Она была толстая, как гора, и на груди у нее росли яблоки и груши. Бабка Бабченко подошла к сундуку, тряхнула кофтой, и из-под нее посыпались на сундук плоды - красные, белые, зеленые, желтые... Бабченко трясла и трясла кофтой, и кофта поднималась и надувалась, как туча, а плоды все сыпались и сыпались с тихим глухим стуком на сундук, сыпались и сыпались...

Бабка Бабченко славилась тем, что умела хорошо готовить. Ее приглашали стряпать на свадьбах, на Днях рождений и поминках. Марина забежала на кухню и, изумленная, замерла: огромный торт стоял на двух столах. Бабка Бабченко обливала его чем-то искристым, и неведомое благоухание наполняло кухню. Бабченко брала цветы, мокрые, срезанные под окном, делала с ними что-то и обкладывала ими торт. Марина поняла, что цветы из настоящих превращаются в съедобные, сладкие, но как это происходит - не могла заметить... И почему Бабченко так заунывно поет и раскачивается - не понимала.

...только бы вред сделать...

Когда они, чужие и изменившиеся, вошли на кухню, Шура пила чай из блюдечка. Она вела себя так, как будто не слышала их упреков и поучений, и только дернула плечом, словно действительно удивилась, когда бабушка воскликнула:

Да ты и не видала ее никогда! Сказал тебе, что ли, кто!

И Марине открылось, что младшая сестра не могла уязвить ее сильнее...

НОЧЬ

-1

Я увидела Юсуфа ночью.

Мы - несколько подростков и парень постарше - шли по большаку, стараясь не пропустить в темноте поворот на Кочетовку - деревню всего "в два порядка", зато с богатыми огородами - там доживали одни старухи...

Было тепло, только острой сыростью веяло из крапивных оврагов по обочинам. Дорога светилась белой пылью. Мы с Мариной и новой нашей подругой Зухрой загадывали желания на падающие звезды. Зухра сказала:

- Я хочу... хочу богатства, много-много! Вон та звезда меня прямо пронизывает, если она свалится, все будет, как я хочу!

Зухра рыжая, у нее родинка на щеке, похожая на пчелу... Из темноты заговорил мальчик, я еще не знала его, по голосу поняла, что он брат Зухры:

- Дура! Это Сириус - он никогда не свалится, перегадай на другую.

Я обернулась на голос и увидела только черную фигуру Юсуфа.

Она двигалась, и движения были грустны и ленивы, бесшумно текли, и ноги словно гладили дорогу...

Гриша обнял Марину и сказал:

- У меня за одно желание два идет. Мне мать сказала, если я до армии на Маринке женюсь, она мне машину купит.

Володька Череп закричал филином, запрыгал вприсядку, заорал:

"Елки- моталки,

Спросил я у Наталки

Колечко поносить!

На тебе, на тебе,

К безобразной матери!"

Володька был самый старший из нас, у него тряслись груди и белел на затылке крестообразный шрам...

Мы свернули с большака, и ветки закрыли нам звезды...

-2

Через два года была другая ночь, такая же теплая, и голова кружилась, если смотреть в небо...

Володька Череп лежал на траве, я сидела на качелях и поставила ноги ему на грудь.

- Я любые твои желанья выполнять буду, увидишь!

Позови мне Юсуфа.

И Юсуф пришел.

По всему поселку лаяли, выли, рычали, лязгали цепями собаки, потому что Череп бегал по поселку, изображая звуки джунглей.

- Посиди со мной, скучно. Марина с Гришей ушла.

- С Гришей. Мне еще на той неделе на практику надо было в Чаплыгин. Если завтра она со мной не помирится - уеду...

Мы легли спать, и я спросила Марину:

- Ты с Юсуфом мириться не будешь?

Мне стало стыдно, такой у меня был притворно-сонный голос. И Марина ответила с притворным зевком:

Если подойдет - помирюсь. Все равно скоро уедет.

И мы еще долго не спали и пытались дышать, как спящие...

-3

В темноте, при зеленом свете звезд, белые стены домов казались замшелыми. Бабочка обмахивала фонарь над крыльцом, и ее тень ходила по двери, как черный серп.

Вслед за Володькой мы пробрались под окнами, согнувшись, и на дорожке еще запахло клубникой. Только Юсуф прошел, не сгибаясь, и его тень обрушилась на дом. Череп погрозил ему кулаком. Мы рвали клубнику почти на ощупь, пихали в рот, и земля скрипела на зубах. Юсуф стоял под яблоней, мягкий, неподвижный, глиняный, и его тень погребала огород. Мои руки встречались с руками Зухры. Ее руки мелькали, увлажненные листьями, и я каждый раз принимала их за мякоть плода.

-4

И еще была ночь между этими двумя ночами...

Отмечали Гришин день рождения, у пруда, и костер отражался в черной воде, переходящей в небо. Водомерки бегали по костру. Мы с Мариной подарили Грише одеколон, и он закричал:

О, этот мы еще не пили!

Гриша вырезал из огурцов рюмки и раздал девушкам. Перед каждой он садился на корточки и смотрел, чтобы она выпила, с ложкой салата наготове... Марина и Зухра легли на куртки лицом друг к другу и смеялись. Они притворялись пьяными, чтобы больше не пить. Зухре так велел Юсуф. У нее блестел подбородок, и подсолнечное масло ручейком стекало по шее, как змея.

Потом танцевали, и дым затухающего костра путался в ногах у танцующих.

- Пойдем, поговорим, - сказал Юсуф.

- Нам не о чем разговаривать, - ответила Марина.

Гриша купался, теперь он подошел к ней, поскальзываясь на траве, рубашка липла к спине...

Они стали танцевать, и вода с Гришиных волос капала Марине на плечи.

Тогда я танцевала с Юсуфом, и у меня слабели ноги.

- Надь, ты пойдешь домой? А то я пойду спать.

- Пойду. Ты проводишь меня?

-5

Череп набрал клубнику в бидон, чтобы обменять на водку.

- Свет зажгли! - сказала Марина.

В самом деле, не отошли мы еще и на четыре столба, как в обворованном нами доме вспыхнул свет. Череп спрятал бидон под куртку.

- Надо тикать, - сказал Гриша.

Мы шли, оглядываясь, но ничего не было слышно, дверь не отпирали. Зухра взяла нас с Мариной под руки. Мы невольно ускоряли шаг.

- Чего вы боитесь? - спросил Юсуф. - Бабка вас догонит? И как она узнает? Если сразу не вышла -- то и не выйдет. Встала водички попить.

- К ней сын приехал, я мотоцикл видал, - сказал Гриша.

-6

Володька Череп принес мне цветок - вишневую жирную астру.

- Пойдем, погуляем.

- Принцесса, это что-то значит?

- Да.

Я вела его к дому Юсуфа, и мне казалось, что ветер подкашивает мне ноги.

- Не трогай.

Я узнала их в темноте, они шли медленно, но она, светлая, быстрее, легче, а он, смуглый, ленивее, тише, как будто руки и ноги его - из меда. И к Зухре я ревновала больше, чем к Марине.

- Ты мне доверяешь?

- Принцесса, как себе.

- У меня разговор с Юсуфом, проводишь Зухру на поляну. Последний разговор.

- Понял. Я тебе верю, принцесса. Разговор так разговор.

- Я приду на поляну. К тебе.

-7

Мы шли по дороге, светляки дважды чиркнули меня по лицу. Крапива в оврагах запахла гуще...

- Тише!

Мы остановились и услышали рокот мотоцикла от Кочетовки, и тотчас фара вспыхнула на повороте. И со светом, всевидящим, неусыпным, пронизывающим, хлынул страх. Мы бросились в мокрую крапиву, когда я упала, мне показалось, что кипяток брызнул мне в лицо и на руки, загремела крышка бидона - Череп отбросил его, кто-то наступил мне на руку. Мы затаились, лежа вповалку на сырой пахучей земле, среди стеблей крапивы, в овраге, и над нами, на дороге, в рокоте и в пыли, как в тумане, встала острая белая звезда фары. И Юсуф - между ней и нами. Я увидела улиток на крапивных листьях и их следы, как дорожки от слез.

-8

- Ты завтра уезжаешь?

- Да.

- Я тоже скоро уеду, буду в Чаплыгине поступать, совсем редко здесь буду, чем реже - тем лучше.

- Что тебе здесь не нравится?

- Ничего!

Мы остановились у нашей калитки. Юсуф перегнулся через забор, голова его скрылась в кустах. Я отдала бы ему сестру тогда.

- Ты всегда можешь приехать ко мне.

- Я приеду.