Я с грустью вспомнила совершенно другие примеры. Знакомлюсь с парнем на какой-нибудь дискотеке. Парень как парень. Высокий, умеренно симпатичный, поскольку смазливых красавчиков терпеть не могу. Вежливо провожает меня домой, по пути рассказывая, какой он крутой студент и ловко он успел пересдать двойки как в своем политехе во время сессии и не получить «хвосты». Снисходительно осведомляется, работаю я или еще учусь. Учусь? Где? В универе, да еще и на физфаке? Ну, даешь. Снисходительность понемногу улетучивается. Трудно, наверное? А когда отвечаю, что не очень, что повышенную стипендию получаю последнее время, паренек совсем сникает. Если терпеливый и не закомплексованный, назначает раз-другой «стрелку», ровно до того момента, когда выясняет, что я возвращаюсь с тренировки. А у тебя уже есть какой-нибудь разряд? Мастер спорта!!! Ну и все. И приплыли.

Говорят, страшное дело — комплексы у женщин. Правильно говорят, конечно. Но у мужиков комплексы — это просто ужас, причем даже не тихий. Терпеть рядом с собой бабу, которая не глупее, а иногда и умнее во сто крат, сможет далеко не каждый. А уж если она достойно проявила себя в такой с их точки зрения мужской сфере деятельности, как спорт, то каждый нормально закомплексованный мужик стремится удрать от такой со скоростью курьерского поезда.

Большое счастье, что до сих пор я не замечала подобных комплексов у Сережи. Во-первых, мы уже не были студентами, да и в те времена он учился лучше меня. Во-вторых, он был аспирантом, а я всего-навсего инженером-физиком в заштатном институте. Спортом он всегда занимался сам, не так чтобы серьезно, все больше для собственного здоровья, во плечи какие вымахали. А к моим успехам относился без комплексов, наоборот, радовался каждому удачному старту. Это все конечно хорошо, никаких комплексов до сией поры не проявлялось, только ведь и мир родной я раньше ни разу не спасала.

Тот орган, где обычно у меня проживает интуиция, мне усиленно нашептывал, что не стоит испытывать на прочность Сережины чувства таким образом. А голос совести просто вопил о том, что нельзя строить отношения с самого начала если не на лжи, то на недосказанности.

Вообще-то совесть моя — явление поистине уникальное. Она у меня приходящая. Наверное, еще где-то подрабатывает на полставки. Бывает, целыми днями, а то и неделями не слышу ее голоса, преспокойно разъезжая в транспорте «зайцем», пересекая перекрестки по самым немыслимым направлениям без всякой зависимости от цвета светофора, выясняя отношения с ближними по принципу «сам дурак». А вдруг нагрянет, и я делаюсь сама не своя: начинаю чуть ли не насильно усаживать старушек в транспорте, возвращаюсь с полдороги в магазин, где мне дали неправильно большую сдачу и вообще становлюсь вежливой до полного неприличия. Сейчас как раз был один из таких моментов: совесть вернулась домой и начала наводить порядок.

Я шла себе и шла, а они, то есть совесть и интуиция, продолжали спорить. Они дошли чуть ли не до драки, а я так и не решила, что же мне делать.

Как обычно, Сережа пришел немного раньше и уже поджидал меня, хороший мой, любимый! Я увидела его издалека, и меня будто что-то ударило. Наверное, это совесть ушла, громко хлопнув дверью. Ну почему я из-за своей идиотской способности ловить приключения на то место, где у меня живет интуиция, должна ставить его перед мучительным выбором? Почему я должна взваливать на него то, что произошло со мной? Почему, по крайней мере, необходимо делать это именно сейчас, когда я сама толком не разобралась в том, что произошло? В конце концов, я не видела свое Солнышко почти год. Я же могу позволить себе просто радоваться, что все закончилось, что я снова с ним, а потом, может быть, все само как-нибудь образуется. И вот он обернулся и увидел меня. И все сомнения, а заодно и мысли, разом улетучились.

— Привет!

— Привет, Ежик! Я не видел тебя целую вечность!

Да уж! А что же обо мне говорить тогда?

Мы шли, болтая о всяких пустяках, причем болтал преимущественно Сережка, а я слушала его. Сережка взял билеты в кино, но до сеанса еще было время, и мы пошли пить кофе в одну из тех малюсеньких кофеен, появившихся в подъездах старых домов в центре города в последнее время. Прихлебывая обжигающий ароматный напиток, я достала сигареты и с наслаждением закурила.

Много ли надо человеку, то есть девушке, для счастья? Чашка кофе, хорошая сигарета, да еще и любимый мужчина рядом. Жизнь, ты просто прекрасна!

Вдруг Сережа самым внимательным образом уставился на мою левую руку, в которой я держала сигарету. Вообще-то он сам не курил и не очень-то одобрял эту мою привычку, но тем не менее отчетливо сознавал, что меня не переделать, и мирился с моим курением. А в честь чего это сейчас смотрит на сигарету, как дедушка Ленин на буржуазию?

— Алена, а что это у тебя на руке?

— А… Я… Это… Книжку Лев Саныч попросил принести, вот я крестик и поставила, а то все время забываю, — попыталась я схитрить.

— Да я не про крестик, ты у меня растяпа известная. Я вот про что, — бережно дотронулся он до красноватого шрама.

— Так, пустяки.

Мой голос звучал наигранно и фальшиво даже для меня самой. Сережка весь как-то прямо насупился. Самое простое было сказать, что плеснула кипятка на руку. Первая ложь. Где-то в глубине души зазвенел тревожный звоночек. Наверное, это совесть не смогла прийти и пыталась связаться со мной по телефону. Только не сейчас! Не могу я сейчас все это рассказывать, снова переживать весь это кошмар!

— Сережа, поверь, страшного ничего не произошло. Я же здесь, с тобой. Я тебе обязательно расскажу эту историю, только потом.

— А почему не сейчас? — Сережка продолжал хмуриться.

— История долгая, а я и так ужасно устала, — я говорила чистую правду.

— Долгая история за один день?

— Сереж, не будь занудой! Ты такой потешный, когда дуешься. А я все равно тебя люблю, Солнышко мое! Очень-очень.

Ну какой мужчина устоит против такого! Сережкины брови, сошедшиеся на переносице в упрямой складке, вернулись на свое обычное место, взгляд потеплел.

— Я тоже тебя люблю, Ежик, просто беспокоюсь.

В общем-то конфликт на этот момент был исчерпан. Пока. А потом? А что потом, суп с котом, рассудила я.

Вечером дома мама, как обычно, ждала меня с ужином. Папа смотрел хоккей по телику. Действительно, самый обычный вечер. Только я вдруг поняла, как они дороги мне, мои старенькие родители. Как дорого бывает то, что ты имеешь, не замечая, воспринимаешь как некую данность, а в один ужасный момент вдруг сознаешь, что можешь это потерять. Я так расчувствовалась, что даже с вечера затолкала в сумку книжку для Льва Саныча.

К установке я подошла только на третий день, до этого успешно выдумывая тысячу причин, по которым мне не стоит этого делать. Я навела образцовый порядок на своем столе, чем повергла коллег в изумление, граничащее с шоком. Я приняла самое активное участие в разборке списанных приборов на детали. Я даже дошла до того, что полдня проторчала в библиотеке. Впрочем, Барбосс как ушел домой тогда, в понедельник, так и не появлялся, только позвонил, что взял больничный, так что контролировать меня было абсолютно некому.

И вот наконец я ее включила. Установку, разумеется. И даже задала то самое роковое напряжение в 1.5 тысячи Вольт. Естественно, лазер за это время ничуть не изменился и генерировал, что попало. Мои выкрутасы с перемещением диафрагмы были ему совершенно до лампочки. Ну как же так? Я плюхнулась на стул и со злости закурила прямо в лаборатории. Ну что такое? Ну чего ему не хватает? Почему вместо одного типа колебаний, когда энергия аккуратненько концентрируется в серединке, и вспышка оставляет на бумаге ровненькое круглое пятнышко, генерируется неизвестно что, а пятнышко больше всего похоже на сердцевину разрезанного напополам яблока? Как бы узнать, что мешает энергии распределяться равномерно?