В главной приемной Хашим попросил провести нас к кому-нибудь из начальства, и буквально через несколько минут мы вошли в кабинет, хозяином которого был мужчина лет сорока в синей форме в ранге полковника.

- Чем могу помочь вам? - вежливо справился он, указав нам на стулья.

В ответ Хашим извлек свое удостоверение госбезопасности, а мне велел снять очки и бороду. У офицера отвалилась челюсть, и он мгновенно вскочил по стойке "смирно" и отдал честь. Но прежде чем он успел что-либо сказать, Хашим попросил его успокоиться.

- Этот человек не Саддам. Его зовут Хассан Ибрагим аль-Такрити, он двоюродный брат нашего президента. Удивительное сходство, не правда ли?

Хашим умышленно назвал имя, которое могло показаться знакомым полковнику. В семье Саддама было полно Хассанов и Ибрагимов и все они были аль-Такрити.

- Да, да, - заметил полковник. - Сходство поразительное.

- Это не официальный визит, - продолжал Хашим, пока полковник не пришел в себя и не обрел подобающий его чину апломб. - Но я был бы вам признателен за некоторую услугу. Я хотел бы поговорить с вашей заключенной Раной аль-Хамид.

- Это невозможно, - занервничал полковник, растерявшись. - Встречи с арестованными не разрешаются.

- Уверен, что вы правы, - настаивал Хашим, - но я вынужден напомнить вам о том, что я офицер госбезопасности и помощник президента.

- Госбезопасность нам не указ. Вы знаете это.

- Да, конечно, но разве я пытаюсь отдавать вам приказы? Вы выше меня рангом. Я просто прошу у вас помощи.

- В таком случае, я очень сожалею, что не могу вам её оказать.

Хашим встал.

- Тогда вопрос исчерпан. Когда я вернусь в Багдад, скажу президенту, что не смог выполнить его приказание. Пойдем, Хассан, наш полковник слишком занятой человек.

Полковник жестом остановил нас.

- Подождите, не надо спешить. Я... я уверен, что правила можно смягчить... Кого, вы сказали, вам хотелось бы увидеть?

Через минуту в помещении, видимо ранее служившем офисом, а ныне использовавшемся в качестве тюремной камеры, нас оставили наедине с сестрой Арефа, привлекательной молодой женщиной лет двадцати, коротко и небрежно остриженной. Наше появление до смерти напугало ее; она сидела забившись в угол и спрятав голову в согнутых коленях.

Лишь после немалых увещеваний она приготовилась поверить мне, что мы не хотим ей зла.

- Вы знаете, почему вы здесь? - спросил у неё Хашим.

- Потому что я кувейтка, - ответила девушка.

- Это не причина для ареста и пребывания здесь, - довольно сурово заметил Хашим. - Вы помогали вашему брату лечить повстанцев и не докладывали об этом куда следует.

- Они утверждают, что я тоже из повстанцев, но сами знают, что это неправда. Мой брат был арестован за то, что оказал медицинскую помощь кувейтцу. Затем они ворвались в наш дом и арестовали меня потому только, что я там оказалась. Здесь меня держат для собственного развлечения. - Она указала кивком головы на дверь. - Они приходят сюда и избивают меня, а потом насилуют.

- Вас изнасиловали? - спросил Хашим, в его голосе было искреннее сочувствие.

- И не раз. Это происходит везде. Женщин насилуют в их собственных домах, прямо на глазах у мужей. А затем тут же, на глазах жен убивают их мужей. Большинство арестованных женщин увозят на стадион Касмах. Они используют его как женскую тюрьму. Бассейн стадиона превращен в могилу, забитую телами.

- Откуда вам это известно? - не выдержал я.

- Я сама побывала там, - ответила девушка. - Как только меня арестовали в первый раз, меня отвезли на стадион. Потом привезли сюда на допрос. Здесь мало женщин, поэтому меня часто насилуют. Когда я сопротивляюсь, они применяют пытки.

- Как они это делают?

- Самыми разными способами. - Она указала на фен, провод от которого был закреплен где-то на потолке. - Они подвешивали меня раздетую за волосы на проводе от фена - у меня тогда были ещё длинные волосы, - а руки связывали за спиной. Затем включали фен. В другой раз они обматывали один конец провода вокруг фена, а другой - вокруг моей груди и так пытались поднять меня над полом. К счастью у меня маленькая грудь и провод сразу же соскальзывал с нее.

И молодая женщина тихо заплакала.

- Вам известно, что здесь женщинам отрезают грудь? Если сделают это, то, значит, ей пришел конец. В таком виде мы им уже не нужны. Скоро они это сделают со мной. Меня насиловали такое количество раз, что я уже не могу сосчитать. Но когда я нездорова, они реже приходят ко мне, у них хватает свежего мяса, прямо с рынка. Когда у меня недомогание, они могут только развлекаться, мучая и убивая меня.

Я подумал, что, сколько бы мы ей ни сочувствовали, возможности облегчить её положение у нас практически нет. Но Хашим неожиданно удивил меня, когда мы перед уходом снова зашли к полковнику.

- Эта женщина не виновна ни в каких заговорах против Ирака, категорически сказал он полковнику.

- Они все невиновны, - ответил полковник и непременно бы зевнул, будь у Хашима статус пониже, - если верить им.

Но от Хашима не так легко было отделаться.

- Когда я вернусь в президентский дворец в Багдаде, я скажу Саддаму, что вы держите в заточении невинную женщину. Я хорошо знаю президента. Он лично позвонит вам и спросит, правду ли я ему сказал. Для вас будет лучше ответить, что женщину признали невиновной и освободили.

Предупреждения Хашима, казалось, не произвели впечатления на полковника; он был достаточно умен, чтобы распознать блеф.

- Я лично сам разберусь с этим случаем, - пообещал он. - Если она невиновна, то будет отпущена.

Когда мы оказались на улице, я с восхищением посмотрел на Хашима.

- Я поражен и даже удивлен. Ты думаешь, он освободит ее?

- Возможно. Он ничего не выиграет, если будет и дальше держать её здесь, во всяком случае, ему придется побеспокоиться. Он больше потеряет, если не выпустит её.

- Ты действительно собираешься доложить об этом президенту? - спросил я.

Хашим, покровительственно улыбнувшись, посмотрел на меня.

- Твоя наивность просто поражает, Микаелеф. Если честно, то я думаю, что Саддаму безразлично, как обращаются с ни в чем не повинными кувейтскими женщинами. В настоящее время он не расположен поощрять свою секретную службу завоевывать дружеское расположение местных жителей. Ему сейчас нужны карательные службы, нагоняющие на всех страх. Для него все, что здесь происходит, это лишь прискорбные последствия того, что пришлось сделать. Глаза Хашима сузились. - Я прошу тебя не говорить никому ни слова от том, что ты сегодня здесь видел и слышал.