- Ничего больше не говори. Мы поговорим, когда ты окрепнешь.

Я сидел рядом с ней и гладил её лоб, пока она, напичканная снотворным, не уснула.

Когда я возвращался с Хашимом в Черный кабинет, я горько призадумался. Состояние Софи было ещё хуже, чем я опасался, сам я не в состоянии ей помочь, не раскрывая наших с ней отношений. Мой инстинкт подсказывал мне, что это было бы роковой ошибкой и повредило бы нам обоим. Саддам не потерпел бы моей связи с американкой, даже если она дочь иракских родителей.

- Она нездорова, Микаелеф, - заметил Хашим, - но можешь не беспокоиться, за ней хороший уход, теперь, когда у Саддама насчет неё какие-то планы.

По мере того как срок вывода войск из Кувейта, установленный ООН, приближался, люди все чаще предпочитали не покидать дома и улицы Багдада стали тихими. Кто-то смотрел телевизор, кто-то слушал Багдадское радио, но большинство иракцев ловило передачи иностранных радиостанций. Даже "Радио Израиля" вело теперь передачи на арабском языке. Все станции передавали одно и то же. Кризис нарастал.

До последнего момента министр иностранных дел Тарик и его заместитель Назар Хамдун делали все, чтобы добиться договоренности. Воздушным сообщением между Багдадом и Амманом, единственным иностранным аэропортом, открытым для связи с Ираком, пользовались лишь главы правительств, политики и дипломаты, надеющиеся в последнюю минуту подписать соглашение. Решением ООН Ирак должен вывести свои войска к полуночи 15 января, но срок наступил и прошел, а иракская армия все ещё оставалась в Кувейте.

Утром 16 января над Багдадом висел тяжелый туман. Не по этой ли причине не прилетели бомбардировщики? Большинство населения укрылось в домах, слушая новости по радио, в семьях все старались держаться поближе друг к другу и ждали налета. Улицы были пустынными, лавки и магазины закрыты. На улицу выходили лишь в случае крайней необходимости. День тянулся медленно, новостей не было. В полдень немногие владельцы магазинов и лавок, которые все же открыли их, стали готовиться к закрытию.

Я возвращался домой позже обычного, ибо оставался во дворце в ожидании событий. Когда я наконец вышел на улицу, то был удивлен тем, что везде, хотя и вполсилы, горят фонари. Затемнения в городе не было.

Поужинав, мы часа два ещё побеседовали с матерью, а затем легли спать. Я заснул не сразу, прислушиваясь к звукам ночи. В Багдаде было тихо, я все гадал прилетят или не прилетят бомбардировщики, а потом все же уснул.

В половине третьего ночи меня разбудил лай собак. Казалось, все собаки квартала внезапно залаяли и завыли. Только тогда я услышал далекий гул самолетов. Он нарастал. Мой дом довольно далеко от центра города, и это в какой-то степени внушало уверенность, что нашу часть города не будут бомбить, поэтому я не очень беспокоился о нас с матерью. Раздался первый взрыв, самолеты обрушили на город свой смертоносный груз. Земля дрожала, небо то и дело озарялось взрывами, и становилось светло как днем. Послышался вой предупреждающих сирен, он был уже ненужным, Багдад давно не спал.

Я вышел на веранду и смотрел как трассирующие снаряды зениток прорезают небо. Потом наступил временный перерыв, а за ним с воем начался новый налет, разрушение города продолжалось. Налеты совершались каждые пятнадцать минут. После одного из таких налетов город погрузился во тьму. В моем доме тоже погас свет. Глядя на город, я увидел пожары - горели государственные здания и нефтеперерабатывающий завод. Горел также квартал, где в основном размещались предприятия легкой промышленности и конторы. Один за другим уничтожались кварталы, где находились военные сооружения, важные для защиты Багдада. Здание центра связи, возвышавшееся над городом, вспыхнув, как оранжевый факел, рухнуло и исчезло.

Как и все в Багдаде, я провел бессонную ночь. Мать, проснувшись от первых взрывов, тоже вышла на веранду, и мы вместе с ней смотрели, как наш прекрасный город превращается в груду руин. То, что мы не спрятались в убежище, могло показаться ненужным риском, но мы столько натерпелись от налетов во время войны с Ираном, что просто перестали их бояться. У нас появилась странная уверенность в том, что мы должны видеть, как все это происходит. Моя мать плакала, говоря о жертвах этой бомбежки.

Бомбили всю ночь до самого утра, но интервалы между налетами стали увеличиваться и к рассвету дошли до тридцати минут. В семь тридцать утра я отправился во дворец. По дороге я увидел, сколько важных объектов, а вместе с ними и жилых домов, сровнялось с землей. Я проходил мимо дымящихся остатков школы, но, слава Аллаху, её разбомбили до того, как в неё утром пришли бы дети. Стадион, под которым был бункер Саддама, остался цел и невредим. Да и дворец тоже. Саддам был уверен, что он находится под высшим покровительством. Многие же подозревали, что союзники сознательно ограждают Саддама от риска. Если это так, то этому просто нет объяснения!

Налеты не прекращались весь этот день и следующий. Бомбежки были куда более беспощадными, чем во время войны с Ираном. Над городом постоянно стоял грохот взрывов. В третью ночь бомбежек снова пострадал телецентр и был уже окончательно выведен из строя. Дальнейшее разрушение средств связи завершили графитовые бомбы, парализовавшие работу всей кабельной системы.

Из сводок военных действий, предаваемых иностранными радиостанциями, весь мир узнал о том, что американцы бомбили с поразительной точностью и их целью были лишь стратегические объекты. Учитывая тоннаж сбрасываемых бомб, число жертв среди гражданского населения было просто ничтожным.

Шли дни, бомбежки продолжались. После четырех недель нервы людей не выдерживали. Однажды ночью, находясь во дворце, я услышал об огромном количестве пострадавших мирных жителей в Суме, северном пригороде Багдада. Затем последовало сообщение о том, что бомбы попали в убежище района, где я жил. Говорилось, что в убежище пряталось более семисот человек и по крайней мере четыреста из них погибли. Там были в основном женщины и дети.

Все это время я ночевал во дворце, а моя мать обычно уходила в городское убежище, находившееся совсем недалеко от нашего дома. Позвонить домой я не мог, так как телефонная линия была повреждена ещё в первые дни бомбежек. Поэтому я тут же попросил немедленного разрешения покинуть дворец. Саддама в это время во дворце не было. Поверив, что на какой-то из бомб написано его имя, он предусмотрительно укрылся в бункере под стадионом в километре от дворца. Вместо Саддама я поговорил с Тариком, который немедленно дал распоряжение одному из своих шоферов отвезти меня домой.