- Не знал, что вы христианин, - заметил Роммель.

- Еще какой. Потрудитесь снять с себя лишнюю амуницию. Где там у вас выпрыгивающие ножи, шестерни, удавки? В протезах да костыле? Учтите, мои люди осмотрят вас весьма и весьма добросовестно.

Он говорил равнодушно, с любопытством рассматривая прибывающих гостей из Лондона, Саратова, Керчи, Дамаска и даже из далекого Мельбурна. С некоторыми, знакомыми лично, раскланивался, многим, приходясь дальним Замыкающим, одалживал мелкие и средние суммы.

- Не волнуйтесь! - он шутил направо и налево. - Направляющий может прожить сто лет! Запросто! Тысячу лет!

Заказав регистраторов, священнослужителей и прочих необходимых для таинства брака лиц прямо на дом, Садко, чтобы скрасить томительное ожидание, устраивал для прибывающих экскурсии по своим тематическим комнатам.

- Я останусь при молодых, - с потупленным взором признавался Устин. - Надо держаться друг друга. Надо беречь друг друга. Как видите, места здесь хватит для дюжины таких, как я… между прочим, это идея! Еще один, нескромный сюрприз по случаю первой брачной ночи - я разобьюсь в лепешку, но соберу и приведу сюда дюжину таких, как я…

Никто не понимал, о чем толкует хозяин, но никто и не спрашивал.

Наконец явились все затребованные Устином; дом был полон людей, а многие предпочитали остаться на свежем воздухе во внутреннем дворике. Священнослужители пристраивали и раскладывали свой походно-выездной инвентарь для подобных торжеств; в церемониальной очереди они занимали второе место, так как Садко, слывший государственным служащем, потребовал, чтобы гражданские процедуры исполнились в первую очередь. Полная дама с лентой и бляхой прохаживалась и ждала, когда ее призовут к отправлению привычных обязанностей. Все давно поняли, что оказались в доме высокопоставленного чиновника.

Свидетелем Роммеля Копулятова был сам Садко, а Русудан беззаботно оповестила собрание, что выберет себе первую попавшуюся свидетельницу из приглашенных, наугад. Она действительно выдернула одну из дам, с которой Устин давно состоял в секретной интимно-информационной связи, и безошибочная интуиция Русудан Монтекян на время повергла Садко в дурное расположение духа. Не слишком ли она догадлива?

Не слишком.

Церемония началась. Дама с бляхой, наговорив дежурной и напыщенной белиберды, поднесла молодоженам поднос, на котором лежали кольца.

- Согласны ли вы, имярек, взять в жены… - Роммель кивнул.

- Согласны ли вы…

- Согласна, - звонко ответила невеста. Она огладила, будто просто оправила, свой свадебный наряд.

- Не двигаться! - закричали в толпе несколько человек без роду и племени.

- Расслабьтесь, - громко возразил Садко. - Никто не взорвется, новобрачные зря стараются.

Русудан сняла с подноса кольцо и, ни слова не произнеся, надела его на палец Копулятову, хотя сей палец - фигурально выражаясь - резал глаз изувеченным сухожилием.

- Первым должен жених, - пристыдил их Устин, постепенно превращавшийся в тамаду - во всяком случае, голова его в сей момент была занята заблаговременно подобранными тостами. Он жаждал застолья.

Русудан и Копулятов слились в поцелуе; не глядя, Копулятов забрал у служителя второе кольцо, предназначенное невесте, надел ей на с готовностью подставленный палец; Копулятов одновременно прихватывал и ощупывал подругу, сестру и жену, разыскивая смертоносные провода, потому что под пышным свадебным нарядом невесты скрывался, как он был полностью уверен, заряд пластида, способный разнести особняк вдребезги. Наконец он нашел, что искал, соединил зажимы… «Не трудись, - прошептала Русудан, - он говорил правду. Пакет не сработает. Лучше достань свой даймер».

Ничего не понимая, Роммель вынул из нагрудного кармана карточку: там слабо высвечивалась двойка.

- Но… - зычно произнес жених, пресекая сладкие речи, растекавшиеся поверх опустевшего подноса.

- Посмотри на свой даймер, о, покидаемый возлюбленный Садко, - молвила Русудан.

- Прошу прощения?

- Посмотри на свой номер. Время рассудит, и оно уже рассуждает - похоже, иначе, приостанавливаясь, ибо становится вечностью.

Тот нехотя вынул карточку и тупо уставился на число: даймер показывал ноль.

- Недоработка. Цыгане все-таки правят судьбами, - Русудан произнесла это не без печального сожаления в адрес Устина. Вскинула уже знакомый револьвер, который прятала под корсетом, и выпустила пулю в переносицу несостоявшегося жениха. - Я владею словом, только если слово владеет мною, а все, что вокруг, всего лишь ходит у последнего в подручных…

Роммель и Русудан продолжили поцелуй.

А если вернуться от слов к материи, то люди, состоявшие подручными при последнем - Садко в данном случае - открыли огонь, украшая фату гвоздиками типа той, что торчала из карманца Копулятова, но эти гвоздики прорастали внутрь, однако так и не сумели нарушить самоубийственного шекспировского лобзания.

Очередная пуля снесла Роммелю крышку черепа.

Но молодожены непостижимым образом продолжали удерживаться на ногах - правда, уже валился костыль.

Тут вмешались новые фигуры, исхитрившиеся пронести огнестрельное оружие; округу заволокло дымом.

И вот каким-то бесом сработал пластид, перепрятанный охраной в надежное место: не иначе, подарок и фейерверк от не установленного никем и никогда анонимного гостя - то, чего доктор не прописывал, ибо поклялся безжизненным Гиппократом, и зря. Мечты сбываются. Петля, слагаясь в колеса, падала, налагая на обруч еще один обруч, и следом летела неопознанная туша, губительница всего. Стрелявшие, которые уцелели и оказались Замыкающими нежданных и негаданных покойников, бросились врассыпную, но их не задело даже кровавыми капельками: туша, неопознанное небесное тело, болиду подобное, уничтожило большинство приглашенных и садилось - в иной, недоступной простому зрению, реальности - на сгоревшую горсточку пепла.

Некоторые гости, невзирая на собственные раны, метались среди искореженных трупов: рехнулись, кроме отдельных, занятых поисками Направляющих, которых еще рассчитывали спасти.

Эпилог, который короче пролога

На всех, испарившихся и разметанных после взрыва и перестрелки, проступали их числа. Там, где они очутились, их уважительно встречали, узнавая по номерам, как по лагерным татуировкам, и говоря между собой, что те, которые явились из нашего мира с подобными номерами, пребывают в непонятном, но неоспоримом почете - достаточно скромном.

- Сюда, - любезно и тихо указывали всем входящим, - проходите, пожалуйста, вот сюда…

Там же, где нам видно, объявилась невесть откуда приковылявшая бабка - та самая, с которой мы начали, которая горевала из-за потери карточек.

Она, крестясь, бродила по пепелищу.

- Сюда нельзя, - сказали ей люди в прорезиненных одеждах. - Кто вы, зачем вам сюда?

- Так барин меня приглашал, Направляющий… или Замыкающий - а кто их разберет… Мне все равно. Я пирогов напекла, гостинцев молодым наготовила…

Какой-то гость узнал ее, протиснулся, вырвал корзинку и начал топтать:

- Тоже мне, мать Тереза! Коза таежная! И как пронюхала? Пригласили ее, держи карман шире, бездонное сердце…

Понятно, он был невменяем после случившегося.

Уходя восвояси, старуха не обижалась и лишь без умолку бормотала:.

- Не на мне люди начались, не на мне кончатся - какая-такая направляющая?