О многом провидчески написал Василий Макарович, даже о будущем своем надгробии выразился, как всегда, весьма своеобычно:

Нет - если уж надгробие, то чтоб была попытка встать!

И тут без народной юморинки не обошлось. И предстает он перед нами разным, но из плоти и крови, а не глянцевый манекен, чего Василий Макарович более всего на свете боялся. Примите его таким, каким сподобила Шукшина широкая и вольная сибирская земля!

После смерти Василия Макаровича по просьбе композитора Владимира Хохолкова поэт Георгий Кондаков написал текст песни "Калина красная", посвященный памяти Шукшина.

Зимой 1977 года композитор побывал в Бийске на улице Красноармейской у Марии Сергеевны и спел ей эту песню, правда, без аккомпанемента, поскольку пианино и роялям в этом доме предпочитали балалайку и гармошку, заставив мать Василия Макаровича невольно прослезиться.

Песня "Калина красная" Владимира Хохолкова позже публиковалась в сборниках областного и краевого издательств, записана фирмой "Мелодия" к 50-летию образования Алтайского края на авторской пластинке. С тех пор литературные передачи по горно-алтайскому радио начинаются с этой песни.

Неподкупное сердце народное проявляло по-разному знаки благодарности дорогому, полюбившемуся имени художника Василия Макаровича Шукшина.

Появлялся музыкальный спектакль "Сладка ягода" (Пьеса К. Васильева, стихи И. Шаферана), составленный из рассказов "Срезал", "Верую!", на основе сценария "Живет такой парень" и фрагментов повести "Энергичные люди".

Потом зазвучала опера "Я пришел дать вам волю", либретто которой написал К. Рыжов по мотивам общеизвестного киноромана Шукшина.

В память о Василии Макаровиче появилась песня "Посвящение" на стихи А. Поперечного, озвученная двумя известными певицами, Людмилой Зыкиной и Софией Ротару, и отличающаяся только манерой исполнения.

Весной 1977 года в Бийск приехал Анатолий Заболоцкий и снял фильм "Слова матери", спеша запечатлеть при жизни Марию Сергеевну.

Некоторые возражения

Рабочий из подмосковного Воскресенска Александр Лебедев, издав недавно книгу "Цветы запоздалые", многое позаимствовал из моей документальной повести "Он пришел издалека", добавив ряд имен и других женщин, как результат своих исследований, правда, материалы эти все давно в большинстве своем опубликованы в разного рода сборниках, журналах, газетах. Упомянув о том, что позаимствовал у меня сюжеты с Лидией Александровой, Люсей Пшеничной, Беллой Ахмадулиной, Софьей Ивановной Фенько (правда, почему-то у него она стала Фелько, а исполнительница роли матери Егора Прокудина Офимья Ефимовна Быстрова стала Ефимьей), забыл в этом ряду назвать Лидию Федосееву-Шукшину, переписав буквально все о ней из моей книги и не сославшись на автора. Не знал он ни одной из них и не встречался с ними никогда, кроме, конечно, Лидии Николаевны. Но есть литературное правило: когда что либо цитируешь - закавычиваешь или пишешь, например, "как сообщает автор такой-то..." А в данном случае изданный опус Лебедева называется плагиатом. И карается по закону. Вот это мне все очень не понравилось у данного автора. Невольно приходишь в этой связи к мысли, что и с другими публикациями у этого человека могли происходить такие же казусы, мягко говоря. Возможно, что это от литературной безграмотности. Ценя лебедевский энтузиазм и приверженность простоватую к В. М. Шукшину, я не могу и не оградить себя от подобной бесцеремонности. Увы, к литературе это не имеет никакого отношения.

В предшествующих моих публикациях была всего лишь десятая часть того, что я рассказала сейчас. Прочтя эту книгу, вы убедитесь, что я не голословна.

ВМЕСТО ПРОЛОГА

И разыгрались же кони в поле,

Поископытили всю зарю.

Что они делают? Чью они долю

Мыкают в поле том? Уж не мою ль?

В. Шукшин

К появлению этих записок о Шукшине причастен прежде всего известный сибирский литературовед В. Н. Шапошников. Узнав, что Алтайский краевой музей дважды обращался ко мне с просьбой написать для них воспоминания о Василии Макаровиче, Шапошников сказал:

- Нужно написать - это ваш долг.

Прозвучало это предложение на "круглом столе", организованном Новосибирским телевидением, получив тем самым широкую огласку. Пришло осознание, что этой просьбы не выполнить уже нельзя. Больно при мысли, что Василия Макаровича нет. Слово "смерть" не вяжется с живым для меня и по сей день обликом Шукшина.

К нашумевшей в свое время моей первой публикации о В. М. Шукшине в журнале "Алтай" в 1989 году имеют прямое отношение два местных сибирских писателя - И. П. Кудинов и Н. И. Морозов, рискнувших напечатать то, что не вписывалось в устоявшиеся представления.

Тот вариант, опять же не без сопротивления определенной среды, с добавлением десяти новых страниц, вышел вскоре в сборнике моей прозы "Он пришел издалека" в известном и престижном тогда издательстве "Советский писатель".

В первых моих публикациях была правда, за которую ратовал В. М. Шукшин и которая кое-кого обеспокоила не только на Алтае, но и в Москве. Эти влиятельные дяди и тети поняли, что я знаю то, чего они более всего опасались, и надеялись, что смерть Василия Макаровича скроет следы лицемерия и откровенной вражды и неприятия русского самородка.

Единственно, чего мне жаль,- я не успела всего сказать тогда, в 1989 году, подвергнув невольному испытанию моих доброжелателей! В связи с очередным юбилеем В. М. Шукшина была некая спешка, а потом на меня обрушилась лавина клеветы и угроз, и я на время стихла, ушла на дно.

Но общественность искала ответов на многие вопросы и не находила их в пространных домыслах, появлявшихся в кинематографической и литературной среде. Поэтому вновь обратились ко мне.

Так появился новый вариант (по существу новая книга!), который, надеюсь, прояснит многое и все расставит по своим местам. Ведь иных уж нет, а те - далече.

Сказано же было кем-то из мудрецов: если ты выбрал путь и будешь оглядываться на каждую лающую из подворотни собачонку, то не дойдешь до цели! И "караван" мой идет. Все больше доброжелателей на этой дороге, и перед железными аргументами и неопровержимыми доказательствами сдаются даже те, кто вчера еще одергивал меня.

Древние говорили: главное не то, как ты жил, а каким тебя запомнили люди. Не случайно же Шукшин через всю жизнь пронес имя Стеньки Разина, образ которого создал и сохранил Господин Народ. Исходя из этого я и решила создать произведение о Василии Макаровиче, подчинив его той же задаче. Поэтому повествование мое имеет определение "народный роман".

Одни рождаются на белый свет совершать подвиги, другие совершенствовать мир, а мне, видно, выпал жребий свидетельствовать об истине. Путь к которой всегда был тернистым. Вспомним для примера хотя бы одно имя - философа-пантеиста и поэта Джордано Бруно, сгоревшего на площади Цветов в Риме в костре инквизиции, но тем утвердившего свое учение о бесконечности и бесчисленном множестве миров Вселенной...

А самое главное - наступили, наконец, времена, когда все тайное становится явным.

Над калиною красной всходящее солнце багрово.

Заметались снега в круговерти бездонного дня.

И глядели глаза, сострадая, на землю сурово,

Ту, что гнула калину, кого-то, видать, веселя.

Этот взгляд не забыть и лица с достоевской печалью

вселенской.

Как он знал этот мир! Как болел за него и страдал!

Может быть, оттого, что рожден в простоте деревенской

Был под этой калиной, чей сок так и горек и ал.

Воронья было много над бедной ее головою,

И злословия много. Душа же любила ее

За красу и добро да за сердце ее огневое,

И смолкало, страшась непонятно чего, воронье!

Правды страстно хотел человек, воспевавший калину.

Панихиду не рано ль справляла на ним и над нею пурга?

Он безжалостно тратил года своей жизни былинной

Для того, чтоб она для других оставалась пряма и строга.