Еще один заломленный крест возник на пути. Под которым из них скрылся Дамере, то бишь Щеголь? А может, и Денди?.. Но нынешняя ночная дорога дальняя, есть время продумать все еще раз.

Машина с натугой полезла вверх по каменистой дороге. Справа стоял лес, слева угадывалась черная пустота склона. В лучах вспыхнула и угасла стена сарая, дорога стала ровнее. Фары освещали широкую поляну, в конце ее возникло цветное пятно, обозначилось прямоугольником, на прямоугольнике прочертились вертикальные полосы со старинными замками и башнями - мы стали перед ширмой.

За широко расставленной ширмой раскрылся белый одноосный "караван" с овальным багажником. Рядом стояла красная палатка с поднятым тентом, под ним столик на косых ножках. Фары били в ширму, а ширма рассеивала свет, и весь бивак освещался, как в поздние сумерки.

- Мсье Поль Батист, - позвал Антуан.

Трейлер безмолвствовал. Теперь я увидел, что передняя крышка "каравана" опущена ниже дверцы, и боковое окошко перекрыто. Занавески были задернуты.

Антуан поднял полог палатки. Я поводил фонариком. Два надувных матраца, нейлоновые одеяла, подушки, тумбочки, посуда, газовая плитка, аптечка с лекарствами - все на месте, все аккуратно прибрано, даже покрывало разровнено тщанием рук мадам де Ла Гранж. Лишь черный транзистор валялся в изголовье, несколько нарушая четкую стройность бивачного убранства.

- Их нет, как сказал бы наш русский друг Жан, - молвил я с улыбкой. Мадам и мсье отбыли в вояж. А как же наша встреча с ветеранами в Спа?

Антуан засмеялся. Я вышел из-под тента и сделал несколько наклонов, доставая ладонями до росистой травы, чтобы размяться и больше не спать в дороге. Воздух был удивительно свеж и влажен. Звезды рассыпались по всему небу.

- Ночи становятся холодными, - заметил Антуан.

Я кончил наклоны.

- Заедем к Полю в Льеж?

- Зачем? - ответил Антуан. - Позвоним от Луи.

Через несколько минут мы спустились на тридцать четвертую дорогу, проскочили на полном ходу мимо "Остеллы" - окна темны, лишь над угловой дверью горит лампа, освещая щит с рекламой мартини. Нет нынче в "Остелле" Терезы. Удрала Тереза, и загадочная "Остелла" перестала быть загадочной. Ее побег с Николь из дома был первым шагом к освобождению. Нелегко, верно, было решиться ей, но, решившись, она заявила вечером, что не желает возвращаться к матери, которая понуждает ее к браку с отвратительным стариком. Со свойственной ей пылкостью Николь тут же предложила: Тереза будет жить у нее, пока мы не расправимся с ее мучителями. И стоят передо мной странные и удивительные глаза Терезы, когда она, сидя на мотороллере и обхватив рукой Николь, последний раз обернулась ко мне. Ах, Тереза, Тереза... Конечно, о ее побеге уже знают те, кому должно знать, но сейчас им не до того, чтобы искать беглянку: самим впору сматывать удочки, такого страху мы на них нагнали. Черный монах следил за каждым моим шагом и тут же все передавал Щеголю. А я лишь в первые дни шел по ложному следу, на который и навел меня черный монах, сказав: "Шерше ля фам". Я и сейчас еще не вышел до конца на верный след, все еще путаются под ногами обломки ложных вариантов, но где-то они перехлестнулись с тем верным следом оттого и заволновался Щеголь. Женщина в черном дала осечку, на миллионы фон-барона я тоже не клюнул. Сейчас Щеголь на всех порах бежит прочь от меня, понимая, что не сегодня-завтра я его настигну и припру к стене. Не до Терезы ему сейчас. Но и мне еще не хватает двух звеньев, чтобы до конца прояснилась хрустальная гладь родника. Телефонный звонок в Лилль ничего не дал: Терезиной бабушки не оказалось дома. Про "Святую Марию" мы кое-что успели выяснить, правда, тоже со знаком минус. Иван помчался в Намюр, чтобы разведать: не осталось ли в "Святой Марии" старых служителей, которые могли бы вспомнить, кто покупал и продавал отель сразу после войны. Иван вернулся ни с чем: "Святую Марию" покупал тот же Мариенвальд. Ну что ж, у нас есть еще время. Срок, данный черным монахом, не истек.

- Узнаешь? - спросил Антуан и удивленно воскликнул: - Смотри-ка!

Знакомый поворот на взгорок к дому Луи Дюваля. А в доме свет горит - в самом деле странно.

Антуан посигналил у крылечка. Из дома вышла озабоченная Шарлотта: едва они вернулись с неудачного пикника, как у Луи разыгрался острый приступ радикулита, старая шахтерская болезнь.

Мы прошли в спальню. Шарлотта готовила мешочки с раскаленным песком, расстирала поясницу Луи змеиным ядом. Тот корчился от боли, но терпел. Так он и улыбнулся нам, со стиснутыми зубами.

- Виктор, - оповестил он, - я решил подать заявление в общество автотуристов, мы поедем в Москву на нашем "Москвиче" вместе с Шарлоттой, мне уже обещали. Я всю жизнь мечтал побывать в Москве, а теперь у меня есть московский друг Виктор Маслов, который покажет нам свой город.

Мы помечтали о будущей встрече в Москве. Боль немного отпустила старого партизана, Антуан договорился с Луи, что тот с утра разыщет президента, чтобы тот извинился перед ветеранами в Спа, мы попрощались и двинулись дальше.

Ромушан. Безмолвствуют могильные плиты, накрытые мраком ночи. Луч фонарика выхватывает из темноты узкую полоску пространства: кресты, надписи, медальоны, впаянные в камень. Венки на могиле еще лежат. Цветы поблекли и завяли, лента обесцветилась под дождем, и надписи уже не разобрать. Я поправил венок. Под факелом, зажатым в руке, раскрылись два слова: "с любовью и верностью". Так писала Жермен. Я провел ладонью по плите, очищая ее от опавших лепестков и еловых игл. Камни были прохладны, рисунок их прост и ясен. Главное имя еще не начертано на могильном камне, но я клянусь тебе, отец. Пепел Клааса стучит в мое сердце. Ты будешь отомщен, отец, и скоро. Кто он? Щеголь? Денди? Впрочем, теперь это не имеет особого значения, коль на рассвете я увижу его и узнаю.

И снова упруго рокочет мотор. Ночной рейд по Арденнам окончен. Завершены дела, отданы прощальные визиты. Из Ромушана одна у нас дорога - в Кнокке. Оттуда мы будем брать Щеголя. Нам не нужна внезапная или случайная встреча. Ведь Щеголь тоже может знать, что мы явимся к нему в Вендюне, на виллу черного монаха, или в Брюгге, в дом ван Серваса. Поэтому начнем с Кнокке. В первый же день по приезде я услышал об этом Кнокке: Ирма из Голландии говорила. И вот теперь, в последний день, я мчусь в Кнокке, чтобы встретиться со Щеголем. Встреча должна произойти по нашему желанию и в тот момент, когда мы будем к ней готовы, точно зная, что перед нами именно он, а не кто-то другой, чтобы действовать сразу и наверняка. На этот раз осечки быть не должно. Вела, вела меня ниточка, рассыпались камни, но все сойдется в Кнокке или Брюгге, потому что недвижно лежат могильные плиты, и ничто не смеет тревожить их покой.