Еще чего… Плакаться кому-то в жилетку? Это недостойно мужчины. Я же, хоть и разменял шестой десяток, не собираюсь списывать себя в тираж.

— Спасибо. Пока я в этом не нуждаюсь.

А ведь Мефодий прав. Лупила меня жизнь — сразу по обеим щекам нещадно. После того, как я спас все компьютерные сети страны от «Тригона», вместо благодарности и хоть какого-то вознаграждения мне досталось — что? Снятие с должности директора, судебный процесс, грозивший полным разорением, уход жены, предательство любовницы… В общем-то меня предали тогда все. Все, кроме детей. И если бы не Маришка и Витька — вряд ли я тогда устоял бы. Победа над «Тригоном» оказалась пирровой. Вообще-то всякая моя победа всегда оказывалась отчасти пирровой, но чтобы настолько полно, настольно всеобъемлюще… С тех пор я и придерживаюсь «теории сорока градусов». И не только в бизнесе.

Глава 3

А Славик тоже постарел. И седые волосы поблескивают в поредевшей шевелюре, и морщинки у глаз остаются, даже когда он не улыбается. Улыбается он, кстати, теперь намного реже, чем раньше.

— Ты не обидишься, если я не стану сам вникать в договор? спрашивает Воробьев, быстро перелистав бумаги. — У меня зам толковый, он скоренько все оформит, я его сейчас обяжу… резолюцией…

Слава что-то пишет в углу сопроводительного письма, а я оглядываю его кабинет. Тот самый, который когда-то занимал Крепчалов. Здесь мало что изменилось: тот же паркет красного дерева, та же дорогая стильная мебель. Когда-то она выглядела дорогой, потому что была самой модной и действительно обошлась государству в копеечку. Теперь вызывает уважение своей нестандартностью, редкостностью. Только терминал слева от стола новейшей модели. А стол, кстати, тоже старый, крепчаловских еще времен. И так же, как некогда у Виталия Петровича, абсолютно пуст. Не хватает только знаменитой китайской авторучки Крепчалова, которую он, словно игривый котенок, так любил катать по столешнице.

— Вот: «Считаю крайне целесообразным заключить этот договор. Срочно!» — зачитывает Воробьев свою резолюцию и, вызвав секретаршу, вручает ей бумаги.

— Пусть Лебедев прямо сейчас изучит, подпишет и запустит в дело.

Секретарша, длинноногая белобрысая девица, исчезает так же бесшумно, как и появилась.

Ишь ты, как он ее вышколил. Кто бы ног подумать, что Славик Воробьев, мой безотказный зам, станет директором Главного Управления Компьютерных Сетей? Обычно замы так и кончают свой век на вторых-третьих ролях.

Значит, когда-то я неплохо умел подбирать кадры.

— Спасибо, — вежливо говорю я и поднимаюсь, чтобы уходить. — Мне к Лебедеву твоему прямо сейчас идти?

Похоже, этому Славка у меня научился: находить себе толкового зама и сваливать на него всю неинтересную и объемную работу. Ладно, Лебедев так Лебедев.

— Ну вот, обиделся… — укоризненно качает головой Воробьев. — Пока мой зам будет вникать в суть, мы с тобой по чашечке кофе успеем выпить и молодость вспомнить. Через полчаса ко мне китайцы должны подвалить, тоже с договором, но это же через полчаса… Настенька, приготовь нам кофе, пожалуйста. С тандемом, по высшему разряду! — говорит он, повернувшись к микрофонам терминала.

— Сейчас, Святослав Иванович! С тандемом, — отзывается терминал, и я наконец-то слышу голос секретарши.

— С тандемом — это как? — интересуюсь я на всякий случай. Если с пирожными — то я их терпеть не могу.

— Коньяк — это тандем двух вьючных животных, — улыбается Славка. — Я, правда, очень рад тебя видеть. Знаешь, мне до сих пор неловко, что после «Тригона» я не ушел из «Кокоса», в знак протеста. Обошлись с тобой круто, несправедливо, но и ты пойми: мне тогда, считай, две семьи содержать надо было. Должность зама в «Кокосе» давала такую возможность, все другие варианты — нет. Пока бы ты заново раскрутился…

— На тебя я не обижаюсь, — говорю я, невольно подчеркивая слова «на тебя». Потом, спохватившись, добавляю:

— Да и ни на кого, в сущности… Каждый поступал так, как его вынуждали обстоятельства.

Или собственная выгода, могу добавить я. Но не добавляю.

— Да… Кто же знал, что технокрысы из нашего «осиного гнезда» устроят такую подлянку? А ведь платили им — на зависть всем остальным. Вирусогенами величали…

— Крыса — она и есть крыса. Горбатого могила исправит, крысу только крысоловка может остановить.

Неслышно появляется Настенька с подносом палехской росписи в длинных тонких руках. На подносе, рядом с тончайшего фарфора кофейными чашечками две хрустальные стопки с глотком золотистой жидкости в каждой. Выставив на стол чашечки, стопари и крошечную сахарницу, секретарша безмолвно и бесшумно исчезает.

Могла бы и «пожалуйста» сказать.

Славка, пригубив стопочку, зажмуривает от удовольствия глаза и выливает остатки коньяка в кофе. Я следую его примеру.

— А ведь все, казалось, было предусмотрено. И терминалы без флоппи-дисководов, и писать этим сволочам не разрешали, и линии связи шли только по оптическим кабелям, да еще в трубах и под давлением… — начинает ворошить прошлое Славка.

— А они элементарно, по радиотелефону через квартиру в доме напротив надиктовывали наработанные за день фрагменты вирусных программ сообщнику, а потом продавали и сами вирусы, и антивирусы к ним фирме «Програм-Ком». То-то она так быстро выросла, как на дрожжах, — спешу я закончить неприятные воспоминания. Кофе хорош и без них.

— Да, если бы не твой адвокат, последствия были бы намного хуже. И еще «Тригон» этот некстати взбесился…

— Зато, если бы не расследование, затеянное по его поводу Грибниковым и Крепчаловым, мы бы еще долго не знали, что наши хваленые вирусогены так и остались прожорливыми крысами.

Я отодвигаю опустевшую чашечку.

Ну, хватит уже? Где там его трудолюбивый зам?

— А Леночка наша, секретарша? У тебя ведь с нею что-то было? — не отстает Воробьев. Похоже, ему доставляет удовольствие терзать меня неприятными воспоминаниями, наслаждаясь при этом мыслью, что теперь он директор Управления, а бывший шеф пришел просить его о помощи. Договор я и в самом деле составил однобоко, больше к своей выгоде, чем в интересах бригады монтажников, которую я прошу у ГУКСа. Что делать, сроки семинария поставили жесткие, своими силами не управимся. Славка, листая договор, выловил, конечно, этот момент, но спорить с бывшим своим директором не посмел. На что я, собственно, и рассчитывал. Зато теперь он отыгрывается…

— Было кое-что, — равнодушно пожимаю я плечами. — но теперь Леночка примерная жена, мы с тех пор и не виделись ни разу.

— Она, по-моему, замужем за Петраковым? — допивает, наконец, свой кофе Воробьев, одновременно добивая меня своими крайне неделикатными вопросами.

— Сейчас уже нет. Леночка действительно была замужем за Петраковым. Но когда этого ставленника Крепчалова уже через полгода после твоего ухода из «Кокоса» погнали из директоров, Леночка, соответственно, перевышла замуж за нового директора, Гришу Черенкова.

— Да что ты говоришь? — делает Славка вид, что до сих пор не знал этого.

— Что тебя удивляет? Секретарша, как кошка, хранит верность должности, при которой состоит, а не мужчине, занимающему эту должность.

Ну, какие еще неприятные вопросы он сейчас задаст? Про жену? Ушла к Крепчалову, не дождавшись решения суда по делу о «Тригоне» и «осином гнезде». Когда и как она снюхалась с Виталием Петровичем, Витьком? Не знаю. На моих глазах встречались всего три-четыре раза, на презентациях и официальных приемах. С кем я сейчас? Один. Нет, не так: адын, савсэм адын… Асса!..

— Святослав Иванович, к вам тут китайская делегация! — говорит терминал голосом секретарши, и Воробьев, наконец, встает.

— Настя проводит тебя к Лебедеву. Очень рад, что могу чем-то помочь. Ты же знаешь, я всегда к тебе хорошо относился, — протягивает мне руку Славка, и я почти верю ему.

— Не будем нарушать эту традицию и в дальнейшем, — почти искренне предлагаю я. Мне не очень-то приятно разговаривать со своим бывшим замом, ставшим директором солидного учреждения, когда у самого за плечами — лишь крохотная фирмочка. И не на сорок градусов, а в лучшем случае на двенадцать, да и то — пивных.