- Смотрите, какой безошибочный вывод, - я попробовал усмехнуться.
- Нет, нет, не перебивай, - она опять схватила меня за рукав. - Я лучше знаю это. Понимаешь, ты уже привык, что его нет, ты всю жизнь так жил. И вдруг хочешь это переменить. А там еще эта женщина. Зачем ворошить то, что должно остаться, как было? Это все равно что копаться в чужом белье, неужели не понимаешь, в этом есть что-то унизительное. Я не хочу тебя отпускать в эту страну...
- Страна как страна. Нанесена на карту, полноправный член Организации Объединенных Наций, имеет прямое воздушное сообщение с Москвой. Очень даже приличная страна.
- Вот всегда ты так: прячешься за шуточками. Но ты же там один будешь, понимаешь? И эту женщину примешься искать - как ты это себе представляешь? А я сон нехороший нынче видела.
- Нет, не представляю, - я засмеялся, потому что действительно не представлял себе этого.
Вера по-прежнему смотрела на меня долгим, неотрывным взглядом. Сам не понимаю отчего, но этот взгляд все больше раздражал меня, может, потому, что я совершенно не знал, как реагировать на него.
- А что касается отцов, - сказал я как можно беспечнее, - то у каждого свой отец. Они у нас такие, какими мы их представляем. - И припечатал точку, чтобы вышло побольнее: - Вот так-то!
Она закрыла лицо руками и пошла прочь. Я отчужденно посмотрел ей вслед. Потом подхватил чемодан и зашагал по трапу. Вечно она все усложняет, научилась изображать мировую скорбь по самым ничтожным поводам. И потом эти штучки: сны, предчувствия. Нет, я этого не люблю.
Я шагал по бетонным плитам и с каждым шагом отвлекался от ее предчувствий. Далекая гладь летного поля, солнечно и нежарко. Тень моя скользила сбоку, переламываясь на швах между плитами, и я почти машинально отметил, что шагаю строго на запад. Справа басовито рокотал "боинг", выползая на полосу, воздух размазывался от его моторов, и дальний лес провис над горизонтом, будто смотришь сквозь воду. Неподалеку стоял "диси-VIII", люки его были распахнуты, и красочная цепочка пассажиров тянулась по трапу. На краю поля застыли серебристо-рыбьи тела самолетов, слетевшихся сюда со всего света. Скоро и нашу рыбину оттащат туда, на стоянку, но меня уже не будет с ребятами. Вера будет молча сглатывать слезы - и поделом. Я уже забыл о нашей стычке и думал о том, кто же меня встретит? Может, Антуан приедет? Хорошо бы. И сразу отправимся к нему. А потом на могилу...
Перебросил чемодан, запустил руку в карман кителя: паспорт и бумажник на месте. В паспорте виза на десять дней, до девятнадцатого августа, в бумажнике чек на десять тысяч бельгийских франков. Так что всего у меня в достатке.
Стрелки-указатели услужливо тянули меня за собой: сквозь стеклянные двери, по светлому коридору, через просторный вестибюль - к чиновнику в темной фуражке, сидевшему за высокой конторкой. Представитель жандармерии полистал паспорт, поглядывая на меня с привычно бдительным равнодушием, потом припечатал штемпель.
Я забрал паспорт, шагнул через турникет. Вот когда я очутился в Бельгии, население девять с половиной миллионов человек, конституционная монархия, король Его Величество Бодуэн Альберт Шарль Леопольд Аксель Мария Густав, королева Ее Величество Фабиола Фернанда Мария де Лес Викториас Антониа Аделаида Мора и Арагон. Но я вряд ли попаду к ним на прием...
У турникета стояла высокая седая старуха в длинной темной сатиновой юбке, почти скрывающей высокие черные башмаки, скромненький белый платочек, вязаная кофта. При бабусе два огромных деревянных чемодана, крашенных синим, под цвет юбки. Бабуся была транзитная, билет у нее до Брюсселя, мы ходили смотреть на нее в салоне. Она озиралась по сторонам и в то же время не забывала бдительно присматривать за чемоданами. Народу в зале было немного, туристы уже проследовали, остались только мы с бабусей.
- Ты наш или не наш? - спросила она певуче, когда я поравнялся с ней. - Куда же мне теперь?
- Свой, бабушка, свой. Все в норме.
- А мы правильно прилетели? Дочка-то моя должна здесь быть, а вроде не видать.
- Сейчас появится. Вы сами-то из наших краев?
- Из Фастова я, до дочки прилетела.
- Куда же вам теперь? - Я поставил чемодан, достал сигарету и посмотрел в зал, но никого не обнаружил. Может, меня ждут на верхней галерее?
- В Брюкино еду. Город ихний.
- Брюгге, - догадался я. - Тиль Уленшпигель оттуда родом.
- Он самый, - обрадовалась она, - мне дочка отписывала. Где ж она запропастилась?
- Мы на двадцать минут раньше прилетели, - успокоил я бабусю.
- Мамо, мамо! - раздался надрывный крик. Раскинув руки, по залу бежала рыжеволосая женщина в пенсне, за ней поспешали два долговязых отпрыска в кожаных шортах.
- Ксаночка! - вскрикнула бабуся и от слабости села на чемодан. Я хотел было попридержать ее, но понял, что больше тут не нужен.
Рыжеволосая припала к материнскому плечу, обе зарыдали в голос. Парни неловко топтались перед ними, лопоча по-фламандски.
Я отошел: не про меня эта история. Наконец-то дочь нашла свою мать и может приникнуть к материнской груди. А я? Самое большое - и то, если повезет, - найду могилу и постою рядышком. Но и тогда я буду счастлив, потому что до сих пор и могилы той был лишен, и ведать о ней не ведал.
Дочь продолжала всхлипывать, припадая к матери и одновременно заботливо придерживая ее на ходу. Внуки с натугой, каждый по одному, прихватили чемоданы, и все они беспорядочно заспешили к выходу. Я провожал их взглядом и тут же увидел тех, которые явно ждали меня. Вот и подошла моя черта.
ГЛАВА 2
Их было четверо - двое на двое. Первая пара помоложе, вторая значительно старше. Я приближался к ним, пытаясь на ходу разобраться в ситуации. Антуан с женой - те, что помоложе, а вторая пара - кто они? Неужели приехала та самая женщина, о которой Скворцов говорил? Кто же тогда при ней? И вряд ли она могла узнать про меня так скоро. Верно, это друзья Антуана; а может, и отца - кто ведает...
Десятки вопросов теснились в голове, и не было места для первого.
Тот, которого я принял за Антуана, раскинул руки и бросился ко мне.
- Здравствуй, Виктор, - весело сказал он по-русски и полез ко мне лобызаться.