Между тем, гаитянин ни секунды не стоял на месте. Сейчас он играл в баскетбол. Все прохожие были его противниками! Он вел невидимый мяч низко и стремительно по краю тротуара, обыграл полисмена, обошел двух обнимавшихся на ходу лесбиянок, резко сместился на край, обвел меня, чуть не наскочив на мамашу с детской коляской, и тройным прыжком вышел к щиту...

-- Этот дурак цели день может так бэгат, -- сказал грузин и окликнул негра: -- Эй! Негр подошел.

-- Павтари! -- грузин по слогам -- разжевал и в рот положил -- произнес еще не изученный перл.

-- Боб! -- старательно выговаривал черный.

-- Скажи хорошо! -- добивался грузин безупречности произношения.

-- Боб-тую-мьят!

Получалось, по-моему, совсем неплохо, но педагог был чересчур требователен и нетерпелив. "Ступид!"14 -- срамил он ученика.

-- Что ты от него хочешь? -- сказал Ежик: -- Он же только вчера слез с дерева.

Из дверей отеля выкатилась на тротуар тележка с чемоданами, и следом за нею показались пассажиры.

-- Японцы! -- ахнул Ежик. -- Сколько их?

-- Шестеро! -- заговорщицки, углом рта обронил швейцар. Грузин крякнул от удовольствия и открыл багажник.

-- Как ты втиснешь в свой "пежо", -- зашептал Ежик, -- багаж и шесть человек?

-- Хот дэсят! -- сказал грузин, и Ежик заметался, разрываясь между японцами, которым он улыбался, чемоданами, которым он не мог не улыбаться, и швейцаром, которого умолял- Две машины! Скажи им, что нужно две машины!..

Незаметно выруливший из глубины квартала чекер подлетел к подъезду, и в следующий миг между грузином и чемоданами выросла могучая фигура гаитянина; он что-то задумал и был полон решимости.

-- Покажите деньги! -- приказал кэбби японцам, и один из них простодушно раскрыл бумажник. Черный "шеф" деликатно дотронулся до купюр и вытащил за уголок пятерку:

-- Это чаевые, -- объяснил он пассажиру. -- Хорошие японцы платят швейцару чаевые, а хороший швейцар за это вызывает -- большой кэб!

-- Сенька!15 -- кивнул японец, а негр, одарив чужими деньгами швейцара, приобрел в его лице -- союзника.

-- Им нужен чекер, -- сказал таксистам швейцар.

-- Что эти сволочи делают?! -- отчаянно завопил Ежик, пытаясь протиснуться в центр группы, но гаитянин лишь откинул свой атлетический корпус назад, и Ежик уже хрипел: каменная спина вдавила его в корпус машины.

Японцы стояли испуганные, побледневшие, они наверняка сбежали бы, но подкупленный гаитянином швейцар уже во всю грузил чемоданы -- в его кэб!.. Грузин безнадежно махнул рукой и, чуть не плача от обиды и злости, сказал негру все русские слова, которым так старательно его обучал...

Негр же освободил присмиревшего, изрядно помятого Ежика и вытащил из японского бумажника все остальные, сколько там было, доллары. Однако, завладев деньгами, он попытался придать видимость законности своим действиям и пересчитал купюры: емь десятидолларовых бумажек.

-- Твел-Долла-Линч!16 -- непринужденно, как само собой разумеющееся, пояснил кэбби японцам. Пусть джентльмены ничего такого не думают, он лишнего с них не берет. С шестерых пассажиров таксисту полагается не семьдесят, а семьдесят два доллара; но эту мелочь он уступает потому, что японцы -- хорошие люди.

Гаитянин спрятал конфискованные доллары и вернул владельцу бумажник.

-- Многовато ты с них слупил, -- заметил таксисту швейцар.

-- ТВЕЛ-ДОЛЛА-ЛИНЧ! -- зарычал гаитянин, и переговаривавшиеся на своем языке японцы умолкли, поняв, что у этого страшного черного человека есть свои, святые убеждения, за которые он готов -- на все! Но тут вперед выступил самый маленький и самый смелый лпонец. Он тоже боялся негра, но чувство логики было в нем сильнее, чем чувство страха:

"Вай"?!17 -- пискнул потомок самураев, бесстрашно наступая на черного верзилу и, обличая его, даже вытянул вперед указательный пальчик: из "Кеннеди" в город -- двадцать долларов, из города в "Кеннеди" --семьдесят? "Вай?!" Он должен был знать -- почему?

-- Потому, что мы поедем по Экспресс-шоссе! -- не моргнув глазом, отвечал кэбби.

-- Сенькаберимяч!18 -- пропищал японец, вполне удовлетворенный таким объяснением, а пятеро его спутников дружно принялись кланяться: и швейцару в цилиндре, и большому кэбу, и всему гостеприимному отелю "Мэдисон". Упал невидимый занавес, картина кончилась, и на сцене появились новые чемоданы... 7.

Грузин и Ежик так увлеченно обсуждали план мести грязному ниггеру, внаглую захватившему безответных японцев, что, как мне показалось, вообще не заметили эти, вновь возникшие перед входом в отель чемоданы, а швейцар распахнул дверцу моего чекера... Где-то глубоко-глубоко, в потемках сознания зашевелился незнакомый мне прежде азарт: а вдруг, под шумок, -- чем черт не шутит? -- и я получу "Кеннеди".

Две старухи в голубых париках чинно уселись; Я ждал, затаив дыхание...

-- Морской вокзал!

Но ни разочарования, ни ощущения проигрыша нe было: чем поездка к морскому вокзалу хуже поездки в аэропорт? Мне все интересно. Может там, у причала, стоит сейчас знаменитая "Королева Елизавета"?

Любопытство мое было вознаграждено с лихвой: мне впервые открылось мрачное чудо Нью-Йорка.

Даже если бы прежде, до этой поездки я прошел бы пешком те же самые семь кварталов от Мэдисон-авеню до западного берега острова Манхеттен, впечатление не было бы до такой степени поразительным. Потому что прогулка занимает минут тридцать, а поездка -- пять...

Бриллиантовый квартал Сорок седьмой улицы, оккупированный ювелирами, выставившими на витринах груды золота и самоцветов, сменили сверкающие на солнце небоскребы Рокфеллеровского центра, за ними последовали театры Бродвея; появились патрули проституток, киношки с крестами на вывесках19 и притоны, где за семь долларов, как обещали зазывалы, можно испытать "неземное блаженство", мы уже двигались среди домов с заколоченными фанерой окнами, кое-где виднелись руины, словно после бомбежки; исчезли белые лица...

Но вот -- белая, эффектная девушка. Стоя посреди тротуара, она расстегивает блузку, обнажает грудь, затем поднимает нарядную юбку и, присев на корточки, справляет нужду. Вокруг нее суетятся двое: один -- с камерой, другой -- с отражателем. В неустанном творческом поиске рождается обложка или вкладка для иллюстрированного журнала...