- Да, товарищ Сталин, Азербайджан намерен и впредь держать первенство в нефтяной промышленности. Поскольку вы сами лучше всех знаете бакинских большевиков, полагаю, нет нужды объяснять - почему. Возможности у нас есть, товарищ Сталин.

- ...Да, есть. Мы подготовили проект создания нового треста. Проводимая нами за последние годы разведка на новой территории увенчалась в этом году полнейшим успехом. На одной из разведочных скважин ударил мощный фонтан.

- ...Да, товарищ Сталин, уже доказано, что новое месторождение имеет богатейшие перспективы. Мы молчали об этом до сих пор потому, что хотели иметь в руках бесспорные данные разведки.

- ...Да, примерно через два года на этих пустырях будет создан рабочий поселок. Мы уже научились создавать города там, где раньше гнездились одни змеи и скорпионы.

Асланов замолк, напряженно слушая. Участники совещания, уже зная, о чем идет речь, старались по выражению лица секретаря горкома угадать, о чем говорил товарищ Сталин.

- Разница между Апшероном и новыми месторождениями, - снова заговорил Асланов, - заключается в том, что если здесь, на Апшероне, нефтеносные пласты в известной мере сходны друг с другом, то на новой территории каждый участок обладает присущими только ему особенностями.

- ...На море? Наши геологи, Иосиф Виссарионович, видят широчайшие перспективы морского бурения. По их мнению, под морским дном Каспия таятся такие нефтяные богатства, каких нет нигде в мире... Разведка идет... Да, довольно успешно. Да, давно.

- ...Впереди всех в наших морских сражениях идет уста Рамазан... Да, как всегда... Нет, не один, конечно.

За ним неотступно следует молодая гвардия.

Асланов перевел дыхание. Повидимому, Иосиф Виссарионович давал ему какие-то указания. В кабинете стояла такая глубокая тишина, что Кудрат, кажется, слышал биение собственного сердца. Глаза Лалэ были широко открыты, а Рамазан, напрягая внимание, всем корпусом подался вперед.

- Для того, чтобы создать новые кадры рабочих, - вдруг ответил Асланов, нарушая тишину, - нам придется увеличить количество школ, товарищ Сталин.

- ...Помощь старой гвардии? Помогают, хорошо помогают! А из среды молодой гвардии нефтяников растут подлинные герои нефти...

- ...Обязательно передам им ваш привет... Слушаю, передам... Что?

Секретарь улыбнулся. Напряженность позы сошла на-нет, и он держался уже непринужденно: можно было подумать, что он беседовал с ближайшим своим другом. В глазах присутствующих заиграла улыбка.

- Да, Иосиф Виссарионович, уста Рамазан чувствует себя хорошо. Он сейчас как раз находится у меня... Конечно, можно.

Глаза старого мастера заблестели слезами радости. Человек, с которым он дружил в давние тяжелые времена, товарищ и вождь, помнил его, Рамазана, рядового бакинского рабочего.

- Тебя просит, уста, - сказал секретарь горкома, протягивая телефонную трубку Рамазану.

Рамазан подошел к секретарю горкома и взял трубку.

- Здравствуйте, товарищ Сталин! - волнуясь, произнес он. Рука у него дрожала, влажные глаза блестели. Но старый мастер не плакал, а улыбался. Да, во время войны мне было трудно... Нет, беспокоился не только о сыновьих, - о судьбе всей страны, о вас... Нет, товарищ Сталин, на старость пока не жалуюсь... Нет, нет, на пенсию уходить не хочу. Оторвусь от нефти, еще быстрее буду стареть... И они шлют вам привет, товарищ Сталин... Передам, непременно передам.

Мастер вернул Асланову телефонную трубку. Тот поднес ее к уху, молча прислушался и положил на рычаг.

Долго длилось молчание. Секретарю горкома не было необходимости рассказывать содержание телефонного разговора, - оно и без того было ясно всем. Секретарь сказал коротко:

- Этот разговор подвел итог нашему совещанию. Не может быть сомнения в том, что теперь, как и всегда, мы оправдаем великое доверие товарища Сталина.

Каждому из присутствующих хотелось что-то ответить секретарю. Никто, однако, не произнес ни слова. И когда один из управляющих вдруг начал рукоплескать, все поднялись в едином порыве, и комната огласилась горячими аплодисментами.

На лице каждого из проходивших через приемную Асланова участников совещания было радостное оживление. После всех, поздравив мастера Рамазана, вышли Лалэ и Кудрат. Эти незабываемые минуты в жизни старика они переживали как собственное счастье. В походке Рамазана, во всех его движениях чувствовался какой-то молодой задор, а в блеске его глаз, устремлявшихся то на Лалэ, то на Кудрата, сквозила радость. И эта радость заставила Лалэ и Кудрата простить друг другу обиду, которая показалась им теперь такой незначительной, мелочной.

- Я его знал, дети мои, - оживленно говорил старый мастер. - Я знал его душу. Но никогда не думал, чтобы в этих огромных трудах он нашел время вспомнить обо мне. Но нет... оказывается, товарищ Сталин все еще не забыл меня.

Втроем они вышли на залитую ослепительным солнечным светом широкую асфальтированную улицу. Длинный ряд выстроившихся здесь машин начинал таять. Одна за другой они вливались в поток уличного движения, а Кудрат и Лалэ глядели в горящие от счастья глаза старика и изредка перекидывались отрывочными фразами. - Счастливый случай, уста...

- По-моему, это не случай, Кудрат, - возразила Лалэ. - Сталин всегда разыскивает своих старых друзей, где бы они ни были...

- Я прямо в трест, - сказал Кудрат, подходя к своей машине, и взглянул на жену. - А ты?

- Я тоже. Но подвезем сначала уста Рамазана домой. Обрадуем и тетушку Нису.

Кудрат усадил мастера в свою машину.

- Поезжай за нами, - сказала Лалэ своему шоферу и уселась рядом с Кудратом.

Когда доехали до домика Рамазана, старик пригласил супругов:

- Пожалуйте ко мне. Авось что-нибудь найдется у Нисы...

Но Кудрат отказался.

- Спасибо, уста, - поблагодарил он старика, - и рад бы, да не могу, дела.

Лалэ пересела в свою машину. Супруги, попрощавшись с мастером, разъехались в разные стороны.

Рамазан вошел к себе. За последние три-четыре года привыкшая видеть мужа всегда угрюмым, Ниса изумленно воскликнула:

- К добру ли, старик, что случилось?

- К добру, женщина, к добру... Только что говорил по телефону с товарищем Сталиным. Нет печали больше. А жизни теперь у меня прибавилось на целых десять лет...

До позднего вечера старики беседовали, вспоминая былые дни, и за этой беседой забыли о существовании печали и горя.

2

После успешного завершения работы над своим изобретением Дмитрий Минаев внимательно просмотрел и проверил все свои выкладки, затем представил чертежи и расчеты с объяснительной запиской на заключение бюро по изобретательству при объединении "Азнефть". Вскоре и его самого вызвали на заседание бюро. Во время обсуждения мнения разделились. Одни защищали изобретение, другие пытались доказать его несостоятельность. Так заседавшие и разошлись, не придя к определенному заключению. У самого Дмитрия Семеновича сложилось впечатление, что участники заседания проявляли крайнюю сдержанность в своих суждениях и не решались высказать свое мнение с той ясностью и прямотой, как это требовалось, потому что опасались кого-то или чего-то.

Из бюро проект должен был поступить на рассмотрение заместителя начальника "Азнефти". Минаев был уверен в правильности своих расчетов и не сомневался в том, что рано или поздно его изобретение получит положительную оценку.

С этой надеждой он вышел с заседания. Но в коридоре его остановил один из членов бюро. Во время заседания он молчал. А тут, потянув Минаева в уголок и с опаской оглядываясь по сторонам, заговорил об изобретении:

- Дмитрий Семенович, возможно, что даже те, кто выступали против вашего проекта, в душе одобряют его. Но они опасаются Мирзоева. У этого человека просто какая-то органическая неприязнь к изобретателям.

Инженер Мирзоев был заместителем начальника "Азнефти", и многие считали его именно таким, каким его характеризовал собеседник Минаева.