Передавали, что он после таких собраний долго не мог придти в себя, успокоиться. Страсть, с которой он проповедовал светлые идеи, не отпускала его, и он стоял, отвернувшись к стене, и плакал, а то и просил кого-нибудь залезть на нары и кричать: "Да здравствует свобода!"
Невозможно было понять, - вспоминали бывшие заключенные,
его идеи или он сам...
Подобного рода политзанятия обычно завершались пением песен, чтением чувствительных стихов. И уж попробуй, скажи кому-нибудь из его учеников слово поперек! Даже по ночам сквозь сон кто-то вскрикивал "Свобода!", и эти крики из спящих камер сотрясали полутемные, сырые коридоры тюрьмы. У надзирателей по ту сторону дверей от этих возгласов пересыхало в горле...
Потом после каждого занятия заключенные стали, стоя, петь гимн, и тогда его подхватывали и другие камеры. Им подпевали и надзиратели, и среди ночи из обветшавшей тюрьмы в темное небо возносилось величественное песнопение.
Тюремное начальство, испугавшееся этих массовых ночных пений и криков о свободе, долго пыталось выяснить, - какая-такая свобода пьянит заключенных и охранников, что они хором поют гимн. Однако ничего конкретного установить не удалось. Тайные осведомители доносили, что заключенные говорят о свободе народа, каких-то жестоких законах, о языке народа, долгое время унижаемого в рабстве и тому подобное. И еще говорили (но установить доподлинно - так это или нет, не удалось), что и начальник тюрьмы, совершенно обалдевший от торжественности, с которой происходили эти политзанятия, тоже стал тайком посещать их.
Как-то раз, когда по обыкновению возбужденный от своих речей будущий президент дрожащим голосом попросил одного из заключенных встать на нары и крикнуть "Да здравствует свобода!" кто-то из числа тех, кого не удалось заманить в "политические сети", набросился на президента, схватил его за шиворот и, бледнея от злобы, потребовал: "Скажи: "Да здравствует сытая жизнь!" Ты, - кричал он, - мечтая о сытой, благополучной жизни, заставляешь этих бедняг твердить: "Свобода!" Ты просто лживый лицемер. Ни одному народу никогда не нужна была политическая свобода. Люди всегда хотели покоя и благополучия, а если их не было, довольствовались тем. Что есть. Ты же и тебе подобные, болтая о свободе, сбиваете народ с пути, осложняете его и без того тяжелую жизнь, туманите людям мозги, сводите их с ума, а потом пихаете им лопату в руки. Прекрати эти авантюры!" Так, по рассказам свидетелей, сказал будущему президенту тот заключенный.
Никак не мог забыть этих слов президент. Он часто повторял их своим единомышленникам, и при этом каждый раз приходил в волнение, а потом, закурив, надолго погружался в задумчивость...
Президент рассказывал, что позже он подружился с этим заключенным-философом, и удивительные мысли высказывал тот. К примеру, он говорил: "Что же такое свобода, если вдуматься поглубже? Какой народ в истории боролся в полном смысле слова за свободу? Почему, чтобы добиться чего-то, это нечто именуют свободой?" И как это весь народ сразу может стать свободным, если каждый в отдельности по рождению, своей физической и духовной жизни, по физиологии - раб. Душой и телом он - раб Божий. Если речь идет об освобождении народа из-под власти другого государства, так это, родной ты мой, нас не касается. Мы за свою историю дали миру великих философов, поэтов, писателей военачальников, художников и композиторов, но во веки веков не смогли избавиться от въевшегося в нашу плоть и кровь рабства. Если государство, под владычеством которого мы живем, не приведи Господь, откажется от нас, мы в панике срочно постараемся найти себе другого хозяина. В этом наша суть, - с горечью говорил заключенный, показатель нашей группы крови, мы из этого созданы и сотканы. Рабство, как болезнь, заложена нас плодородием и богатством нашей земли. У нас никогда не было необходимости бороться за существование, бороться, чтобы выжить, защитить и утвердить себя. Всегда находились люди умней нас, пользовавшиеся нашими богатствами, которыми мы сами не смогли распорядиться. Они сами использовали наши богатства и нам давали. А сытому человеку ничего не надо. Нам и этого хватало. А эта твоя "свобода", всегда была ключом к воротам крепости, именуемой "властью".
...По словам президента, этот заключенный никогда не учился в школе, всю жизнь воровал и сидел по тюрьмам. Но при этом стал отцом семерых детей...
После того памятного разговора, рассказывали очевидцы, президент целыми днями задумчиво курил, и невозможно было вернуть его из туманной пропасти. Нельзя было понять, о чем же он думает, согласен ли с заключенным. А может, и сам президент не все понял из речи своего оппонента. Но и забыть ее тоже не мог.
Каждый раз, заканчивая рассказ об этом случае, президент вопросительно смотрел в глаза собеседнику, словно пытался угадать его реакцию.
Некоторые политики из народа придавали этому эпизоду в тюрьме серьезное значение и то, что каждый раз, вспоминая об этом, президент погружался в печаль, объясняли растерянностью, в которую теории заключенного ввергли его, долгое время плывущего в розовых мечтах и заставляющего и народ барахтаться в "болоте мечтаний". Истина, высказанная заключенным, состояла в том, что всю свою жизнь президент отдал созданной им в собственном воображении свободе народа, которая на поверку оказалась абсурдной и нелепой мечтой.
И как ни старался президент соединить два варианта, они, вместе и порознь, совпадали с мыслями того доморощенного философа: то ли народ, все время своего существования живущий беззаботно, так и не научился высказывать своих мыслей, и теперь избавление от больших и малых бытовых проблем увидел в слове "свобода", которое бунтарским голосом произнес человек, чье недовольное лицо казалось людям таким родным; или же президент - романтик, смотрящий на все сквозь туман мечтаний, в сиянии ярких идей не понял народа, среди которого были и сытые, и голодные, народа, возжаждавшего всех благ мира.
...И дошло, наконец, до президента, - сверкая глазами, шептали торговцы, - что народу нужна не политическая, духовная, правовая свобода, нет, ему нужна обычная свобода желудка...