Чужак сел на ковер возле Уроса, а тот ударил его рукой по плечу и воскликнул:
- Какое совпадение, Хаджатал! Какой невероятный, счастливый случай!
А тот ответил:
- Разве я тебе не говорил, чавандоз, - там где есть что праздновать ты всегда найдешь и меня!
Они говорили о каком-то бое баранов, однорогом животном и свадебном поезде, а затем Хаджатал наклонился к Уросу и зашептал ему что-то на ухо так тихо, что Турсен не смог ничего разобрать. Но как только он закончил, Уроса словно околдовали, его глаза заблестели и он воскликнул:
- Именем пророка, ты можешь рассчитывать на меня!
Хаджатал обежал вокруг бассейна, наклонился к вождю пуштунов и так же прошептал что-то на ухо и ему. После чего вождь встал и дружелюбно кивнул Уросу.
Турсен глубоко вздохнул...Да, он помнил каждую секунду, что последовала за этим...
- Когда все разойдутся, мы можем продолжить праздник под крышей моего дома, - сказал ему Осман Бей.
Он поблагодарил его. Но Урос ничего не ответил на эти слова.
- Почему ты молчишь, Урос? - спросил его Турсен.
И тогда...
Неожиданно Турсен заледенел. Утро было серым и холодным...
Урос взглянул на него пронзительно и ответил:
- В это время меня уже тут не будет...Через пару минут я уезжаю с вождем пуштунов. Сезон бузкаши скоро начнется в трех провинциях и я буду играть за него, за его княжескую плату. И конечно, за призы победителю в играх... У него раньше не было ни одного чавандоза...но он верит в меня, не смотря на мою ногу. С древних времен были знаменитые чавандозы, и ты Турсен - один из величайших. Но слышал ли ты когда-нибудь об одноногом победителе? Так вот, теперь такой будет. И именем пророка, в будущем году, я верхом на Джехоле унесу из Кабула шахский штандарт так же, как я унес его сегодня!
Урос замолчал, а Хаджатал положил руку ему на плечо и воскликнул:
- А в мертвый жаркий сезон, когда лошади отдыхают от скачек, мы будем с тобой ходит от базара к базару, от чайханы к чайхане, от одного боя животных к другому, и от праздника к празднику!
Саис подвел к нему Джехола и вместе с Хаджаталом и вождем пуштунов Урос скрылся за стеной тополей...
Долго лежал Турсен перебирая в памяти все эти картины, все думал он и вел сам с собой молчаливый спор.
"Почему ты так злишься на этого чужака? - спрашивал его тихий голос из глубины души, - Разве же ты думаешь, что для Уроса было лучше остаться здесь? Остаться, после всего, что произошло вчера после полудня? Конечно, это была его большая победа и достижение, но также и огромное оскорбление всем. Никогда бы хозяин поместья не простил его, а об остальных беях и ханах провинции даже говорить не приходится. Единственный из всех, вождь пуштунов поверил в него и дал ему драгоценный шанс..."
"Нет, даже не он, - неохотно соглашался Турсен, - а этот...чужак, которого я так ненавижу, этот бродяга-барабанщик. Хаджатал. Да, это он уговорил вождя взять Уроса к себе на службу."
Турсен вновь глубоко вздохнул.
"Ну, что же...Кто знает, - размышлял он дальше, - кто знает, может быть благодаря всему этому, люди столетиями позже все еще будут рассказывать друг другу легенды о знаменитом одноногом чавандозе-победителе? Кто знает...
А я? Что я нашел для моего сына? Пару костылей, да место в конюшне...
И в действительности, разве все не осталось для Уроса так, как и было всегда? Никогда ничего у него не было, ни дома он не желал, ни земли, не было даже собственного коня. Он играл в бузкаши за того бея, кто платил ему больше, а в мертвый сезон он ездил из провинции в провинцию и проигрывал все деньги на боях животных. Может быть, это всегда было его судьбой и вчера он не сделал ничего другого, как пошел по той дороге к которой всегда лежало его сердце?"
"И кто знает, - все думал и думал Турсен, - что может быть и с Мокки случилось то же самое? А я... я пойду на его свадьбу, потому что его невеста дочь моего главного саиса....И на бузкаши, в которых будет играть Урос, я тоже пойду...И каждое утро я, как и прежде, буду обходить конюшни и загоны для лошадей, потому что это именно та жизнь для которой я был рожден."
Солнце поднялось уже высоко и его лучи нагрели глиняные стены дома. Турсен попытался подняться, освободиться от петель и капканов обхвативших все его мышцы - бесполезно.
"Слишком много переживаний, слишком мало сна, обильная еда. Вот, теперь плачу за это..." - понял старик.
Ни один мускул не подчинялся ему...Он лежал на постели бессильный, неспособный пошевелить и пальцем.
"Старый пень..." - молчаливо вынес вердикт Турсен, ненавидя и презирая себя в эту минуту.
Из коридора доносилось журчание воды, которую Рахим переливал из ведра в кувшин.
- Бача, эй, бача! - поколебавшись, наконец хрипло закричал Турсен.
И голос ребенка ответил ему испуганно и неуверенно:
- Ты правда хочешь, чтобы я вошел? Можно...?
- Ты что, не слышал? - недовольно пробурчал Турсен в ответ.
Очень, очень медленно дверь начала открываться и в узкую щелочку просунулось лицо Рахима. На его худом личике читалось благоговейное выражение, - какая честь, ему, простому слуге, позволено видеть великого Турсена при пробуждении. Как только старый чавандоз заметил его глаза, которые с детским, боязливым восхищением смотрели в его сторону, то его стыд за себя и злость мгновенно испарились.
- Подойди сюда, - тихо сказал он Рахиму.
Низко опустив голову тот приблизился к постели.
- Прочь одеяла, - приказал Турсен, - А теперь, бача, растирай так сильно, как только можешь мои колени, руки и плечи!
Рахим повиновался.
- А теперь, - сказал ему Турсен, - положи подушку мне под спину и попытайся меня поднять.
Изо всех сил бача начал тянуть его за руки и Турсен почувствовал, что стальные клещи на его шее и спине разжимаются мало-помалу. Он с облегчением вздохнул. Теперь он сидел на краю постели, свесив ноги на пол - это ему удалось. Но самое сложное лишь предстояло.
- Мою одежду! - приказал он почти не разжимая губ.
Рахим принес штаны висевшие на большом гвозде возле двери. Турсен молча позволил натянуть их на себя, что Рахим и сделал. А что еще оставалось старому Турсену? Затем чапан. В тот момент как Рахим запахнул его у старика на груди, Турсен исподтишка бросил взгляд на лицо мальчика и едва узнал его.