Возбужденный голос Рашида доносился уже из другой комнаты:
- Я хоть и не совсем трезв, но вижу, что правда на твоей стороне, мой брат.
Голос его постепенно слабел, мысли путались.
- Я прошу извинения у твоего гостя. Ты и сам прости меня. Я много болтаю. Ох, будто все горит внутри... Тетушка, стаканчик воды! По всему видно, что это благородный и умный человек. Как его зовут, Мешади, а? Не хочешь сказать? Не доверяешь мне? Не хочешь назвать мне имя своего гостя?
Опустив голову, гость думал о чем-то своем. А Байрам, затаив дыхание, прислушивался к доносившемуся из соседней комнаты разговору двоюродных братьев. Он надеялся, что, может, Мешади назовет имя гостя. Но голоса вдруг затихли. И Мешадибек, вернувшись, плотно прикрыл за собой дверь.
- Сердце золотое у парня, а характера и силы воли нет! Твердых взглядов у него, конечно, не имеется.
- Если бы все богачи были такие, - живо проговорил Байрам, - вот такие, как Рашидбек, не к чему было бы бастовать...
Гость вопросительно взглянул на Азизбекова. Очевидно, он хотел узнать, что сказал Байрам. И когда Азизбеков перевел, гость заговорил совсем другим тоном. Теперь в голосе его звучали металлические нотки.
Азизбеков повернулся к Байраму.
- Наш гость говорит, Байрам, что ты ошибаешься. Каждый хозяин - добрый ли, злой ли - хочет прежде всего получить прибыль. А чтобы получить прибыль, он угнетает рабочего. Только мужество, единство и солидарность рабочих могут противостоять хозяевам...
Гость взял за руку Байрама, накрыл его шершавую руку своей ладонью и, заглянув ему прямо в глаза, произнес какие-то слова.
- Что он сказал? - уже нетерпеливо спросил Байрам у Азизбекова.
- Он сказал, что уважает тебя, Байрам, за то, что ты отказался от денег Рахимбека. Хозяйские подачки - это способ, которым промышленники хотят разъединить наши ряды. Подкупать рабочего, развращать его, сбивать с пути единства рабочих и революционной борьбы - что может быть отвратительнее? Мы должны объяснять рабочим, что подобные "деловые" связи с предпринимателями не способствуют улучшению материального благосостояния трудящихся. Рассчитывать на мелкие подачки хозяина - это значит обрекать себя на вечное нищенство. Единственный вернейший путь - объединиться вам с рабочими промыслов и бороться вместе!
"Послушал бы мастер Пирали эти слова, - подумал Байрам - Не очень-то сладкими они ему показались бы. Как будто прямо про него сказано..."
Азизбеков прибавил уже от себя:
- Если рабочие договорятся между собою, никто против них не устоит. Видишь, Рахимбек уже пытается сломить ваше единство. Даже он понимает, что вся ваша сила в единстве!
За стеной снова раздался глухой шум. Рашид стонал и требовал холодной воды.
Гость заметил задумчиво:
- Пьянство - это гнуснейшее, отвратительнейшее явление. Как чума, оно начало проникать в рабочую среду. Поговаривают что-то о созыве съезда по борьбе с алкоголизмом. Либералы думают искоренить его своей агитацией, а попы - проповедями. Но причины, порождающие повальное пьянство, нам хорошо известны, и мы понимаем всю непригодность таких средств, как съезд.
Однако если съезд состоится, нам не мешает послать из Баку своих делегатов. Мы не должны пропускать ни одной возможности выступить легально. - Гость встал, собираясь уходить. - Мне пора. Надо написать статью для "Гудка". Нефтепромышленники собираются созвать совещание и надеются снова обмануть рабочих.
- А что, если вы будете писать здесь? - спросил Азизбеков. И поспешно прибавил: - Никто вам не помешает... Рашид сюда не войдет больше. А в случае чего - есть где укрыться...
- Нет, меня ждут друзья на Баилове. Будут беспокоиться, если я задержусь...
Азизбеков не решился настаивать. Он поспешил к наружной двери взглянуть, нет ли кого-нибудь подозрительного на улице.
- Можно выходить, - сказал он. Попрощавшись с Байрамом и Азизбековым, гость ушел. Байрам сидел в глубокой задумчивости.
С той самой минуты, как он вошел сюда, в эту комнату, его не покидало ощущение, что в жизни его произошла какая-то важная и решительная перемена.
Азизбеков стоял у окна и, глядя на улицу, провожал друга долгим, пристальным взглядом. Наконец, он отошел от окна и остановился на середине комнаты.
- Мешадибек! - смело произнес Байрам. - Как-никак, а я все-таки мужчина. Скорее заговорит камень, чем я. Кто же этот человек?
Азизбеков верил Байраму, но все же не мог решиться назвать ему имя гостя. Борьба каких-то противоречивых чувств отразилась на его взволнованном и озабоченном лице.
- Это был замечательный человек, - ответил он наконец. - Да и на что тебе его имя? Настанет день, и он сам назовет себя...
Гостем, имя которого так страстно желал узнать Байрам, был товарищ Коба.
Глава одиннадцатая
Когда старый бакинский рабочий Григорий Савельевич Смирнов бежал из тюрьмы, он постарался изменить наружность: отрастил себе пышную бороду и усы. Все же и теперь ему приходилось соблюдать строгие правила конспирации.
Попадись он в руки полиции, Сибири не удалось бы миновать. Поэтому партийные друзья устроили его в городе на маленькую мебельную фабрику, за которой не велось тщательного полицейского надзора.
На мебельной фабрике Смирнову не понравилось. А особенно - люди. Григорию Савельевичу казалось, что всем им - и мастерам-краснодеревцам, и столярам, и упаковщикам - свойственны только узкокорыстные интересы: они думают только о личной выгоде, о борьбе за лишний пятак. Они были глубоко безразличны к общественным вопросам, к судьбам родины, которые так волновали Смирнова. Как ни приглядывался он, а не мог найти здесь своих единомышленников.
Работа на промысле была куда труднее и грязнее, но там все было привычное, родное.
Смирнов сблизился с нефтяниками. Внешне нелюдимые и хмурые, они на самом деле были куда общительнее и жизнерадостнее всех, с кем судьба когда-либо сталкивала Смирнова. Их бескорыстие, склонность к самопожертвованию во имя общего дела, понимание своих классовых задач, широта натуры - вот что привлекало Смирнова.
Он и сам был таким человеком - самоотверженным, щедрым, решительным - и поэтому так томился своим теперешним положением.