Накануне того дня, когда было назначено торжество величания Димитрия, Софию и ее сына перевели в другое помещение, выходившее окнами на Успенский собор.

Зачем было отдано Ряполовским такое распоряжение, София не знала и безмолвно покорилась.

Малейшая перемена вносила разнообразие в ее скорбное существование, и опальная царица радовалась всякой безделице.

Могла ли она думать, что Ряполовский желал доставить ей жгучее страдание зрелищем торжества Дмитрия и Елены.

Когда София узнала, какое событие должно произойти сегодня, нервная дрожь охватила ее.

Она решила не смотреть в окно на этот пышный поезд, на духовенство в парадных одеждах, на толпы народа. Ей не хотелось слышать крики ликующих горожан, видеть веселые лица сторонников Дмитрия!.. А между тем какая-то властная сила влекла ее к окну, и сквозь слезы отчаяния опальная царица глядела на великолепную картину.

- Василий... Сокол мой ясный... Твоя это судьба должна бы быть. А вот другой захватил ее! - с горечью воскликнула София, обращаясь к сыну.

Царевич обнял мать и нежно поцеловал ее.

- Успокойся, родная, - тихо молвил он. - Не миновать тому, что должно быть.

- На что ты надеешься, Вася?

- Я? Ни на что, матушка... С чего ты взяла?

- Но ты сказал.

- Я говорю, что судьбы, воли Божьей не минешь! Если мне назначено царство - так и будет. Без воли Господа ни единый волос не упадет с головы нашей...

Религия кротости не находила отзвука в сердце Софии. Она жаждала победы и не могла примириться с необходимостью ждать и питать смутные надежды.

Когда смеркалось, пришел Артемий. София обратилась к нему:

- Ты говорил: терпеть, надеяться... Дождались! Дмитрия венчали на княжение, а мой сын, Василий, томится в обители... Где же правда?

- Погоди, государыня...

- Давно жду, терпения не хватает!

- Прости меня, государыня, а ждать надо еще...

- Чего ждать-то? Говори!..

И Артемий сказал, повинуясь властному чувству жалости, охватившему его здесь, в убогой келье, где влачила свои дни истинная царица.

Князь Львов поведал Софии важную тайну.

Ему удалось узнать, что Ряполовский и Патрикеев, не довольствуясь властью, выпавшею им, как любимцам Ивана III, начали злоумышлять на жизнь царя.

Среди их сторонников зрел ужасный заговор, и Артемию удалось узнать их постыдный план.

Чашник Петро был сменен царем за неловкость, и Патрикеев поставил на эту должность своего родственника, Сергея Гуся.

Они решили отравить Ивана, но Артемий вовремя совершенно случайно узнал их план.

Веселая компания пировала на заезжем дворе Луши и в пьяном виде, похваляясь и величаясь, высказала гнусные замыслы.

Князь Львов понял, что наступило время действовать.

- Молись, государыня, - сказал он Софии, уходя. - Или сам на плахе жизнь закончу, или спасу и тебя, и царевича...

София перекрестила Артемия и горячо молилась после его ухода.

Глава XIX

НЕ В СИЛЕ БОГ, А В ПРАВДЕ

В палатах Ивана III шел веселый пир.

Царь окончательно победил татар, покончил с новгородскою вольницею и шумно праздновал победу.

Веселые речи не смолкали ни на мгновение. Величали воевод и ратных людей, пили за бояр и за других людей, но Иван не прикасался к кубку с золотым орлом.

Тоскливое состояние охватило царя, и он печально смотрел на окружающих, думая грустную думу.

Со дня венчания царевича Дмитрия что-то терзало его душу, и по временам все чаще и чаще вспоминались ему София и Василий.

Желая доказать Софии, что не признает он ее сына наследником московского престола, поспешил Иван сдаться на уговоры бояр и венчал внука, Дмитрия, а теперь все щемит его сердце, все ноет и болит оно, ровно неправое дело какое совершилося.

Скучно Ивану... Даже шумный пир не веселит его, не радует важная победа.

Хотелось бы ему обменяться ласковым взором с Фоминишной, Васюту поцеловать, да вот Семен каждый день раздражает. Передает, что бранит его София, поносит...

Оглянулся Иван. Сзади него стоит Артемий, а на него завистливым взором смотрят Патрикеев и Семен Ряполовский.

Видит Иван, что Дмитрий окружен льстецами, прислужниками и хвалителями.

Величается, кичится юнец... Ничего сам не заслужил, а точно будущий царь голову держит...

Смутное недовольство закипело в душе Ивана.

- Эй, вина мне подайте, фряжского, хорошего! - приказал он.

Чашник Сергей подал большой кубок.

Иван уже готов был поднести его ко рту, как Артемий шепнул ему:

- Царь великий государь, смилуйся, выслушай... Не пей вина... Заставь Ряполовского выпить...

Оглянулся Иван и, узнав Артемия, усмехнулся.

- Хорошо ли вино, Семен? - спрашивает он Ряполовского. - Будто мутно оно мне показалось...

- Помилуй, государь... как мутно быть может? Для тебя налито оно, значит, хорошее...

- А попей-ка ты его, Семен... Попей, а я посмотрю.

- Честь великую, государь, оказываешь, - кланяясь, отвечал Ряполовский, - но голова у меня зело болит... Много выпито за твое, государево, здоровье.

- Пригубь, Семен, пригубь! - настаивал царь.

Ряполовский побледнел как полотно.

- Не хочешь! - протянул Иван. - Ладно! Эй, чашник, кто тебя на место поставил?

- Боярин Ряполовский...

- Добре! Выпей же вино, что мне приготовлено и поднесено...

Наступила ужасная минута.

Лица некоторых из присутствующих исказились от страха, но другие смотрели спокойно, не понимая, очевидно, в чем дело.

Чашник залпом выпил кубок вина.

Иван III не спускал с него глаз.

Прошло мгновение, другое.

Вдруг чашник покраснел, схватился за горло и упал к ногам царя.

Он умер на месте.

Иван III поднялся и грозно взглянул на окружающих.

- Кого отравить хотел, Семен, сказывай! Меня? Меня? Отвечай же, пес смердящий!

Ряполовский упал на колени. Его примеру последовали Патрикеев и другие участники заговора.

Царь Иван Васильевич провел с Артемием несколько часов с глазу на глаз, и правда раскрылась пред ним во всей ее чистоте.

Он понял, как невинно страдала София, став жертвою боярских козней, какую могучую клику составляла партия Елены и Дмитрия, ярых последователей жидовской ереси, и горячо благодарил верного слугу.

На следующее утро София и Василий возвратились во дворец, а Елена и венчанный Дмитрий очутились в опале...

Прошло немного времени.

Дьяки до тонкости раскрыли гнусный заговор Ряполовского и Патрикеева, злоумышлявших на жизнь Ивана III, и на торговой площади совершилась казнь лукавых царедворцев.

Василий стал признанным и венчанным царевичем, и мать его, София Фоминишна, торжествовала.

Наступила весна. Зазеленели деревья, и радостно щебетали птички, свивая новые гнезда. Вся природа ликовала, и в душе Артемия просыпался мощный призыв к счастью.

- Зинушка, - сказал он, обращаясь к гречанке, - выходи за меня замуж...

- А ты говорил, что никогда не забудешь свою Любушку, - отвечала Зина, краснея от счастья.

- Думалось прежде так, Зинушка, а теперь иначе. Ты мне мила, голубка... Ты мне жизнь спасла, так скрась же ее, желанная!

Зина обняла Артемия и поцеловала его.

Двумя счастливыми людьми стало на свете больше.