Когда министры, наконец, вышли во двор, переругиваясь, расселись по машинам и разъехались, когда в резиденции погас свет и все стихло, президент поехал в нагорную часть города, на кладбище, где покоились жертвы войны.

-... Это было похоже на кошмары "тысячи и одной ночи", - рассказывали солдаты охраны. - ...Все уже уснули, и мы вдруг видим, как кто-то вылезает из окна первого этажа. Сначала хотели открыть огонь, но пригляделись, видим, это сам президент. Он был в легкой куртке, надетой поверх спортивной формы. Вылез из окна и пропал за деревьями. Сначала мы подумали, может, его тошнит. Но потом, смотрим, он вышел на шоссе, ведущее в город... Тут же сообщили начальству, и нам приказали тихо, чтобы не испугать президента, следовать за ним. Так и сделали. Президент, воровато прижимаясь к стенам, пошел куда-то вверх по улице. Потом свернул в сторону кладбища. Мы выждали немного и тоже - за ним. Сначала не могли найти его там, потом постояли, прислушались, может, думаем, услышим плач. И точно, совсем рядом раздался стон. Видим, лежит президент ничком между могилами, украшенными декоративными пулями. Подошли, встали рядом. Он увидел нас, просит: "Убейте меня!.."

По словам солдат, президент не раз по ночам, когда все спали, и было тихо, приходил сюда, на кладбище...

...В такие ночи его часто можно было встретить в одиночестве прогуливающимся по улицам, в наброшенном на плечи пиджаке и что-то тихо напевающим.

А однажды охрана нашла его на одном из городских рынков: он сидел в тесной будке сторожа, пил с ним вино и о чем-то разговаривал.

Говорят, там, в будке сторожа, он опять говорил о свободе. Одет он был в просторный ватник, на голове - ушанка, и, слушая его, пьяный, провонявший луком сторож тоже плакал.

- Он, наверное, влюбился в кого-то, вот и не находит себе места, говорили некоторые.

- Если и есть красавица, в которую он влюблен так, - возражали им, что потерял от любви голову и никогда, видно, ему этой любимой не достичь так это свобода.

- Да что же это за такая свобода, недоумевали люди, если такой человек из-за нее бродит по улицам и поет, как Орфей?!

...Министры сдержали слово, данное президенту в ту бурную ночь, когда утверждался план военной операции, приведшей к трагедии в окраинной казарме.

А наутро, говорят, двор резиденции был заполнен журналистами со съемочными камерами и микрофонами. В кабинете президента были тоже установлены прожектора и микрофоны, стрекотали камеры. И говорят, все в тот день были неприятно поражены, увидев высокого и худого до невесомости президента, который вошел в кабинет и сел в кресло...

- Он выглядел так, будто его долго держали в камере пыток и не давали ни есть, ни пить... - рассказывал оператор.

Президент долго щурился под палящим светом прожекторов и, ежась, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить сердцебиение, и мышцы лица его подрагивали, а глаза, под которыми обозначились черные тени, совсем запали, когда он начал свое выступление...

- Мой дорогой народ!.. Я не хочу, чтобы мои слова причинили тебе боль. Я... - говорят, в этом месте президент пожевал свои губы...- посвятил всю свою жизнь свободе народа, независимости страны. И... я не ошибся... Вы знаете, что во имя этого я и в тюрьме сидел. И только горжусь этим!.. Хочу, чтобы вы знали, когда меня вызывали на первые допросы в Комитет государственной безопасности, я мог бы избежать ареста. Мог бы спастись, если б на допросе официально дал слово отказаться от этого священного пути. Но я намеренно не сделал этого. Не сделал, чтобы люди, не боящиеся гнить в тюрьмах из-за воровства, мошенничества, насилия, убийств, не боялись бы стать и политическими заключенными!.. И пусть все, наконец, узнают, что в мире есть преступление, именуемое политической борьбой, и отличается оно от других тем, что осужденные за это преступление люди приносят себя в жертву во имя светлой идеи - свободы, освобождения народа из тисков рабства! Несмотря на тысячи мук и лишений, я считаю, что прожил счастливую жизнь. Хочу, чтобы вы знали это. Сегодня мы вступили на путь независимости, сами можем определять свою судьбу. Но я допустил ошибку в одном тонком вопросе. Когда я искал пути, которые выведут мой народ к свободе, не подумал о руководителе, которому можно доверить судьбу моего свободного народа, моей независимой родины...

И в этом месте, говорят, президент умолк, опустил голову, словно ему стало стыдно за сказанные слова.

- Я не тот президент... Поймите меня правильно. Я не испугался, но отступаю. Видно, я просто не рожден для высоких трибун и тронов. Может быть, это и хорошо... я возвращаюсь на свое прежнее место... на пост председателя партии "Свобода". Только там я смогу продолжать работу для своего народа, Родины. Простите меня... Простите, что не погиб ни в ту кровавую ночь, ни после нее, ни на фронте... Простите, что не смог построить государство, которое хотел... мне это не дано было... Простите, что...

... Говорят, это короткое, искреннее обращение растрогало всех - и журналистов, и стоящих позади со скрещенными на груди руками представителей оппозиции. За выступлением президента наблюдали и министры, а чувствительный министр обороны молча отвернулся к стене.

Впрочем, говорят, ни в тот день, ни позже народ не услышал этой трогательной речи президент. Потому что как только президент с потрясенным лицом и уже вовсе похожий на привидение, пройдя через толпу, ушел к себе, рядом с оператором, откуда ни возьмись, появились два сотрудника министерства безопасности. И, говорят, они попытались заполучить кассету с речью президента, но, испугавшись поднятого журналистами шума, ретировались. А съемочная группа, вернувшись на студию, попала в когти президента телекомпании.

Председатель, говорят, срочно вызвал группу в свой кабинет, потребовал кассету, но режиссер, поняв, что запись решающего выступления президента будет уничтожена, отказался отдать ее.

Очень рассердился тогда председатель, набросился на режиссера, вырвал у него кассету, сломал ее, а потом, не удовлетворившись этим, выхватил из нагрудного кармана режиссера его удостоверение, разорвал на мелкие кусочки и, сверкая глазами, сжевал его...