Сегодня утром ко мне в кабинет неожиданно и с весьма обеспокоенным видом заскочил Хамфри. Сначала я даже испугался. Случилось что-нибудь ужасное? Но потом вспомнил, что сегодня знаменательный для него день – его публичное интервью на «Радио 3»!

Я от всей души посоветовал Хамфри не волноваться, хотя секретарь Кабинета тут же заявил, что у него нет никаких причин беспокоиться.

– Кому как не мне уметь выходить из сложнейших ситуаций, – уверенно заявил он.

– Да, конечно, – согласился я. – Но когда выступаешь по радио, ни в коем случае нельзя звучать чересчур уклончиво или даже противоречиво. Они тут же все это вырезают из эфира. Им требуется что-нибудь реальное!

– Что-нибудь реальное? – недоуменно переспросил он.

– Да, что-нибудь простое и достаточно интересное.

Кончики его пальцев слегка задрожали.

– Простое и достаточно интересное? – Он нервно облизнул почему-то вдруг пересохшие губы. – Ну, а… э-э-э… если тебе кто-нибудь помогает… если вопросы носят, скажем, агрессивный характер?

Я объяснил, что к агрессивным вопросам вполне применимы правила боулинга: если удар не совсем точен, то можно рассчитывать на собственную инерционную силу шара.

– Учтите, чем агрессивнее вопросы, тем лучше. Тем самым они невольно привлекают слушателей на вашу сторону.

– Но отвечать-то на них все равно приходится!

– Кто это вам сказал? – с искренним удивлением спросил я. – Не отвечали же вы на мои вопросы!

Он досадливо поморщился.

– Это совсем другое дело, господин премьер-министр. Мне могут задать вопрос, который потребует осмысленного ответа.

Я пристально на него посмотрел. Затем задал ему, как мне казалось, риторический вопрос:

– Послушайте, Хамфри, а зачем, собственно, вам это интервью нужно? Очевидно, чтобы разъяснить точку зрения государственной службы. Значит, вам надлежит поступать так же, как я: сами что-нибудь предлагайте, и сами же отвечайте. Просто задайте сами себе любой вопрос, на который вы хотели бы ответить, только и всего.

– Честно и бесстрашно, – добавил мой главный личный секретарь, который явно сделал правильные выводы из уроков, преподанных ему мной несколько месяцев назад.

– Ну а если вы предпочитаете еще более надежный вариант, то сначала скажите: «Вообще-то это два отдельных вопроса», – а затем задайте себе эти два вопроса и ответьте на них. Честно и бесстрашно.

Секретарь Кабинета вытер носовым платком свои вспотевшие ладошки и нервно заметил:

– Их ведущий упомянул, что, судя по предварительным опросам, многим слушателям хотелось бы услышать, почему в моих руках сконцентрировано так много власти.

– Многим слушателям? – Я с трудом попытался удержаться от улыбки. – Мало кто из избирателей вряд ли даже слышал о вас, Хамфри.

Мое совершенно справедливое замечание его явно не вдохновило.

– Может, они имели в виду многих слушателей канала «Радио 3»? – предположил Бернард.

– Нет, Бернард, это терминологическая путаница, – возразил я. – Но если этот вопрос все-таки прозвучит в эфире, то каким, по-вашему, должен быть ответ?

– Назовите хотя бы шесть из них, господин премьер-министр, – не задумываясь, ответил мой главный личный секретарь. Что ж, неплохой, совсем неплохой ученик. Я одобрительно закивал головой.

– Точно! Тут-то вы его и поймали! Потому что больше двух ему никогда не придет в голову.

На лице секретаря Кабинета наконец-то появилось нечто вроде улыбки. Впервые за все это время.

– Понятно, господин премьер-министр, понятно. – Он повернулся к Бернарду. – Интересно, а откуда вам это известно?

– В свое время, после моего… э-э-э… не совсем удачного общения с репортерами (помните, когда я в конце августа неосторожно оговорился, что в вопросах сохранения гостайны наш ПМ «выше закона»?), мне преподали несколько весьма полезных уроков.

– Ах, вон оно как, – глубокомысленно заметил Хамфри и снова повернулся ко мне. – Господин премьер-министр, у вас случайно не найдется парочки полезных советов и для меня?

Я вопросительно посмотрел на своего главного личного секретаря.

– Да-да, конечно же, – с готовностью согласился он. – Для начала придеритесь к любому слову и поставьте его под сомнение. Ну, допустим: «Нередко? И как прикажете понимать это ваше нередки?». Или подвергните сомнению компетентность самого интервьюера: «Судя по всему, вы не очень знакомы с соответствующими материалами Белой книги». Или, что еще проще, ответьте вопросом на вопрос: «А знаете, это очень хороший вопрос. Но позвольте и мне в свою очередь спросить вас: когда лично вы в последний раз бывали в Центре по регистрации автотранспорта в Свонси?». Ну, а уж если дела пойдут совсем плохо, всегда можно сослаться на соображения, связанные с безопасностью, и не отвечать на каверзный вопрос.

– Что ж, неплохо, Бернард, совсем неплохо, – похвалил я его. – Далеко пойдете…

Тут Хамфри в голову пришла еще одна, причем, похоже, совершенно другая мысль.

– Кстати, господин премьер-министр, боюсь, мне скоро придется предстать перед членами комитета палаты, чтобы ответить на их вопросы в отношении предполагаемого прослушивания известного вам депутата Хью Галифакса.

Да, мне это было уже известно. От Бернарда.

– Вам там придется просто подтвердить то, что я тогда сказал в палате.

Он изобразил полное непонимание.

– То есть солгать?

Я пожал плечами.

– Никто все равно не узнает.

– Какую же запутанную паутину мы плетем, о боже!

Как же велеречиво-запутанны его слова! Иногда, чтобы понять, надо сначала все это расплести.

– Да будет вам, Хамфри! – одернул я его. – Не все же так плохо!

На его лице появилось выражение обиженного мальчика из церковного хора: «Почему это я, а не он?»

– Простите, господин премьер-министр, но секретарю Кабинета не пристало лгать.

– Но, Хамфри! – Я с ужасом понял, что в моем тоне превалируют умоляющие нотки. – Поймите, если секретарь Кабинета не подтвердит мои слова, то все будет выглядеть так, будто лжет премьер-министр. То есть я!

Он молча поджал губы. И, похоже, собирался молчать и дальше, поскольку не считал происходящее своей проблемой. Я вышел из себя.

– Хамфри! Не забывайте о чувстве долга!

– О чувстве долга перед истиной, господин премьер-министр, – высокопарно заметил он. – Перед истиной и только перед ней одной!

Я вскочил со стула и раздраженно зашагал по кабинету.

– Но… – Однако нужные слова, как назло, выскочили из головы. – Но… вы не можете вот так просто прийти туда и… и сдать меня всей этой чертовой прессе и оппозиции! Причем в ситуации, когда лично я, собственно, ни в чем не виноват. Хамфри, вы должны быть на моей стороне. Нет-нет, вы просто обязаны!

Он упорно продолжал молчать, всячески избегая смотреть в мою сторону. Затем все-таки не выдержат.

– Господин премьер-министр, надеюсь, вы понимаете, что это далеко не так просто, как может показаться.

Совершенно неприемлемая реакция на серьезнейшую проблему! Ничего не поделаешь, пришлось призвать секретаря Кабинета к порядку.

– Хамфри, вы вынуждаете меня приказать вам официально подтвердить там все то, что я сказал членам палаты.

– Очень хорошо, господин премьер-министр, – не моргнув глазом, вместо ответа дерзко заявил он. – Я официально заявлю им, что вы приказали мне официально подтвердить все то, что сказали членам палаты.

Но ведь это же совсем не то, что я имел в виду!

– Хамфри, я приказываю вам не говорить им, что я вам приказал.

Он был неумолим.

– Тогда мне придется сказать им, что вы приказали мне не говорить им, что вы мне приказали…

Я бросил на него испепеляющий взгляд. Он его будто не заметил. Сохранял свое обычное ледяное величие.

– Простите, господин премьер-министр, но оказаться замешанным в недостойном сокрытии истины мне, как секретарю Кабинета Ее Величества, совсем не к лицу.