- Я все больше чувствую себя угодившим в исправительное учреждение, - О’Шипки сунул кулаки в орбиты и начал тереть. - И вдобавок - обязанным этому борову. Я постараюсь, чтобы он стал постоянным клиентом нашего Агентства.
- Ваша правда, - Шаттен остановился, чтобы перевести дух. - Здесь нужен ревизор. Здешние камни вопиют о ревизии… Не отставайте, мой друг, не то мы останемся без света.
Действительно, Ядрошников был уже далеко, или высоко, кому как нравится. Вдруг он исчез. Шаттен и О’Шипки не заметили, как это произошло: они отвлеклись, привлеченные какими-то смутными лопухами и чертополохом, а когда подняли глаза, то Ядрошникова уже не было, свет померк.
- Сорвался он, что ли? - испуганно спросил Шаттен-младший.
- Исключено, - неуверенно молвил О’Шипки. - Такое невозможно прозевать. Он пролетел бы над гнездами здешних… гагар… или чаек…
- Нет! - сверху слетели радостные слова. Фонарь вернулся и теперь не мигал, но стоял прочно, светя везде и всегда. - Со мной ничего не случилось, я жив и здоров. Я уже наверху! Последнее усилие, джентльмены!
Шаттен-младший снова остановился и вытер пот.
- Эй, О’Шипки! - позвал он напарника. - Вы видели фильм про «последний дюйм»?
- Видел, - отрезал тот, утверждая перед собой сперва первый, а после второй чемодан.
- И как он вам?
- Дрянь. Все фильмы - дерьмо. Нам тискают романы…
- Категорично и смело! - пробормотал восхищенный Шаттен. Он собрался с силами и рванулся к вершине. О’Шипки задержался, проверяя пистолеты и ножи. Все оказалось в порядке, и он, вздохнув надрывно, полез следом.
Ядрошников размахивал уже не фонарем, но веревкой, которая была совершенно не нужна и только мешала. Ее конец, завязанный в увесистый узел, стегнул по лицу Шаттена, едва то возникло над краем обрыва.
- Это страховка, - извинился Ядрошников. - Я всегда ношу с собой всякие полезные предметы. Веревку, чтобы лезть, спички и соль, ножницы, записную книжку…
- Лучше отойдите, - попросил его Шаттен-младший. - Я чуть не сорвался вниз.
- В самом деле? Тогда мне лучше ее убрать, - Ядрошников стал сматывать веревку в толстые петли. Шаттен вскарабкался на площадку и в полном изнеможении присел на камень.
- Недобрая ночь! - говоря так, он, впрочем, казался вполне довольным. Подъем завершился.
- Это еще мягко сказано, - прохрипел О’Шипки, усаживаясь рядом. Он перевел дыхание и раздраженно отряхнул одежду. Ядрошников доброжелательно сиял. Вывалилась полная луна, и путешественники наконец рассмотрели его во всех подробностях. Маленькие черные глазки директора внушали подозрения - столь же мучительные, сколь неопределенные. Нижняя челюсть, повинуясь тику, беспрестанно выдвигалась вперед, придавая лицу отвратительное игривое выражение. На правой щеке колосилась багровая бородавка. Дождевик был расстегнут, под ним виднелась будничная одежда: теплый свитер с узором-оленем, кожаный жилет и просторные брезентовые брюки, заправленные в резиновые сапоги. Такой наряд устроил бы простолюдина - рыбака ли, фермера или, на худой конец, егеря, но никак не административное лицо, попечению которого был вверен объект государственного значения. Директор походил на скотника, конюха, на кого угодно, но только не на директора.
Ядрошников почуял неладное и выступил с запоздалым извинением:
- Простите меня за этот наряд, он не соответствует важности момента. Я помню, что встречают по одежке, но…
- Мы проводим вас по уму, - кивнул О’Шипки.
- Очень на это надеюсь, - директор сделал вид, будто не понял сарказма и облегченно вздохнул. - В таком случае, не будем стоять на ветру; ступайте за мной, я покажу вам ваши апартаменты и познакомлю с остальными участниками семинара. Все уже собрались и с нетерпением вас ждут.
- И много там народу? - О’Шипки нахмурился.
- Семь человек, - бодро ответил Ядрошников, запахивая дождевик. - Вас двое, да я - итого десять. Пойдемте же, друзья, время позднее! Завтра у нас куча дел.
Шаттен-младший сделал О’Шипки яростные глаза, встал с камня и двинулся за директором. О’Шипки, поминутно озираясь в поисках опасности, догнал их и пошел быстрым шагом, стараясь не отставать от Ядрошникова. Тот, погруженный в свое, бормотал:
- Десять аватар… собрались в Центре Роста… Они хотели подрасти, решив, что это просто…
- Что, простите? - не расслышал Шаттен.
- А, чепуха, - отмахнулся директор. - Начало считалочки, сущая бессмыслица. Я не знаю, как там дальше. Советую воспользоваться моментом и насладиться прекрасным ландшафтом. Чудесная ночь, право слово!
И он сделал широкий жест, обводя рукой видимую часть острова. Действительно, пейзаж впечатлял. В черных пятнах, разбросанных там и тут, угадывалась экзотическая растительность. Угрюмая зелень была припорошена снегом. Луна освещала острые пики скал и стреловидные шпили замка, который возвышался, словно мрачный и негостеприимный горный король. Большая часть его длинных и узких окон оставалась темной, и только в нижних горел тусклый свет; скрипучий фонарь раскачивался на ветру, высвечивая чугунную дверь. Пахло морем и плесенью, в низких рваных облаках плескали крылья. Огромный ворон сел на придорожный валун и гортанно крикнул, словно предостерегая идущих от радужных заблуждений. Правее, в низине, белели надгробья.
- Кладбище? - О’Шипки поднял брови. - Центр Роста содержит собственное кладбище?
- Декоративный момент, - возразил Ядрошников. - Оно не настоящее. Но способствует готическим ощущениям, согласны? Мы прикупили могильные плиты… и целые склепы, побираясь там и сям… Мы выбирали обреченные погосты, предназначенные к утилизации. Их все равно запашут, распашут… возможно, посеют хлеба… отчего бы не спасти хоть часть? Зато при Центре возник… - он запнулся, подыскивая слово. - Возник… антураж, благоприятный для медитации и погружения.
- Богато живете! - заметил Шаттен, который уже почти оправился от одышки. - Держать кладбище… только, чтобы создать философское настроение… И кому-то же надо за ним смотреть. Поди вам приходится кормить целую свору прислуги?
- Нет, - беззаботно ответил Ядрошников. - Здесь нет никаких слуг. Я же сказал, что нас будет десять человек, и сверх того - ни души. Нам не нужны лакеи, мы не держим дворецкого. Мы все делаем сами, как в коммуне. Стряпаем, стираем, прибираем в саду. Не забывайте, что вы находитесь в Центре Роста. А созидательный труд - известное средство добиться высот или глубин, кому куда хочется…
Слова эти пришлись не по вкусу О’Шипки:
- Стирать? Стряпать? - прорычал он. - Вы хотите сказать, что я должен самолично варить себе овсяную кашу, дрызгаться в тазу и чистить лестницы? Нет уж, увольте!
Ядрошников огорченно вздохнул:
- Прискорбные настроения! Впрочем, поступайте как знаете. Никто вас не неволит. На такой случай у нас есть Анита и Мамми, с которыми вы скоро познакомитесь. Они обожают уборку и с удовольствием избавят вас от этой тяжкой обязанности.
Обрадованный Шаттен приостановился:
- Женщины? Здесь есть женщины!
Ядрошников иронически прищурился:
- Вас это радует? Советую настроиться лишь на одну… Но если вам понравится Мамми - точнее говоря, если вы ей понравитесь…
Шаттен поскучнел и неприязненно покосился в сторону О’Шипки. Тот не стал его разубеждать:
- Верно, треугольник! И не забудьте, что я ирландец.
- И что это значит? - немедленно встрял Ядрошников.
- Это значит многое, - ответил О’Шипки. - Мне палец в рот не клади.
- Очень надо, - пробормотал Шаттен. - Господин директор, мои силы на исходе. Мне не терпится принять ванну и лечь в постель. Я даже готов пожертвовать ужином.
- Пожертвуете, раз готовы, - директор полез в дождевик и вынул огромный ключ, похожий на те, что вручали победителям мэры поверженных городов. Он вставил его в замочную скважину и приналег всей тушей.
О’Шипки непонимающе следил за его действиями:
- Они что - сидят у вас взаперти?
- Издержки анализа, - развел руками Ядрошников, на миг оторвавшись от ключа. - В них проснулись детские страхи. Они сами попросили меня запереть дверь. Но я не стану их лечить, нет! Мы поступим иначе. Я намерен официально объявить на острове чрезвычайное положение. Судно ушло. Буря усиливается. Мы отрезаны от внешних миров, и никто посторонний не сможет проникнуть в замок. Мы одни на этом острове. Нечего бояться! Нечего запираться!