- Дорогой мой, - вместо ожидаемых слов благодарности услышал он от Минаева. - А почему вы не сказали об этом на заседании бюро? Струсили?
Инженер опустил глаза.
- По правде говоря, да, - признался он. - Вы знаете, что говорят про Мирзоева? Прежде чем критиковать его, надо запастись чемоданом и железнодорожным билетом, стать у двери кабинета, сказать свое слово, а затем отправиться прямо на вокзал и выехать в неопределенном направлении. Согласитесь сами, не многие пойдут на это. Кому же охота наживать себе такого врага? Дмитрий Семенович вспылил:
- Ах, вот вы как рассуждаете!.. И еще носите звание советского инженера!
- Напрасно вы нападаете на меня. В чем я виноват?
Минаев, глядя на инженера, покачал головой:
- Вы еще спрашиваете! Почему вы там не выступили открыто, а здесь говорите заглаза? Мне противно все это.
- Но, Дмитрий Семенович, ведь...
Минаев не стал дальше слушать инженера и направился к приемной Мирзоева. Когда он протянул руку к двери кабинета, до него донесся визгливый голос секретарши, которая грубо отвечала кому-то по телефону и, сразу оставив трубку, крикнула:
- Товарищ Мирзоев сегодня не принимает!
Не обращая на нее внимания, Дмитрий Семенович вошел в кабинет. Это была большая продолговатая комната со множеством портретов, развешанных по стенам. В глубине ее, у большого окна, стоял широкий письменный стол.
Мирзоев принял Минаева с приветливой улыбкой и, указывая ему место перед собой, сказал:
- Садитесь, Дмитрий Семенович. Какими судьбами?
Вежливый прием не оказал никакого действия на рассерженного изобретателя.
- Что с вами? - спросил Мирзоев. - Чем вы так расстроены?
- Я зашел к вам, чтобы получить ответ на один вопрос, - ответил Минаев, продолжая стоять. - Что, по-вашему, товарищ Мирзоев, порождает двуличие в людях?
Густые и изогнутые брови Мирзоева потянулись кверху.
- Я только инженер и плохо разбираюсь в психологии, - ответил он.
- Но вы коммунист!
Нотки иронии, прозвучавшие в словах Минаева, не ускользнули от внимания Мирзоева. Он попытался обратить все в шутку, но это ему не удалось.
- А что? Или вы сомневаетесь в этом?
- Сомневаюсь, если угодно знать, - выпалил Минаев, глядя прямо в глаза Мирзоева. - Двуличие это недуг, который порождается чувством страха, товарищ Мирзоев.
- За справку я могу только поблагодарить вас, - Мирзоев издевательски раскланялся и спросил: - Но мне хочется знать, с какой целью вы говорите все это мне?
- Цель моя заключается в том, чтобы еще раз привлечь ваше внимание к одному обстоятельству, которое и без того хорошо известно вам. В бюро по изобретательству, которое находится под вашим руководством, вы до того напугали некоторых товарищей, что они боятся слово сказать, если не знают, как вы отнесетесь к их выступлению. Никто не решается открыто высказать свою мысль.
- Но для того, чтобы не бояться высказать ее, надо, чтобы мысль была мыслью, - возразил Мирзоев, потягиваясь в кресле. - Ясно?
- Ясно, да не совсем. Если мнение этих людей так мало значит для вас, то чего ради вы держите их в бюро?
Мирзоев перешел на официальный тон:
- Знаете, это уж мое дело. За это я отвечаю! А я, как вам известно, имею право самостоятельного подбора людей... Однако, нельзя ли узнать, к чему вы клоните?
- Мое изобретение...
- Ага, - прервал Мирзоев, - стало быть, эгоистическое чувство личной выгоды заставляет вас интересоваться положением дел в бюро по изобретательству?
- Я не привык говорить на этом языке, товарищ Мирзоев.
- Я тоже. Посмотрим, проверим... Мы всегда рады хорошим изобретениям.
- Почему-то этого не видно в вашем бюро.
- Потерпите, увидите.
Мирзоев опустил глаза, дав понять инженеру, что разговор окончен.
Минаев быстро вышел из кабинета и поехал прямо к Лалэ Исмаил-заде. Он рассказал ей и об обсуждении изобретения, и о своем разговоре с Мирзоевым.
Лалэ подняла трубку телефона.
- Кудрат, - сказала она мужу, - ты ознакомься с проектом Минаева. Мирзоев стал нам поперек пути, и неизвестно, сколько еще времени будет тормозить это дело. Во всяком случае этого терпеть больше нельзя... Совещание? Я уже изучила проект, но следовало бы и тебе ознакомиться с ним. Возможно, придем к какому-нибудь общему заключению. Так лучше ведь, правда?.. Хорошо, пошлю.
Лалэ положила трубку на рычаг.
- Пошлите чертежи Кудрату, - сказала она Минаеву. - Мы созовем специалистов и сами обсудим ваше изобретение.
Дмитрий Семенович вздохнул свободнее. Он знал, что если Кудрат Исмаил-заде заинтересуется его изобретением, оно будет быстро реализовано.
Не прошло и недели, как Кудрат уже сидел с инженерами двух трестов в кабинете Лалэ. Все слушали сообщение изобретателя с большим интересом. Стремясь как можно короче и яснее изложить основную суть своего проекта, Минаев говорил:
- Вам хорошо известно: для того чтобы проверить кривизну скважины, мы вынуждены поднимать вверх весь инструмент. Не трудно подсчитать, сколько уходит на это времени, как портится порой инструмент и как задерживается бурение. В чем назначение моего прибора? Я думаю, что при помощи его можно будет сократить и облегчить этот процесс в несколько раз. Если это оправдается, польза получится огромная. Мой аппарат несложен. Вы уже знакомы с ним по чертежам. Массовое изготовление его не представит затруднений. Моя просьба состоит в том, чтобы вы дали мне возможность практически испытать пригодность моего прибора...
Когда Минаев закончил свое сообщение, начались прения. Мнения разошлись, как и в "Азнефти". Некоторые из специалистов утверждали, что изобретение Минаева не заслуживает внимания, и ссылались на то, что и раньше были попытки сконструировать подобные приборы, но они не нашли никакого применения. Другие, наоборот, горячо защищали прибор Минаева, считая, что применение его вполне возможно и намного сократит сроки бурения скважин. Наиболее осторожные колебались, не решаясь занять определенную позицию, и советовали передать проект на заключение научных учреждений, чтобы не тормозить производственный процесс ради испытания прибора.
Наконец взял слово Кудрат.
- Работа научных учреждений в области нефтяного хозяйства поистине огромна, - сказал он. - Но мы, практики, производственники, тоже не можем стоять в стороне от научной работы. Одно из лучших качеств бакинских инженеров заключается между прочим в том, что они всегда и неизменно думают о судьбах производства. Свободное от своих прямых обязанностей время многие из них отдают научной работе, изобретательству. Их новаторские поиски заслуживают всяческого поощрения. Однако нужно прямо сказать: не всегда они встречают поддержку в наших учреждениях. Как это ни странно, нередко приходится наталкиваться на равнодушие тех или иных чинуш-волокитчиков, и ценные изобретения иногда годами лежат под сукном. Нетрудно представить, как действует на изобретателя тупое безразличие к тому, что он сделал. Это может отбить у него всякую охоту к дальнейшей работе. Наш святой долг - бороться с проявлениями такого рода равнодушия к делу рационализации и изобретательства. Мы, нефтяники, должны протянуть руку помощи нашим научным работникам и создать все условия к тому, чтобы им была представлена широкая возможность испытания своих изобретений на наших промыслах.
Когда Кудрат перешел непосредственно к защите изобретенного Минаевым прибора, дверь кабинета раскрылась и показался Мирзоев - в высоких сапогах и брюках-галифе, в которые он наряжался изредка, если случалось бывать на промыслах. Поздоровавшись, он спросил о цели совещания, а затем, сердито глядя на Кудрата, сказал:
- По-моему, товарищ Кудрат знает лучше меня, зачем его направили именно в отстающий трест. А назначили его за тем, чтобы добывать как можно больше нефти. Но, видимо, он увлекся изобретательской работой и забыл о своих прямых обязанностях.
На всех очень неприятно подействовали эти слова человека, занимавшего высокий пост в объединении "Азнефть". Возмущены были даже те, кто выступал с критикой изобретения инженера Минаева. А Мирзоев, кичась своим высоким служебным положением, нахмурил свои густые, нависшие брови и, не глядя ни на кого, продолжал тем же нарочито суровым и повелительным тоном: