– Ма, привет. Я приехала.

– Ура, Сашхен! Ты с вокзала?

– Нет.

– А откуда?

Сашка засмеялась:

– Я возле подъезда из автомата звоню.

– Шутишь?!

– Серьезно. Поднимусь через минуту.

– Ну, ты даешь!

Когда открылись двери лифта, мама уже стояла на лестничной площадке, веселая, свежая, в летнем халатике:

– Ну ты даешь! Как снег на голову! Террористка!

И мама обняла Сашку впервые за полгода. Сашка зажмурилась. За спиной закрылись двери лифта, и снова открылись, наскочив на ручку упавшего чемодана. И снова закрылись. Сашка с мамой постояли еще, не разжимая рук, потом Сашка нехотя обернулась и подняла чемодан.

Двери лифта захлопнулись с раздраженным лязгом.

– Слушай, – сказала мама, жадно ее разглядывая. – А выглядишь-то... замечательно. Совсем взрослая.

Они вошли в квартиру, мама потащила Сашку на кухню, усадила за стол и села рядом, не выпуская ее руки. Вился пар над кастрюлей, подпрыгивали в кипятке вареные яйца; мама заглядывала Сашке в глаза, улыбалась и качала головой:

– Совсем большая... Совсем взрослая. Какой же ты молодец, что приехала... Какой ты молодец. А мобилкой не пользуешься?

– Дороговато все-таки, – Сашка старательно улыбнулась. – Пусть будет на крайний случай.

– Я тебе звонила пару раз, не было связи.

– Да, это бывает в Торпе, – Сашка улыбнулась шире. – А малой спит?

– Только задрых, перед твоим звонком. Вчера ходили в поликлинику, наговорили нам комплиментов, – мама улыбалась. – Прямо непривычно... Они всех запугивают, по врачам гоняют... А тут и вес у нас идеальный, и развитие, и улыбаемся всем... Они в этом возрасте чужих боятся, бывает, а Валька – как солнышко. Видит человека – и приветствует его... Спит, как сурок. Ест, как хомяк. А красавец какой стал... Ты посмотришь.

Она наконец-то вспомнила о кастрюле, сняла с огня вареные яйца, водрузила под струю холодной воды.

– А Валентин работает. У него сейчас много работы... Зато и денежка есть, ты себе не представляешь, как сейчас все дорого... Сашка, у тебя появился мальчик?

– Почему ты решила?

Мама уселась напротив, коснулась Сашкиной ладони:

– Мне так кажется. Ты изменилась.

– Мы просто давно не виделись.

– Расскажи, – попросила мама. – Пока малой спит... Есть время. Расскажи: как ты там? С кем дружишь? За тобой, наверное, табунами парни ходят... ты у нас девушка видная.

– Я учусь с утра до ночи. Не больно-то походишь табунами.

– А все-таки? Кто-то ведь тебе нравится? Что там за ребята, в этой Торпе, я даже не могу себе представить. Приличные?

– Приличные, хорошие... Разные. Как везде. Ты так говоришь, будто Торпа – это дыра какая-то!

– Не дыра, – мама погладила ее руку. – Я влюбилась на втором курсе, помню... платонически. Не могла о нем не думать каждую минуту... Как болезнь, накатило, и потом так же быстро ушло... Но теперь другие нравы, да?

– В данный момент у меня нет никакой личной жизни, – честно призналась Сашка. – Учебные нагрузки, знаешь ли.

Мама недоверчиво покачала головой:

– Труженица ты моя... Вот и второй курс закончился.

– На «отлично».

– На «отлично»... Сашка, давай-ка забирай оттуда документы. После второго курса – самое время. В нашем универе тебя возьмут за милую душу, я узнавала.

– Ма... – Сашка высвободила руку.

Мама упрямо покачала головой:

– Саш. Давай оставим все... в прошлом. Ты пережила... ты не приняла Валентина. То есть из вежливости приняла, но в душе... Тогда ты была еще девочкой. Подростком. Теперь ты взрослая... я же вижу. И мы можем все это, недоговоренное, сказать вслух. Ты видишь: мы счастливы. Нам не хватает только тебя, Саш. Потому что ты тоже наша дочь, ты часть нашей семьи, тебя ничто и никто не сможет заменить. Возвращайся домой. Пожалуйста.

У Сашки пересохло во рту. Мама смотрела на нее через стол и улыбалась.

– Я же вернулась, – пробормотала Сашка. – Я... ты права, теперь я по-настоящему вернулась.

Мама поднялась, чуть не опрокинув табуретку, и обняла Сашку, прижалась лицом к ее плечу:

– Твоя комната – она по-прежнему твоя, располагайся. Развешивай вещи. Нам с Валей удобно в спальне, и к малому недалеко вставать. Но он сейчас спит по ночам. Он такое солнышко, спокойный, веселый... Ты увидишь. Люди вчетвером, бывало, жили в коммуналках, в крохотных комнатах, а у нас все-таки отдельная квартира. Завтра пойдем в универ... или ты сама пойдешь? А потом надо будет съездить в Торпу за документами. И вещи забрать, ты ведь какие-то вещи там оставила?

– Ага, – сказала Сашка. – Это... мы потом решим.

– Не надо затягивать. Ой, раковина забилась... Я хочу сделать зеленый борщ, он почти готов... Только щавель бросить. Хочешь? Он так здорово меняет цвет в кипятке... Или ты сначала пойдешь в душ? Разберешь вещи? Ночь в поезде, ты устала... Поспишь – там, у себя?

– Я лучше тебе помогу, – сказала Сашка. – Давай, нарежу щавель.

Ночь накануне она провела в счастливом полусне. Лежа на мягкой полке купейного вагона, слушала перестук колес и потихоньку, исподволь, присваивала себе поезд.

Голова ее была – тепловоз. Вдоль живота упруго вертелись колеса – звонкие и уверенные. Рельсы на ощупь оказались гладкими и прохладными, как мрамор. Под утро на них выпала роса. Сашка чувствовала, как разлетаются крохотные частицы, испаряются и снова конденсируются, как расступается туман перед лицом, как несется ветер за спиной, виляя, будто собачий хвост. Зеленые семафоры всходили над горизонтом, как звезды.

Она закончила второй курс и отработала так называемую «практику» – почти месяц на ремонте общежития. Ей нравилось управляться с валиком для покраски, с пульверизатором для побелки, ей нравилось ходить в перепачканной краской и мелом рабочей одежде. Ей нравилось возвращаться из разоренной общаги к себе, принимать душ и ложиться с книжкой на кровать.

Она перечитала за этот месяц несколько десятков книг. Читала со страшной скоростью все подряд – классику, мемуары, путевые заметки, женские романы и детективы. Фонд районной библиотеки города Торпы был изучен и просеян чуть ли не сквозь сито. Текстовый модуль, понятийный активатор, задачники – все книги по специальности были изъяты Портновым и Стерхом до последнего экземпляра.