- На Горчакова? - с удивлением подняла бровь Зелла.

- Нет. На того, что ведет передачу про старую коммунальную квартиру. И еще того, который совершенно секретные газеты выпускает. То же, межу прочим - сотрудников СМИ. Здешние ребята, а совесть есть. И правильное понимание исторических катаклизмов. Да, нельзя проходить мимо положительных фактов, если быть справедливым. Могу перечислить героев по пальцам...

- И без тебя все всем прекрасно известно, - буркнул Амарелло. - Меня одна довольно приличная дама на рынке однажды приняла за очень популярного тут генерала. Того, что все с мафией сражался.

- Понятно. Только его, вроде жена застрелила, - с невиннейшим видом уточнил кот. - Выводы: не женись.

- А ведь в стрельбе жена вовсе не при чем, - подал голос Шарль, взобравшийся на самую высокую тумбу. Он созерцал окрестности и шлифовал ногти напильником, который извлек из оранжевого комбинезона. - Засиделись мы тут. Приросли. Прямо "мыльная опера" с элементами триллера.

- Кажется, никто не скучал. Прелестный климат и какой дивный народ! Роланд мечтательно щурился на горящие в последних лучах стекла. - Воруют, наушничают, завидуют, сплетничают, лгут, лодырничают в общей своей массе. Но какая широта помыслов! Какой размах безалаберности, души прекрасных порывов! Войну выстоят, предателей простят, с врагом поделятся последним куском хлеба. А почему?

- Беспринципность, аморфность души, - сделал выводы Шарль.

- Любовь? - предположила Зелла. - В здешних краях сохранилась вымирающая традиция: мужчина и женщина любят друг друга. Чаще всего, без каких-либо на то оснований. Бескорыстно!

- Но не только это удивляет меня в россиянах, - нахмурился Роланд. - У них у всех, кроме самых продвинутых по своей сатанинской сути индивидуумов, засела в кишках ЕГО идейка. Они и не знают, и не верят, а животом чуют все, обитающие на этом шарике - братья и сестры. Поэтому женщина, у которой фашисты расстреляли детей, протягивала хлеб пленному немцу. А самый нищий и падший бродяга делится водкой с себе подобным... Впрочем, потом его же и ограбит.

- Не преувеличивайте, экселенц. "Русская душевность" - исторический миф. А безалаберность, беспринципность - их общий родовой знак. Причем, вот обратите внимание на настоящий момент - сплошной парадокс: возрождение веры и православия сочетается с усилением общегосударственного бандитизма.

- В такой обстановке трудно работать, - гнул свое Амарелло, вжившийся в роль российского генерала. - Не поймешь, кто за кого, кто против, кого грудью прикрывать, кого в капусту рубить.

- Кончаем прения, - объявил Роланд. - Солнце село, сумерки сгущаются. Мы должны покинуть город под покровом тьмы. Он повел плечами, сбрасывая люминесцентный, горящий в сумерках комбинезон. Длинный дорожный плащ окутал его плечи, падая к серебряным шпорам высоких сапог. Освободились от униформы финских ремонтников и остальные члены свиты, оставшись в своем привычном московском облике.

В отдалении лязгнула металлическая дверь, прошаркали и остановились совсем близко от сидевших тяжелые шаги.

- Ага! К нам идут. Я так ждал! - обрадовался Батон. - Предупреждаю буду отстреливаться. - Он вытянул лапу с оттопыренным коротким пальцем.

- Боги, о Боги! - горестно произнес тихий голос. Между труб показался невысокий человек, растерянно отпрянувший при виде "бригады".

- Не чаял уже застать. Добрый вечер, господа...

- Добрый, добрый, товарищ, - приветствовал гостя Роланд. - Не беспокойтесь, друзья, перед вами заслуженный Архитектор страны. Лауреат Государственной премии. Автор этого строения. А тут... - Роланд обернулся к своим спутникам.

- Представлять никого не надо, - остановил его Архитектор. - Знаю, наслышан, послан специально к вам. Впервые получил увольнительную на двадцать четыре часа... Бродил по городу, в основном, провел время здесь... Вы позволите? - Он опустился на угол какого-то люка. - Устал.

- Вам, разумеется, хочется объясниться после двадцатилетнего молчания? - Вскинул бровь Роланд. - Два десятка лет на размышление - совсем не много. Но как историческая дистанция дает повод для подведения итогов.

- Я подвел... - Архитектор достал из кармана темного пиджака, сшитого по моде тридцатых в одном из лучших салонов Европы, большой платок и отер покрытый испариной лоб. - Но, увы, объяснить ничего толком не могу... Вы ведь ждете чистосердечного признания?

Шарль вздохнул, Амарелло плюнул вниз, Батон пожал плечами - мол, по фигу нам ваши признания, уважаемый. Не пальцем деланы и не тем, чем вы.

- Так вот... - Архитектор собрался с духом: - Признаюсь: если бы довелось все начать сначала, я бы поступил точно так же. - Он хотел смело взглянуть на Роланда, но опустил глаза.

- И Храм бы разрушили? - поинтересовался Роланд.

Архитектор молча кивнул, склонив голову.

- Конечно, я закрывал глаза на отдельные факты...- робко заговорил он, постепенно вдохновляясь. - Не хотел верить ходившим домыслам, слухам. Нельзя ведь творить великое, плутая в сомнениях. Только на полной самоотдаче можно служить идее!

- И как идейка? Ваш Дом называют "братской могилой". Могилой ваших столь же прекраснодушных, приверженных идее соратников. Сатанинская ирония! - расхохотался Роланд. - В связи с противостоящим объекту Спасителя местоположением, я бы присвоил ему особое звание: Дом Сатаны-искусителя. Причем, после того, как не без вашей помощи ликвидировали Спасителя, главенствовал сатана более полувека.

- Жаль, Дворец с шестисоттонным вождем не успели соорудить, - ввернул кот. - Было бы очень стыдно. Вообразите - все сейчас только бы и думали о том, как демонтировать статую и спорили, насколько оскорбляет она чувства соотечественников. Возникли бы противоборствующие фракции, а какой-нибудь способный юноша разработал бы свою методу уничтожения.

- Не моя вина, что Дворец не успели построить. Теперь другие, как вижу пристрастия. Монументально, ничего не скажешь. - Архитектор кивнул на темную громаду странного памятника. - И в чем, скажите мне, разница?

- Никто ничего не взрывал. Исказили облик города, потратились - это да. Себя возвеличили и прославили более, чем историческую персону, возможно. Но для возведения монумента не снесли этот, допустим, ваш дом. Роланд с укоризной взирал на человека в старомодном, но весьма качественном, костюме. - А ведь вас наградили Даром.