- Понятно, - опередил ответ Ганя. - Застрахуйте нас от примет.

- Что, сбываются?

- Сбываются, подлые!

- Это мы мигом, - сказал старичок, доставая из-под плаща плоскую папочку с надписью "Внешторгреклама", а из папочки - три бумажки с золотым обрезом и шариковую ручку, - это мы в два счета сделаем. Ни одна примета сбываться не будет.

Он размашисто расписался на каждом листке, сложил их аккуратно, подал мне.

- Потом посмотрите.

- Сколько мы вам должны?

Он вроде даже обиделся:

- Ничего. Я бесплатно работаю.

- Проценты с душ получаете? - спросил Ганя.

- И так можно подумать, - прищурился старичок. - Вот вы, например, в меня верите? Верите, верите - вижу. Да и как не верить: Михал Михалыч Кокшенов, во плоти и крови. А что знает много всякого разного, так и вы кое-что знаете.

И тут в разговор вступила молчавшая до сих пор Люда.

- Ничего мы не знаем. Если в первых двух случаях - ну, с мешком в пространстве и с машинами - еще что-то можно было объяснить, то уж приметы ничем не объясняются. Это первое. И второе: почему все это происходит именно с нами? Разве мы трое больше других подходим для Контакта?

Она сказала "Контакта", как старичок говорил "Непонятное": заглавная буква так и лезла в глаза и уши. А старичок - ничего, покивал-покивал, сказал согласно:

- Умная вы девушка, поговорить приятно. Не то что ваш приятель - нигилист воинствующий. Все-то вы понимаете, все-то вы объяснить можете - что вне вас. А что в вас самих - уже заминка. Верить в сказки надо, девушка. И в науку и в сказки. Приметы сбываются? Так в каждой вещи душа, может, есть. И если ее расшевелить, всякие чудеса случаются. Кино такое было: "Удивительное рядом". Смотрели?

- А если серьезно? - каменным голосом спросила Люда.

- Не надо серьезно. Даже у вас физики шутят. И книжки по сему поводу выпускают. Ничего книжки, остроумные. А шутят они обычно с друзьями. С теми, кому их шутки приятны будут. Кто их понимает. - Он встал, сунул под плащ папочку. - Ну, до встречи в будущем. А сейчас мне пора, - и пошел в коридор.

Мы сидели и ждали, когда в передней щелкнул замок, и за стеной по лестнице простучали мелкие торопливые шаги, а потом громко хлопнула дверь подъезда.

Тогда я развернул одну из бумажек, оставленных старичком, и прочел вслух короткую надпись, сделанную обыкновенной пишущей машинкой, у которой к тому же буква "е" западала.

"Простите, за назойливость и спасибо за помощь. Мы думаем, вы не откажетесь помочь нам еще раз, если придется". И размашистая невнятная подпись, сделанная шариковой ручкой с бледно-синей пастой.

- А на других? - быстро спросил Ганя.

На других листках была сделана та же надпись. Я роздал их ребятам, а свой спрятал в ящик письменного стола - на память. Себе на память: ведь покажи кому - не поверят. Скажут, что сам и написал. Тем более что на моей машинке точно так же западала буковка "е".

Я захлопнул ящик и выпрямился.

- Все, ребята. Чудес больше не будет.

- Ой ли? - засомневался Ганя. - А как же оговорка насчет будущей помощи? Неужто откажемся?

- Нет, конечно. Только, по-моему, это простая вежливость.

- Убейте, не верю, - мрачно сказал Ганя. - Жди от них простой вежливости, как же! Сдается мне, что мы еще встретимся.

Он опять не ошибся. Но это уже совсем другая история.

1975 год