Я резко остановился, театрально взмахнул рукой.

- Осторожно! - крикнула Люда.

Поздно: конечно же, я зацепил подсвечник, и тот грохнулся на пол, разбрасывая по сторонам стеариновые капли. Свечки вывалились из своих гнезд и погасли.

- Вот слон, - сказал Ганя, помогая мне заметать следы преступления, - так и пожар недолго устроить.

- Не устроил ведь? - обозлился я. - Вот и не вякай... Людочка, посмотрите там приметку, чтобы к встрече с другом была. Или со знакомым. Или просто к встрече. Есть, наверно...

Люда повела по строчкам острием карандашика, кивнула согласно:

- Есть, конечно. А зачем вам?

- Вы читайте, читайте. Я потом объясню.

- Ну, вот, например: правая бровь чешется - к свиданию.

Я прислушался к себе: хоть бы что! Бровь чесаться не желала.

- Не то, Люда, дальше...

- В носу свербит - к радостной встрече.

- У меня свербит, - сообщил Ганя. - Третий день. Я бы даже сказал: течет. Санорином спасаюсь. Годится?

- Санорин годится. Насморк - нет. Что там еще есть?

- Еще? - Люда пробежала карандашом вниз и вдруг подняла голову, засмеялась: - Нечаянно свечу погасить - к гостям.

Вот так штука: кто обвинит меня в том, что я намеренно скинул подсвечник? Нет, здесь не придерешься: надо ждать гостей.

- Вы того и хотели? - спросил Ганя.

- Ага, - подтвердил я.

- А зачем вам гости?

- Не мне - нам, - поправил я. - Думаешь, каких я гостей жду?

- Приятных, надеюсь, - сказал Ганя и вздрогнул.

Впрочем, я тоже вздрогнул: в передней громко и властно звякнул дверной колокольчик.

Ганя рванулся в коридор, я за ним, Люда с далевским томом встала у выхода из комнаты. Ганя потянул язычок замка и медленно, очень медленно - намеренно, что ли? - открыл дверь. На пороге стоял аккуратный маленький старичок в синем плаще болонья - это в жару-то? - и в мохнатой огромной кепке-"аэродроме". Кепка делала старичка похожим на одного из семерых диснеевских гномов - на какого, уж не помню, не до гномов мне было, да и фильм-то смотрел сто лет назад. Старичок снял кепку-"аэродром", вытер потную лысинку беленьким платочком, представился достойно и неторопливо:

- Агент Госстраха Кокшенов. Звать-величать будете Михал Михалычем.

Грубый Ганька не любил вмешательства в личную жизнь, а Госстрах как раз этим и занимается.

- С чего вы взяли, что будем? - спросил он. - Не будем, папаша, потому что страховать нам нечего. Фаталисты мы, понял?

Старичок спрятал платочек, улыбнулся беззлобно и даже с мягкостью непонятной.

- Я тебе не папаша, мальчик. У тебя свой есть, законный, дай ему бог терпения жить с тобой. И страховаться у меня вы будете, будете, ибо... - тут он поднял вверх указательный палец, да нет, пальчик махонький, повторил: - Ибо страхую я жизни человечьи от Непонятного...

Он так и сказал - Непонятного, и большая буква в этом слове слышалась за версту, все ее услышали: и я, и Ганька, и Люда преумная, которая и спросила тут же:

- Что под Непонятным считать, Михал Михалыч?

Он заметил мне с укоризной:

- Может, в дом впустите?

А я засуетился, ногой зашаркал, будто гость пришел важней некуда.

- Проходите, проходите сюда, в кабинет, садитесь, пожалуйста, поудобнее, поудобнее...

Ганька шел сзади, хмыкал. Я обернулся, поймал его удивленный взгляд, подмигнул ему: подожди, парень, сейчас все поймешь сам. А старичок уселся в кресло, кепкой своей прикрыл худые коленки, обтянутые белыми чесучовыми брюками, заговорил:

- На ваш вопрос, умная девушка, отвечу так: все то Непонятное, что помимо нас существует и нет ему в нас объяснения.

- В нас? - переспросила Люда.

- Именно, именно, - закивал старичок, - поскольку всякие необъяснимые научные явления воспринимаются нами как нечто реальное, то мы верим, что найдется им со временем объяснение. Мол, не зря ученые зарплату два раза в месяц получают. К примеру, гравитация... Полети я сейчас - удивительно будет и необъяснимо. Наукой сегодняшней необъяснимо. А в нас тому есть объяснение: не научное, нет - обывательское, но с верой в науку великолепную. Полетел Михал Михалыч - значит, антигравитатор какой-то изобретен. В принципе возможно. А вот достань я сейчас бутылку замшелую, зеленую, в водорослях вонючих, и вылези оттуда джинн с бородищей, в шароварах заморских, пророкочи он чего-нибудь о трех желаниях - так то и будет Непонятное. Иначе - сказка ненаучная. Нет веры к ней в нас самих, нет и не будет. Или вот приметы всякие...

Ох, неспроста пришел к нам Михал Михалыч, неспроста, чувствую. Погасил я свечи - и вот он, гость долгожданный, все объясняющий. Кстати, что-то знакомое было в его имени, где-то я уже слышал его, совсем недавно...

Память у Ганьки оказалась получше моей.

- Слушайте, товарищ агент Госстраха, - сказал он, - а вы, случайно, не помните истории с пропавшей машиной? Ехала она себе, ехала - и вдруг исчезла, растворилась средь бела дня. Помните?

- Помню, конечно, - не возражал старичок. - Да и как не помнить: двух недель не прошло. Милиция тогда суетилась...

Вспомнил я его: свидетель первого случая с исчезнувшим автомобилем! Это его называл нам голос по телефону, его советовал искать, чтобы объяснить происшедшее. Только не понадобился он нам тогда, сами разобрались. А сегодня не обошлось без него, не сумели. Только на этот раз он сам к нам пришел. Хотя нет: мы его вызвали. Как мальчишка Аладдин тер свою лампу и появлялся всемогущий ифрит с бородищей, в шароварах заморских. А мне лампа не понадобилась, подсвечником обошелся. И ифрит у нас попроще: не в шароварах, а в брюках. И не с бородой, а с лысиной. В общем, типичный агент Госстраха прекрасная легенда!

В том, что это его легенда, я уже не сомневался. Ходит по нашему миру "соразумник" из соседнего, прикидывается этаким боровичком в кепке, наблюдает, высматривает. Сам он страховой агент, а молодцы его тоже небось земные профессии для камуфляжа имеют. С одним мы уже знакомы: "тип в синей майке" грузчик или, в лучшем случае, шофер с самосвала. Уж больно здоров: один кулак - с голову ребенка, вряд ли такой на скрипочке играет...

А старичок посмотрел на меня хитро, сказал торопливо:

- Вы там чего-то не то думаете, так не думайте вовсе: все вранье. Агент Госстраха я, понятно?