Кто-то выделил мне из своего запаса удочку, и я, с пафосом продекламировав из лермонтовского "Маскарада":

" Хочу я испытать, что скажет мне судьба

И даст ли нынешним поклонникам в обиду

Она старинного раба" - отошел в сторонку.

Не рыбалка, а сплошное наказание! Быстрое течение выбрасы-вает наживку наверх и прибивает к берегу. Тут во какие грузила нужны! Трава мокрая, присесть негде. А у комаров тоже своя охота. Но я решил терпеть до конца.

Ближе к полуночи двое ушли в лагерь. Около часа смотали удочки еще несколько человек, обнадежив меня, что к следующему вечеру ОНИ с грузилами разберутся. Но трое продержались до половины второго.

Мысль просидеть еще одну ночь у реки меня как-то не особенно грела, и я втравил в это дело единственного мужчину-воспитателя, только вернувшегося из похода.

Перед ужином я увидел, что рыболовы сколачивают низенькие скамейки, и понял, что с ночной рыбалкой надо кончать. Но как это сделать, когда у нас все можно?

Я лежал в палатке и слышал голоса рыбаков, приходивших с реки. Переговаривались они громко, что-то рассказывали караульным, потом долго укладывались и, конечно, будили ребят. Часов в пять снова заговорили - это поднимались любители посидеть с удочкой на утренней зорьке. Вот тогда я и вспомнил о караульных, единственных людях, способных остановить накатывающийся на лагерь кошмар.

Перед подъемом флага, сделав несколько объявлений, я между прочим сказал:

- Кстати, надо попросить рыболовов не разговаривать в лагере.

Не знаю, как остальные, а я ночью просыпался несколько раз. И еще. Рыбаки записываются у дежкома и сами указывают время возвращения. Вот пусть и приходят в свои сроки. Дежком передаст списки караульным, и те проследят, чтобы лишних хождений в лагере не было. Это удобно и для утренней рыбалки. По списку караульные поднимут записавшихся - зачем им всю ночь поглядывать на часы?

Выступление как выступление. Но я поговорил с каждой сменой ночного караула, и ребята дали слово никому не рассказывать о нашей беседе.

Как и ожидал, первый рыбак вернулся к полуночи.

- Стой, кто идет ? - окликнули караульные.

- Сурков.

- А ну погодь. Давай отойдем, а то всех разбудим, - караульные, как было договорено, подвели рыбака к моей палатке. - Какой Сурков? Сурков на реке до часу сидит.

- Да бросьте вы! Клева сегодня нет. Сейчас и Мишка Михайлов придет.

- Вот видишь. Сначала ты перебудишь ребят, потом Михайлов.

Записался до часу - и лови до часу. И Михайлова предупреди, что никого в лагерь не пустим.

- А, идите вы! - Сурков развернулся к своей палатке, но караульные остановили его.

- Мы ведь все равно отметим, что вернулся раньше. Так что не ищи на свою голову приключений. Или Виктора Яковлевича разбудить ?

- Вы чокнулись, что ли ? - сказал Сурков и пошел к реке.

- Ну как? - спросили меня караульные через палатку.

- "Дебют хорош," - продекламировал я.

- "Конец не будет хуже," - продекламировал караульный.

Несколько раз я читал в походе сцены из "Маскарада", и теперь ребята любили козырнуть запомнившимися фразами.

К часу ночи вернулись все рыбаки. Караульные, сверяясь с вахтенной тетрадью, пропустили троих, а остальным в порядке исключения разрешили до контрольного срока посидеть в столовой - и то, чтобы было тихо.

Утром началось второе действие спектакля.

Караульные расстегнули палатку и подергали мальчишку за ногу.

- А-а, что... Чего вам?

- Тс-сс! На рыбалку пора, пять часов уже.

- На какую рыбалку?.. Идите отсюда!..

- Не шуми. Ты записался на пять? Давай вставай.

- Куда вставать?.. А-а... Я завтра пойду.

- Завтра тебя другие разбудят. Вылезай, вылезай, вон рыба плещется, аж отсюда слышно!

Караульные подняли еще четверых и, пожелав всем удачной охоты, отправили к реке.

Вопрос был решен! Через пару дней записывались на рыбалку только трое самых настырных, да и то редко и больше по утрам, когда и поплавок видно, и клев получше. А я возблагодарил небеса за чью-то идею выставлять в лагере ночной караул.

Вторым камнем преткновения стал Звенигород. Ходить туда было в общем-то незачем, но раз "все можно", то как не пойти? Старших ребят город не привлекал. Если что нужно, попросят водовоза купить батарейку или лампочку для фонарика, а самим ходить времени нет. Но зато малыши!..

Подходит такой шпингалет к дежкому:

- Я в город.

- Зачем?

- Дела у меня.

Дежком ко мне:

- Разрешать?

А я уже договорился со старшими ребятами и теперь подзываю кого-нибудь:

- Ты вроде в город хотел ?

- Хотел.

- Вот тебе попутчик. Отметьтесь у дежкома и не опоздайте к ужину.

Ребята уходят. А до города - два километра по обочине шоссе, под гроход несущихся на большой скорости машин. И тут выясняется, что малышу надобности в городе никакой нет.

- Слушай, - говорит он, - давай лучше завтра пойдем.

- Смотри, говорит старший, - а я уж хотел сегодня волейбол пропустить. А у вас что?

- А нас Сергей Михайлович поведет с лесом знакомить...

- Что ж ты раньше не сказал! Знаешь, как интересно!

И ребята, едва выйдя к шоссе, поворачивают обратно.

Вот так у нас получалось. Раз "все можно", значит, и нарушать нечего. Значит, и ругать никто не будет. Сергей Михайлович несколько раз просил меня запретить взрослым вообще повышать голос на ребят - это ему нужно было для будущей книги, - но здесь я обещать ничего не мог и даже деликатно напомнил, как он сам накричал на малыша, сунувшего палку в муравейник.

Я втолковывал ребятам понимание свободы как осознан-ной необходимости (подковали меня все-таки в институте!) и это делало жизнь в лагере разумной, очищенной от нелепых ограничений. Новички-воспитатели быстро отбросили педагогическую чопорность и включились в ребячьи дела, как в большую и сложную игру. Но то, что было понятно нам, не всегда понималось людьми, которым вроде по должности пологалось разбираться в педагогических тонкостях лучше нас.

Приезжает к нам на нескольких легковушках комиссия из МК комсомола. Такие пережившие молодость тети и дяди. Естественно, без уведомления. В пиджаках, при галстуках, с комсомольскими значками на груди.