Будто угадав вопрос Байрама, Азизбеков сказал:
- Мы верим тебе, Байрам. И ты должен верить нам. Все, что говорится здесь, должно остаться здесь же. Кроме меня, ты не видел здесь ни души. Понял?
Гость догадывался, о чем идет речь, и не ждал, пока ему переведут. Выражение лица и жесты Байрама красноречивее всяких слов и торжественных.клятв говорили, что этот человек не выдаст.
Слегка приподняв густые брови и глядя на Байрама, гость улыбался. Затем он медленно повернулся к Байраму и заговорил. Азизбеков поспешно перевел слова гостя.
- Байрам! Наш гость хочет рассказать тебе про одного стойкого грузинского революционера товарища Телия. Он недавно умер в Тифлисе. Партия рабочих понесла с его смертью большую утрату - у него были изумительные способности, неиссякаемая энергия, глубокая любовь к революционному делу. Он написал много пламенных статей и брошюр. А в недавнем прошлом был такой же неграмотный рабочий, как ты...
- Как я? - переспросил удивленно Байрам.
- Да, вот именно, как ты. Телия не принадлежал к числу "ученых". Он самоучкой одолел грамоту и стал сознательным. Родом он из деревни, был сначала домашним слугой, там научился говорить по-русски и пристрастился к чтению. Быть слугой ему быстро надоело, и он поступил в железнодорожные мастерские. Там он стал социал-демократом и стойким борцом. В девятьсот третьем году в Тифлисе, хотя полиция преследовала его, он поднял знамя и произнес речь на митинге.
Байрам слушал с большим интересом.
- После этого товарищ Телия работал во всех городах Закавказья. И у нас в Баку бывал. Телия не походил на тех рабочих, которые изображают себя социал-демократами от рождения и кричат: "Нам знания не нужны - мы рабочие!" Он всегда читал и учился. И ты, товарищ Байрам, должен учиться... Все зависит от твоего желания.
Байрам кивнул головой, - как будто хотел сказать: "Понимаю".
А Азизбеков продолжал:
- Он даже в тюрьме учился, этот грузинский революционер. Он до всего хотел дойти своим умом...
В эту минуту кто-то усиленно начал колотить в наружную дверь.
Азизбеков и его гости переглянулись.
Тетушка Селимназ не спеша пошла узнать, в чем дело. Но дверь уже с грохотом распахнулась, в комнату ввалился подвыпивший Рашид. Он сунул руку сначала незнакомому гостю, потом Байраму.
- Мешади! - заговорил он, обнимая Азизбекова. - Честное слово, Мешади... Я даю тебе честное слово. Я своего добьюсь... Добьюсь, чтобы эта старая развалина была закрыта... На, чорта мне сдался этот завод! Чтобы из-за него мой брат Мешали терпел обиду? Никогда!.. Не нужны мне богатства! И если отец не закроет этот проклятый завод, я разделаюсь с ним сам!.. Поверь, не ради удовольствия пил я сегодня. Я пил с горя, брат. Это отец... Это он довел меня... Вот куда он нанес мне жгучую рану! - и Рашид со всего размаху ударил себя в грудь. Лицо его помрачнело. Однако, сообразив, должно быть, что говорить о Сусанне при посторонних неудобно, он умолк.
Байрам смотрел на него с удивлением. И Рашид посмотрел на Байрама.
- Сколько получаешь, друг? - неожиданно спросил он.
- Получал сорок рублей, - усмехнулся Байрам.
Рашид обвел взглядом присутствующих и недоуменно, почти по-детски, спросил:
- Отчего же так все устроено в мире? А? Почему я могу швырять деньгами, тратить сколько моей душе угодно, а вот ты не можешь? Почему же так?.. - Он оглядел себя, свой светлокремовый чесучовый костюм, цветастый галстук, дорогую папаху, которую держал в руках, и еще спросил Байрама: Ну, чем я лучше тебя? Ну, чем? Говори... У тебя, по крайней мере, прекрасная специальность. Ты, я знаю, слесарь. Прикоснешься ты к куску ржавого железа и оно засияет, заиграет, как зеркало. А я? Что я? Наследник Рахимбека... И это все... Почему я ем, а ты должен смотреть и облизываться? Разве рабочий не человек? Разве у рабочего нет никаких желаний? Разве ты не хотел бы прокатиться в фаэтоне, во, т как я? Ты прав, брат, - повернулся он к Мешадибеку, который, болезненно морщась, слушал его разглагольствования. Клянусь своей беспутной головой, если бы я был, как ты, инженером, если бы я умел заработать на кусок хлеба, я давно плюнул бы на все отцовское богатство. Я сказал бы рабочим: "Возьмите все это: оно принадлежит вам, - и делайте со всем этим, что хотите!" Скажи, Байрам, скажи откровенно: хотел бы ты взять мой завод?
Азизбекову стало не по себе. Было стыдно, что двоюродный брат, который нетвердо держался на ногах, привязался с глупыми разговорами к Байраму.
Но уже позабыв о Байраме, Рашид ринулся к гостю.
- Вас я не знаю, мой дорогой, но знаю, что раз вы здесь, вы друг Мешади. А его друг - это моя душа,
моя жизнь! Прикажите, - и я сделаю для вас все возможное и... невозможное!
Гость улыбнулся. Много он перевидел бакинских и тифлисских повес и хорошо знал их повадки. Навязчивость Рашида, невидимому, его не раздражала.
Но Мешадибек. не мог больше молчать. Он сурово, осуждающе посмотрел на Рашида.
- Пора бы прекратить тебе пить!
- Обещаю, дорогой брат. Больше не буду пить! Ни капли не буду! И отныне мне нет больше пути туда, к отцу. Будь он трижды проклят! Подумать только: из-за каких-то жалких пятнадцати процентов прибавки рабочим он нанес кровную обиду моему брату!.. Может быть, ты думаешь, что и я...
На глазах у него вдруг выступили слезы. Голос задрожал.
- Рашид, дорогой мой, - попытался успокоить его Мешади, - я на тебя не в обиде.
- Потому что ты человек! Че-ло-век! Понимаешь? А мой отец... - он замолк на мгновение, подбирая подходяшее слово, но, видимо, не нашел его и продолжал:
- Нет, мой отец не человек... Что такое деньги? Разве миллионы Тагиева приукрасили его какими-нибудь человеческими достоинствами? Нет, нет и нет! "Наряжай осла хоть в золотую сбрую - он все равно останется ослом!"
Рашид вдруг снова бросился к Байраму.
- Протяни мне свою руку, - попросил он. - Вот так! Хоть и мозолистая, но честная! Я знаю ей цену!
Мешади взял Рашида под руку и потянул в смежную комнату.
- Пойдем, ты устал. Отдохни немного. Успокойся. Ни на кого из ваших я не в обиде...
- Нет, нет! Отец рассказал мне все... - Рашид на ходу крикнул Байраму: - Плюньте на завод! Продолжайте бастовать! Не работайте! Он пойдет на уступки, на него заказчики наседают...