Когда я подошел, стало ясно: моего доклада не требуется. Слепенков уже все знает. Его подробно информировали Плитко, Павлов и Меркулов.

Был и звонок от командующего. Меня ждал приятный сюрприз. До сих пор не могу без волнения и чувства признательности вспоминать этот маленький, но дорогой мне эпизод. Я рассказываю о нем, чтобы еще раз показать доброжелательность ко мне летчиков, их товарищескую отзывчивость.

- Если не ошибаюсь, доктор, ваша жена Еликонида Ивановна в Казани? неожиданно обратился ко мне командир.

- Так точно.

- Идите к старшине Михаилу Васильевичу Петухову и скажите, чтобы кроме командировочного удостоверения до Москвы выписал вам и отпускной билет в Казань. На тридцать суток. Зосимова оставите в госпитале и отправитесь домой.

От неожиданности и вспыхнувшего радостного чувства я, что называется, онемел. Стою и молча смотрю в глаза командиру.

- Недовольны? - спросил командир удивленно, видя мою заминку.

- Очень доволен.

- В чем же дело? - В кармане ни копейки, товарищ подполковник, - доложил я, вызвав дружный смех летчиков.

А дело было так. С передислокацией из Приютина в Борки полк стал обслуживаться филиалом авиабазы, находившейся в Кронштадте. Туда и переправили наши денежные аттестаты, поскольку отделение в Борках не имело финансовой части. Денег на руки мы не получали. Наличные, полученные ранее, могли иметь только те, которым посылать было некому, у кого родные и близкие оказались в оккупации. Надо сказать, денежные дела нас не беспокоили. Мы их просто не замечали: питались бесплатно, а семьи продолжали регулярно получать по выписанным в свое время на них аттестатам. Но ехать в отпуск совсем без денег, понятно, нельзя.

- Это поправимо, - отозвался майор Павлов. - Держи. Здесь пять тысяч (по-теперешнему - пятьсот. - Авт.). Буду жив - отдашь, а убьют - пойдут на поминки, заявляю при всех, - пошутил он.

Тут и другие стали предлагать взаймы. Взял еще тысячу. От остальных с благодарностью отказался.

- Когда аттестат придет, получим за тебя. Ко времени возвращения уже не будешь должен, - объяснил Павел Иванович, мгновенно разрешив мои денежные затруднения.

Погода не подвела. В назначенный день, на рассвете, "дуглас" взлетел с аэродрома Приютино и лег курсом на Богослово. В числе пассажиров, направлявшихся в отпуск, были Тимофей Тимофеевич Савичев и лейтенант Константин Федотович Ковалев. Это ему приказали доставить Зосимова с доктором из Богослова в Москву на санитарном По-2.

Четверка сопровождения (Пимакин, Ткачев, Сушкин, Чернышенко) в условленном пункте отвернула. "Якам" надлежало сесть в Новой Ладоге, дозаправиться и вылететь обратно, прикрывая по пути домой Дорогу жизни. Врага на маршруте не оказалось.

Переночевав в Богослове, на следующий день мы отправились дальше. Было уже почти совсем темно, когда Зосимов, оттянув мой шлем, крикнул в ухо: "Под нами Москва!"

Отрулив на стоянку, Ковалев простился с нами и пошел сдавать самолет, чтобы продолжить свой путь в отпуск. (По возвращении из отпуска К. Ф. Ковалев недолго оставался в нашем полку. Его перевели в 13-й полк, ставший затем гвардейским. Командовал этим полком майор А. А. Мироненко - впоследствии генерал-полковник, главнокомандующий ВВС ВМФ, сменивший на этом посту маршала авиации И. И. Борзова, умершего в 1974 году. Ковалев 22 января 1944 года стал Героем Советского Союза. Сейчас на пенсии, живет в Краснодаре. Последний раз мы виделись 9 мая 1985 года в Ленинграде и в Борках. До мельчайших подробностей помнит и он наш полет с Зосимовым. На счету К. Ф. Ковалева 487 боевых вылетов, 54 воздушных боя, 20 личных и 15 групповых побед!)

Подошла санитарная машина со старта, и мы поехали на квартиру к Дмитрию Ивановичу. О том, чтобы ехать прямо в госпиталь, Зосимов и слышать не хотел. Вот и Рочдельская улица. Машина остановилась у двухэтажного жилого дома Трехгорной мануфактуры. На этом старинном предприятии работал отец Зосимова. Нам помогли подняться на второй этаж две женщины, видимо несшие охрану по МПВО. Узнав, что мы из Ленинграда и к Зосимовым, они порадовались за соседей.

Зосимов нетерпеливо забарабанил в дверь, опираясь на костыли. Опасаясь, как бы он не потерял равновесия и не упал, я поддерживал его сзади.

Дверь открыла мать Зосимова. Трудно передать словами сцену встречи.

- Вот и встретились. Вот и свиделись. Успокойся, дорогая. Успокойся, повторял Зосимов, нежно обнимая мать. И я заметил на глазах у него слезы. Я отвернулся, невольно вспоминая свою мать. И она ждет, ничего не зная о своих сыновьях, как и мы с братом о ней, оставшейся в оккупации на Брянщине. Ждет, как умеют ждать матери, преданно, с тоской и надеждой.

На следующий день, когда мы были готовы отправиться в Центральный военно-морской госпиталь, мы услышали радостное сообщение от Советского Информбюро: наши войска 19 ноября перешли в решительное наступление под Сталинградом.

Определив Д. И. Зосимова в госпиталь, мы с ним расстались. В полк он не вернулся. Через полтора года, в мае 1944-го, будучи в командировке в Москве, я навестил Зосимовых. Дмитрий Иванович был здоров. Служил в управлении ВВС ВМФ. Гостеприимные хозяева не отпустили меня, и я остался ночевать у них. Эта ночь была непохожей на ту, которую я провел с летчиком в госпитале в блокированном Ленинграде в ожидании, что будет с лигатурой, по Мельникову?

Вспоминая об этом, мы слышали за окном раскаты очередного артиллерийского салюта. Москва салютовала в ознаменование освобождения 9 мая 1944 года города-героя Севастополя доблестными воинами 4-го Украинского фронта, отдельной Приморской армии и Черноморского флота. На душе было светло и легко.

Но вернемся к прерванному изложению. Из госпиталя я зашел в Медико-санитарное управление к начальнику отдела кадров В. П. Иванову. Это он по моему звонку позаботился о машине на квартиру к Зосимовым, чтобы отправить Дмитрия Ивановича в госпиталь. Владимир Петрович встретил меня радушно, как старого знакомого. Интересовался боевой жизнью полка, делами Ленинграда. Попросил на обратном пути из отпуска снова заглянуть к нему. Хотел передать в Ленинград небольшую продуктовую посылочку. (Просьбу я выполнил с радостью. Посылка была доставлена по назначению.)

Теперь мой путь лежал в Казань.

Незаметно пришла пора возвращаться на Балтику в родной полк. Позади двадцать суток отпуска. Остальные десять - на дорогу. Поездом, с пересадкой в Москве, 27 декабря рано утром прибыл на перевалочный пункт Кобона. На диспетчерском пункте помогли определиться на машину одной из стрелковых частей. Она должна была с минуты на минуту начать переход на ленинградский берег по льду Ладоги. Меня усадили в кабину. Обе ее дверцы полуоткрыты.

- Чтобы скорее выбраться, если потребуется, - объяснил шофер.

В кузове крытого брезентом грузовика вооруженные солдаты. Стояла оттепель, как весной. Густой туман - в пользу скрытности переправы. Зато воронки стали гораздо опаснее. Их встречалось немало. Для лучшей видимости включены автомобильные фары. И вот поехали, будто поплыли по широкой, сплошь заполненной водой канаве. Машины шли по самое брюхо в воде. Там, где обочины дороги оказывались заподлицо с колеей и вода широко разливалась лужами, по словам шофера, трасса особенно коварна. Контуры дороги заметны плохо, и потому легко уклониться и наехать на скрытую под водой воронку.

В справедливости слов шофера, цепко удерживавшего баранку и напряженно глядевшего вперед, мы скоро убедились. В одном из таких мест машина, двигавшаяся сзади и, видимо, слегка уклонившаяся в сторону, на наших глазах стала медленно погружаться и ушла под лед. К счастью, оседала медленно, находившиеся в машине успели спастись.

На западном берегу озера наши пути разошлись. Нового попутного транспорта долго ждать не пришлось. Вскоре я разместился на грузовике с продуктами для ленинградцев. На нем и доехал до самого Приютина. По моей просьбе машина остановилась у дома Олениных. Здесь я встретил летчиков Меркулова, Журавлева и Ткачева, направлявшихся на ужин. После взаимных приветствий они рассказали обо всех новостях в полку за время моего отсутствия.