляя меня моим соотечественникам, перевел ругательство с идиш:

-- Русски-уй!

Его успех нарастал.

-- Дитынах! -- закричал негр, а русские уже прямо-таки корчились тот хохота.

Не успел стихнуть смех, как вспыхнула ссора: одессит и грузин не могли поделить славы; каждый с пеной у рта доказывал, что это именно он обучил негра с Гаити русским ругательствам.

-- Ниумны чаловэк, -- доверительно пожаловался мне грузин.

-- Когда я начал учить эту обезьяну, он еще сидел в своей Одессе.

-- Ясное дело, -- сказал я, -- товарищ приехал на все готовенькое.

Грузин степенно кивнул.

Вращающаяся дверь вытолкнула наружу девушку с портпледом. Швейцар ловко отнял портплед, о чем-то спросил девушку и объявил:

-- Первый кэб!

Водитель поднялся с капота (он оказался высоченного роста), сделал "потягуссньки" и попытался сунуть швейцару доллар. Но швейцар -- отстранил руку дающего, и печать обиды проступила на его надменном лице. Однако долговязый кэбби не смутился, а наоборот, явно чему-то обрадовался и достал еще один доллар... Увозивший девушку с портпледом желтый "форд" исчез за углом; Ежик проводил его печальным взглядом:

-- "Кеннеди"!..

-- Зачем он дал деньги швейцару? -- спросил я, но грузин в кепке ответил так, будто не расслышал вопроса:

-- Теперь я первый. Поставь свою машину впереди моей... Пелена загадочности окутывала все происходившее перед входом в отель "Мэдисон".

-- А разве ты не возьмешь следующую работу? -- не унимался я.

-- Пасмотрим, -- многозначительно сказал грузин... 6.

Мне было досадно, что мои земляки хитрят со мной, превращая какую-то ерунду в "профессиональную тайну". Но их поведение было, скорей, смешным, чем обидным. Ведь не собирался же я становиться одним из них: "жуком", "шефом", который каждого встречного обведет вокруг пальца. Мне и не нужно знать их "секретов"; пусть я заработаю меньше, помучаюсь со своими временными, то и дело срывающимися с опор "мостами" лишний месяц -- что за беда?