– Что… – начал он невнятным от потрясения голосом. Он высвободил одну руку, неловко нащупал гитарный ремень и стянул его через голову. Струны взвыли, когда он схватил гитару за гриф и швырнул ее во тьму.
Другая его рука соскользнула с обледеневшего колеса и он рухнул в ущелье.
Белый росчерк в воздухе – и он тяжело приземлился на что-то бархатное и пахнущее конским потом. Сьюзан придержала его свободной рукой, направив Бинки вверх сквозь мокрый снег.
Лошадь опустилась на дорогу и Бадди сполз в грязь. Чуть погодя он смог приподняться на локтях.
– Ты?
– Я, – ответила Сьюзан.
Она обнажила косу. Блеснуло лезвие; снежинки, падающие на него, распадались напополам, не замедляя полета.
– Ну что ж, надо бы разобраться с твоими друзьями.
В воздухе возникло трение, как будто внимание мира наконец сфокусировалось. Смерть пригляделся к будущему.
– О, ПРОКЛЯТЬЕ!
Барахло начало разваливаться. Библиотекарь скрепил его на совесть, но трухлявое дерево и хрупкие кости не могли долго выдерживать такое напряжение. Перья и бусинки разлетались во все стороны и, дымя, опускались на дорогу. Колесо, соскочив со своей оси, покинуло компанию и поскакало по дороге, теряя спицы, когда агрегат почти на боку вписался в поворот. Однако это не играло никакой роли – что-то, похожее на душу, мерцало там, где отвалились составные части. Как если бы вы взяли блестящую машину и направили на нее свет так, что вся она засияла и пошла бликами, а затем убрали машину, оставив свет…
Остались только лошадиный череп и заднее колесо, которое крутилось в вилке, сработанной из чистого света, и тлело.
Хреновина с ревом обошла Достабля, отчего его лошадь сбросила седока в канаву и унеслась прочь.
Смерть привык ездить с ветерком. Теоретически он и так был повсюду, поджидая каждого. Самый быстрый способ передвижения – сразу пребывать в пункте назначения. Он бы никогда не добился этого, двигаясь медленно. Окружающий пейзаж, как правило, виделся ему размытым; но никогда до сих пор он не оказывался в четырех дюймах от его колена на поворотах.
Телега сползла еще немного; теперь уже и Клифф смотрел прямо во тьму.
Что-то коснулось его плеча.
– ХВАТАЙСЯ ЗА НЕЕ. НО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ.
Бадди наклонился вперед.
– Глод, если ты бросишь сумку, я…
– Даже и не думай об этом.
– Глод, в саване нет карманов.
– Значит, ты выбрал плохого портного.
Наконец Бадди ухитрился ухватить его за свободную ногу и потянул. Один за другим, цепляясь друг за друга, Банда извлекла себя из пропасти на дорогу. И повернулась лицом к Сьюзан.
– Белая лошадь, – сказал Асфальт. – Черный плащ. Коса. Хмм…
– Ты тоже можешь видеть ее? – спросил Бадди.
– Я надеюсь, мы не будем об этом жалеть, – заметил Клифф.
Сьюзан извлекла жизнеизмеритель и критически осмотрела его.
– Я полагаю, мы уже не успеем расторгнуть кое-какую сделку? – спросил Глод.
– Я просто выясняю, мертв ты уже или нет, – объяснила Сьюзан.
– Я думаю, жив, – сказал Глод.
– Держись за эту мысль.
Скрежет заставил их обернуться. Телега съехала вперед и рухнула в ущелье. Сперва она с грохотом налетела на скалу, торчащую на полпути вниз, а затем, с гораздо более удаленным треском, обрушилась на каменистое дно. Оранжевые языки пламени со звуком «уумпф» взметнулись вверх, когда вспыхнуло масло в фонарях. Колесо, оставляя горящий след, покатилось прочь от груды обломков.
– Мы должны были быть там, – сказал Клифф.
– А тебе не кажется, что нам лучше теперь свалить? – спросил Глод.
– Угу, – ответил Клифф. – Раз уж мы не погибли под горящими обломками.
– Ну да, но она выглядит черезчур… потусторонне…
– По мне так прекрасно. В любой день возьму потустороннее в хорошо прожаренном виде.
За их спиной Бадди повернулся к Сьюзан.
– Я… разобралась с этим, – сказала она. – Музыка раскачивала историю, мне кажется. Она чужая в нашей истории. Можешь припомнить, где ты ее нашел?
Бадди вытаращился на нее. Будучи только-только спасенным от смерти привлекательной девушкой на белой лошади, вы не слишком готовы к расспросам о покупках.
– В лавке в Анк-Морпорке, – сказал Клифф.
– В таинственной древней лавке?
– Таинственной, как все прочие. Там…
– Вы возвращались туда? Нашли ее на том же месте?
– Да, – ответил Клифф.
– Нет, – ответил Глод.
– Куча любопытных товаров, которые хочется заполучить, чтобы хорошенько разобраться в них?
– Да! – ответили Клифф и Глод хором.
– А, – сказала Сьюзан. – Лавка этого сорта.
– Я знал, что ее там не было, – заявил Глод. – Разве я не говорил, что ее там не было? Я сказал: ее там не было. Я сказал, что она сверхестественная.
– Я думал, это значит – длинная, – заметил Асфальт.
Клифф раскрыл ладонь.
– Снег перестал, – сообщил он.
– Я выкинул эту штуковину в ущелье, – сказал Бадди. – Я… мне она больше не нужна. Она, должно быть, разлетелась в щепки.
– Нет, – сказала Сьюзан. – Это не то, что можно…
– Облака… они стали какие-то сверхестественные, – сказал Глод, глядя вверх.
– Что, длинные? – спросил Асфальт.
Они все почувствовали это… ощущение, как будто стена, окружающая мир, исчезла. Воздух загудел.
– А теперь что это такое? – спросил Асфальт, когда они инстинктивно сбились вместе.
– Ты должен знать, – заметил Глод. – Ну, ты же везде побывал, все повидал.
Сверкнула белая вспышка. А затем сам воздух стал светом – белым, как лунный и ярким, как солнечный. Возник звук, подобный реву миллионов голосов.
И сказал: Дайте мне показать вам, кто я. Я – музыка.
Сумкоротый зажег каретные фонари.
– Пошевеливайся, парень! – заорал мистер Клит. – Мы же хотели поймать их, ты забыл? Хат. Хат. Хат.
– Не понимаю, какой в этом смысл теперь, когда они сбежали, – проворчал Сумкоротый, заскакивая в экипаж, когда мистер Клит хлестнул лошадей. – Я хочу сказать – они ведь удрали отсюда. А нам больше ничего от них надо и не надо, разве не так?
– Нет! Ты же видел их. Они – это… это душа всех этих безобразий, – сказал Клит. – Мы не можем допустить, чтобы подобное повторилось.