Название третьей главы сохранилось – «Шестое доказательство» (по-видимому, «цензоров» этот заголовок удовлетворил). Эта глава менее других подверглась уничтожению, но всё же в нескольких местах листы вырваны. К сожалению, почти под корешок обрезаны листы, рассказывающие о действиях Толмая по заданию Пилата. Но даже по небольшим обрывкам текста можно понять, что Толмай не смог предотвратить «несчастье» – «не уберёг» Иуду.
Представляют немалый интерес некоторые зачёркнутые автором фразы. Так, в том месте, когда Воланд рассуждает о толпе, сравнивая её с чернью, Булгаков зачеркнул следующие его слова: «Единственный вид шума толпы, который признавал Пилат, это крики: «Да здравствует император!» Это был серьёзный мужчина, уверяю вас». Тут же напрашивается сопоставление этой фразы Воланда с другой, сказанной им перед оставлением «красной столицы» (из последней редакции): «У него мужественное лицо, он правильно делает своё дело, и вообще всё кончено здесь. Нам пора!» Эта загадочная реплика Воланда, видимо, относилась к правителю той страны, которую он покидал. Из уст сатаны она приобретала особый смысл. Следует заметить, что этот фрагмент текста до настоящего времени так и не вошёл ни в одну публикацию романа, в том числе и в пятитомник собрания сочинений Булгакова.
К сожалению, конец главы также оборван, но лишь наполовину, поэтому смысл написанного достаточно легко воспроизвести. Весьма любопытно поведение Воланда после гибели Берлиоза (в других редакциях этот текст уже не повторяется). Его глумление над обезумевшим от ужаса и горя Иванушкой, кажется, не имеет предела.
« – Ай, яй, яй, – вскричал [Воланд, увидев] Иванушку, – Иван Николаевич, такой ужас!..
– Нет, – прерывисто [заговорил Иванушка] – нет! Нет… стойте…»
Воланд выразил на лице притворное удивление. Иванушка же, придя в бешенство, стал обвинять иностранца в причастности к убийству Берлиоза и вопил: «Признавайтесь!» В ответ Воланд предложил Иванушке выпить валерьяновых капель и, продолжая издеваться, проговорил:
« – Горе помутило [ваш разум], пролетарский поэт… У меня слабость… Не могу выносить… ауфвиедерзеен.
– [Зло]дей, [вот] кто ты! – глухо и [злобно прохрипел Иванушка] … К Кондрату [Васильевичу вас следует отправить]. Там разберут, [будь] покоен!
– [Какой] ужас, – беспомощно… и плаксиво заныл Воланд … Молодой человек … некому даже [сообщить], не разбираю здесь…»
И тогда Иванушка бросился на Воланда, чтобы сдать его в ГПУ.
«Тот тяжёлой рукой [сдавил] Иванушкину кисть и… он попал как бы в [капкан], рука стала наливаться… [об]висла, колени [задрожали]…
– Брысь, брысь отс[юда, – проговорил] Воланд, да и… чего ты торчишь здесь… Не подают здесь… Божий человек… [В голове] завертелось от таких [слов у] Иванушки и он сел… И представились ему вокруг пальмы…»
Четвёртая глава «Мания фурибунда» представляет собой отредактированный вариант главы «Интермедия в Шалаше Грибоедова» из первой редакции. Булгаков подготовил эту главу для публикации в редакции сборников «Недра» и сдал её 8 мая 1929 года. Это единственная точная дата, помогающая установить приблизительно время работы над двумя первыми редакциями романа.
Сохранилось также окончание седьмой главы (обрывки листов с текстом), которая в первой редакции называлась «Разговор по душам».
Можно с уверенностью сказать, что вторая редакция включала по крайней мере ещё одну тетрадь с текстом, поскольку чудом сохранились узкие обрывки листов, среди которых есть начало главы пятнадцатой, называвшейся «Исналитуч…». Следовательно, были и другие главы. Видимо, именно эти тетради и были сожжены Булгаковым в марте 1930 года.
[Евангелие от Воланда] – Условное название второй главы второй черновой редакции романа, поскольку лист текста с названием главы вырезан ножницами.
– Гм, – сказал секретарь. – С этой фразы начинается текст второй главы романа. До этого, как видно из сохранившихся обрывков вырванных листов, описывалось заседание Синедриона, на котором Иуда давал показания против Иешуа. Вероятно, Булгаков использовал при этом различные исторические источники, но из рабочих материалов сохранились лишь отдельные записи. Очевидно, они были уничтожены вместе с рукописями. Но существуют более поздние записи писателя, касающиеся заседания Синедриона, решавшего судьбу Иешуа. «…был приведён в Синедрион, но не в Великий, а в Малый, состоявший из 23 членов, где председательствовал первосвященник Иосиф Каиафа». Эта выписка была сделана Булгаковым из книги Г. Древса «История евреев от древнейших времён до настоящего». Т. 4, Одесса, 1905, с. 226.
Вы хотели в Ершалаиме царствовать? – спросил Пилат по-римски. – Смысл вопроса соответствует евангельским повествованиям. «Иисус же стал перед правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский?» (Матфей, 27:11). Согласно Евангелиям от Матфея, Марка и Луки, Иисус Христос на допросе Пилата молчал. Однако в повествованиях Евангелия от Иоанна Иисус Христос отвечал на вопросы Пилата. Булгаков при описании данного сюжета взял за основу именно Евангелие от Иоанна, но трактовал его вольно, сообразуясь со своими творческими идеями.
Слова он знал плохо. – Добиваясь точности в изложении исторических деталей, Булгаков уделяет большое внимание языкам, на которых говорили в те времена в Иудее. В черновых материалах можно прочесть, например, такие записи: «Какими языками владел Иешуа?», «Спаситель, вероятно, говорил на греческом языке…» (Фаррар, с. 111), «Мало также вероятно, что Иисус знал по-гречески» (Ренан Ж. И., с. 88), «На Востоке роль распространителя алфавита играл арамейский язык…», «Арамейский язык… во времена Христа был народным языком, и на нём были написаны некоторые отрывки из Библии…». Поскольку официальным языком в римских провинциях была латынь, Пилат (речь идёт о ранней редакции романа, когда Булгаков, возможно, полагал, что Иисус плохо знал греческий и латынь) начинает допрос на латыни, однако, убедившись, что Иисус плохо владеет ею, переходит на греческий, который также использовался римскими чиновниками в Иудее. В позднейших редакциях романа Пилат, выясняя грамотность арестованного, обращается к нему сначала на арамейском, через некоторое время переходит на греческий и, наконец, убедившись в блестящей эрудиции допрашиваемого, использует и латынь.
…тысяча девятьсот лет пройдёт… – В следующей редакции: «…две тысячи лет пройдёт, ранее… (он подумал ещё), да, именно две тысячи, пока люди разберутся в том, насколько напутали, записывая за мной». В последней редакции: «Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время».
…ходит он с записной книжкой и пишет… этот симпатичный… – В материалах к роману есть весьма любопытная выписка: «Левий Матвей и Мария. Так же последователем был богатый мытарь, которого источники называют то Матфеем, то Леви, и в доме которого Иешуа постоянно жил и вернулся с товарищами из самого презренного класса. К его последователям принадлежали и женщины сомнительной репутации, из которых наиболее известна Мария Магдалина (из города Магдалы – Торихен близ Тивериады)… Гретц, История евреев. Том IV, с. 217».