Всматриваясь в лицо Крыловского, который стоя говорил о задачах совещания, Полбин подумал с удивлением о том, что он ведь и раньше знал, что командующий армией генерал-лейтенант Крыловский и тот командир отряда Крыловский одно лицо; но мысль эта появилась при первой встрече и исчезла. После этого, встречаясь с генералом, Полбин уже не вспоминал о "Красной Звезде" и портрете Крыловского. Генерал всегда был в действии, в заботах, он отдавал приказания, которые требовали немедленного исполнения, и поэтому не приходилось опять возвращаться к воспоминаниям о событиях более чем десятилетней давности.
Сейчас, вероятно, под влиянием того, что в комнате сидели представители разных родов авиационного оружия, и притом оружия, какого не было в стране десять лет назад, Полбин опять начал делать сопоставления. На каких самолетах летали тогда? Еще находился в строю Р-1, деревянный биплан с деревянной (смешно подумать!) подмоторной рамой и неуклюжим, похожим на автомобильный сотовым радиатором под брюхом. Но он уже никого не пугал своей строгостью в управлении и постоянной привычкой сваливаться в штопор. Его оттеснял в дальние углы аэродромов трудолюбивый Р-5, формами своими весьма походивший на близкого предка, но утративший его угловатость и отличавшийся поразительной устойчивостью в полете. Самолеты одной "семьи", они были схожи между собой, как необъезженный дикий мустанг и привыкшая ходить в упряжи рабочая лошадь.
Что было еще в те годы? Ну, ТБ-3, спокойный, неповоротливый, пожалуй, даже флегматичный гигант, в четырех моторах которого дремала колоссальная сила русского богатыря. Этот успел хорошо повоевать в трех войнах, досталось от его тысячекилограммовых фугасок и японцам, и белофиннам, и немецким фашистам в начале их затянувшейся авантюры. А истребители? Недолго прожил на белом свете легкий и прочный биплан И-5, но он привел за собой И-16 - тупоносого, головастого, с короткими крыльями. Самолет вдруг как бы освободился от шелухи: исчезли деревянные подкосы и ленточные растяжки, округлился фюзеляж, прикрылся вырез для кабины летчика, и весь он стал похож на полированный метательный снаряд. Скоростной и маневренный И-16 тоже вколачивал в землю японцев и белофиннов и грудью встретил немецкие "Юнкерсы" на рассвете двадцать второго июня...
И все они уже в прошлом, эти самолеты, ровесники первой пятилетки. Что пришло им на смену? Как ни хорош был И-16, а ему далеко до "Яков" и "Лавочкиных". Новосибирский комсомолец Александр Покрышкин, летая на истребителе, одним из первых применил тактику боя на вертикалях и построил "этажерку" - наиболее выгодный способ эшелонирования истребителей по высоте. Еще с Кубани началось: стоило только Покрышкину вступить в бой, как немецкие летчики испуганно предупреждали по радио друг друга: "Ахтунг, ахтунг, Покрышкин в воздухе!" Покрышкин сражался на курской дуге, а на других участках фронта - и на Карельском и на юге, в эфире раздавались такие же предостерегающие крики: немцам всюду чудился Покрышкин, они не догадывались, что бьют летчики, усвоившие методы Покрышкина.
Полбин опять взглянул на широколицего майора с чуть примятыми полевыми погонами на округлых, крепких плечах. Покрышкин сидел все так же прямо и спокойно слушал командира штурмовиков, докладывавшего о работе своей дивизии. Знаменитый истребитель казался чересчур спокойным, даже медлительным. Трудно было представить, что этот человек в кабине бешено мчащегося в лобовую атаку самолета успевает делать молниеносные движения и побеждает врага потому, что выигрывает десятые, сотые доли секунды.
В своем докладе командующему Покоышкин ни разу не употребил выражения "я сбил самолет", а говорил "мы сбили" или "нами сбито столько-то самолетов". Зато когда зашла речь о его летчиках, он так описывал их подвиги, будто самому ему ничто подобное совершенно недоступно. На вопросы командующего он отвечал кратко и точно, сразу же по-существу, без околичностей.
Полбин почувствовал в нем человека, который не терпит ни лишних движений, ни лишних слов. Таким скупым и собранным он был, вероятно, в кабине самолета.
Полбин делал свое сообщение последним. Когда он кончил, его засыпали вопросами. Полковник Астраханский, также командовавший пикировщиками, был особенно любознателен, из чего Полбин заключил, что успел сделать больше, чем его коллега. Это подчеркнул и командующий в своем заключительном слове.
Когда совещание было закрыто и все стали расходиться, генерал-лейтенант Крыловский жестом попросил Полбина остаться.
- Сколько у вас пикирующих экипажей? - спросил он.
Полбин ответил, несколько удивившись этому вопросу, так как он уже называл цифру в своем докладе, а память генерала, почти не пользовавшегося записными книжками, была ему хорошо известна.
- А сколько у вас пикирует одновременно? Я знаю, вы пикируете звеньями, сам ответил Крыловский, сделав предупредительный жест рукой. - А вы не думали о том, чтобы выставить на глиссаду пикирования большее количество самолетов?
- Думаем, товарищ командующий, - ответил Полбин. Он тотчас же понял мысль генерала. Несомненно, речь шла о непрерывном воздействии на цель, то-есть о таком бомбометании, когда груз многих самолетов последовательно сбрасывался бы в одну точку.
- Все? - спросил Крыловский, когда Полбин высказал свои соображения.
- Пока все.
Глаза генерала сощурились в усмешке.
- А когда же продолжение?
- Когда разработаем детали, товарищ генерал.
- Гм... Детали...
Крыловский встал, потянулся к большой глиняной миске с яблоками и выбрал полдесятка одинаковых по размеру. Он положил яблоки в ряд одно за другим и, сказав "держите!", быстро покатил их по столу. Полбин, стоявший напротив, подставил руку. Яблоки падали через равные промежутки времени.
- Вот так я представляю себе вашу задачу, полковник, - усмехаясь, сказал Крыловский. - Допустим, яблоки - это самолеты, а линия на столе, по которой они шли, - глиссада пикирования. Получается, что на глиссаде одновременно находятся пять самолетов и бомбы свои онк сбрасывают через точно рассчитанные, равные промежутки времени. Так?
- Так, - подтвердил Полбин.
- Значит, удар будет иметь пятикратную силу. Все равно, что пять раз молотком по гвоздю... - Генерал подошел к Полбину, взял из его рук яблоко, с хрустом откусил и оказал: - Угощайтесь. Ешьте.
Полбин поблагодарил, яблоки положил в миску.
- Вы до сих пор пикировали звеньями. Вытягивать их в цепочку пробовали?
- Неоднократно, товарищ генерал.
- Получается?
- Получается, но на перестроение из клина в пеленг уходит много времени. Разрыв между звеньями.
- Да? - Крыловский взял новое яблоко и подвинул миску Полбину. - А вы попробуйте не звено, а пятерку. Поищите... Посоветуйтесь со своими командирами, с летчиками. Я уверен, что боевой порядок найдете.
- Слушаюсь, товарищ генерал.
Полбин понимал, чего хочет командующий. Отступающие немцы будут строить укрепления, зарываться в землю. Эти укрепления не пробить ударами одиночных самолетов. Нужны именно "молотобойные" удары, и чем большее количество самолетов будет привлечено к этому, тем лучше. Дело только за тем, чтобы найти нужный боевой порядок пикирования в воздухе. Попытки, которые уже делались в корпусе, показали, что последовательному удару мешают разрывы между звеньями. Возможно, если включить сразу не три самолета, а пять, разрыв удастся заполнить... Надо подумать...
С этой мыслью Полбин вышел от командующего.
Глава VI
Существует одна особенность в боевой жизни летчиков на фронте.
Пехота все время находится под огнем. Ночью над передним краем взлетают ракеты, посвистывают пули, иногда квакают мины. Сон пехотинца чуток: противник рядом, где-нибудь за ручейком или рощицей, и надо держать винтовку так, чтобы в любую минуту она могла стрелять по врагу. С рассветом солдат готовится в атаку, идет вперед или лежит в обороне, прислушиваясь к разрывам снарядов, поглядывая на осколки, которые с шипением вгрызаются в землю, секут кору на деревьях. Живет пехотинец в блиндаже или окопе, моется из котелка, в котором ест кашу, бреется наощупь и меняет этот образ жизни только после того, как часть или подразделение отведут в тыл, на отдых. Такие смены происходят в общем регулярно, но отнюдь не каждый день.