Хотя Бейрутский международный аэропорт находился всего в нескольких милях от центра города, Натан добирался туда на такси почти целый час. «Мерседес», на котором он ехал, был в превосходном состоянии, если не считать нескольких пулевых дыр в задней двери, но на Рамлет-аль-Байда дорога была перегорожена военными патрулями, и очередь машин протянулась на целую милю. Водитель, который не отличался большим терпением, свернул на улицу Венесуэлы, где в свою бытность морским офицером Натан совершал рейд со своей небольшой группой. Затем таксист сделал правый поворот на авеню Камиль Шамун и на бешеной скорости помчался на юг.

На пересечении авеню с шоссе, ведущим к аэропорту, тоже стояли патрули. На этот раз это была ливанская полиция. Все машины обыскали, хотя и не очень тщательно, и через десять минут они уже домчались до аэропорта. Здесь Натан заметил Надин, сидящую на одной из боковых скамей. Она помахала ему, неотразимо элегантная в своем нарядном сером дорожном костюме. «Она одета слишком изысканно, — подумал он. Племянница Назира должна выглядеть иначе. Халим будет ожидать типичную студентку и выпучит глаза, увидев такую сногсшибательную красотку».

— Извините, сказал он. Но вам придется надеть чтонибудь поскромнее. Вряд ли племянница Назира одевается так шикарно.

— Я не подумала об этом. Сейчас пойду посмотрю, что можно сделать.

И, взяв чемодан, она направилась в туалет.

Пока ее не было, Натан прошел регистрацию. Он должен был вылететь в Вену через сорок минут после отлета Надин.

Когда он вернулся, она уже ожидала его. Теперь она была в простом хлопковом платьице, свой пояс она использовала, чтобы завязать волосы узлом на затылке. Свободное платье скрадывало стройность ее фигуры, хотя оно, конечно, не могло скрыть ее красоты.

— Так сойдет, — сказал Натан. — Но я должен признать, что вы необыкновенно красивы.

— Вы уж простите меня, — улыбнулась она.

— Вы позвонили?

— Да. Как раз перед вашим приходом. Он сказал, что будет ждать меня в аэропорту. И еще сказал, что у него есть кое-какие новости для меня. Я пыталась выяснить, какие именно, но он сказал, что это не телефонный разговор.

— Прекрасно. Это значит, что он не хочет, чтобы вы переменили свои планы, узнав, что ваш дядя мертв. Запомните, что известие о его смерти должно потрясти вас, но все же не переиграйте. Ведь вы были не так уж близки.

— Не беспокойтесь. Я знаю, что делать.

— Вы знаете, похитил ли Бассам девушку?

— Да, и он здесь. Пошел за моим билетом.

— Что? — Натан почувствовал, что кровь хлынула ему в голову. — Почему он здесь? А если он здесь, кто с девушкой?

— Он сказал мне, что она надежно спрятана. Посмотрите, вот он.

Обернувшись, Натан увидел подходящего Бассама, одетого в грязную белую галабию. Он был небрит и выглядел очень усталым. Вручив Надин ее билет и посадочный талон, он слегка кивнул Натану.

— Ахалан ва сахалан, йа афенди, произнес он обычное арабское приветствие.

Натан, сурово глядя на Бассама, сказал:

— Спросите его о девушке. Кто с ней?

— Она что-то быстро сказала. В ожидании ответа Натан не отрывал глаз от его лица. Отвечая Надин, Бассам улыбнулся. А затем вручил ключ Натану.

— Зачем этот ключ?

— Это ключ от ящика. — Она показала на багажное отделение. — Он говорит, что на этом ключе есть номер, а в ящике есть коечто для вас. Чтото вроде амулета, приносящего удачу.

— Бассам кивнул им обоим, чтото сказал Надин и повернулся, чтобы идти.

— Остановите его на минутку и спросите, куда он идет.

— Он сказал, что должен выполнить чье-то поручение. Он надеется еще встретиться с вами.

— Что это за история с амулетом?

Натан встревожился. У него не было никакого желания открывать багажный ящик ключом, полученным от человека, которому Абу Набиль доверил воспитание своих детей.

— Я ничего об этом не знаю, но уверена, что он не причинит вам никакого вреда.

Когда объявили посадку на ее рейс, он внезапно вспомнил об одной важной, упущенной им детали.

— Принес ли он вам документы девушки?

— Конечно, принес. И вклеил в них мое фото вместо ее. Не забывайте, этот человек имеет многочисленные связи.

— Надеюсь, что никто не поднимет никакого шума.

Натан испытывал отчаянное желание закурить, но у него не осталось ни одной сигареты.

— Расслабьтесь. Все будет в порядке. Ну, я пойду, а то еще опоздаю на свой рейс.

— Помните все, что я вам сказал, Надин. И, ради Бога, не пытайтесь быть героиней. Не подвергайте себя излишнему риску. Если вы почуете, что дело пахнет табаком так оно, возможно, и есть, в этом случае сразу же сматывайтесь.

— Хватит, — сказала она, передразнивая его.

Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. Покраснев, она отодвинула голову.

— Это не входит в нашу договоренность, Натан. Мы должны сделать то, что нам предписывает долг, вот и все.

— Извините. — Он был смущен. — Я только хотел…

— Ну да ладно, забудьте об этом. Отправляйтесь, и, прошу вас, берегите себя.

Она направилась к посту безопасности, но в последний миг, повинуясь внезапному импульсу, вернулась и, поднявшись на цыпочки, поцеловала Натана в щеку.

Через несколько минут она затерялась в толпе пассажиров, оставив его в полной растерянности. Увидев, как странно поглядывают на него проходящие пассажиры, он понял, что, сам того не замечая, все еще улыбается.

«Ну что ж, — подумал он, возвращаясь на грешную землю, — надо взглянуть, что там оставил мне Бассам в ящике. Надеюсь, что эта штука не взорвется». Допустим, его разнесет на куски, но они все же смогут идентифицировать останки. В своем воображении он увидел эту картину. Но ведь он в отпуске. Тем более непонятно, что он делает в Бейруте.

Ящик номер сто восемьдесят девять был последним напротив стены. «Ничего не скажешь, удачно выбрали. Если он взорвется, меня просто приплюснет к стене и никаких других повреждений не будет». Поколебавшись минуту, Натан вставил ключ и медленно его повернул, стараясь держаться подальше от дверки. Увидев, что ничего не произошло, он перешел по другую сторону ящика, чуточку приоткрыл дверцу, аккуратно прощупал пальцами, нет ли какой-нибудь проволоки или других признаков нечистой игры. Ничего подобного не было, но он весь вспотел. Хотя ему и приходилось орудовать бомбами, когда он служил на флоте, он их никогда не любил. И был убежден, что когда-нибудь подорвется на такой бомбе.