ЦЕЗАРЬ. А мне английские мозги не нужны. С английскими мозгами я бы давно умер. А я хочу умереть на Мадагаскаре и встретиться с праотцами.

ЛИЗ. Какая разница? Когда подохнешь, уже не важно, где это случилось.

ЦЕЗАРЬ. Если я умру здесь, мой дух умрет вместе со мной. Я хочу домой. Я опять убегу.

АРСКОТТ. Отсюда не убежишь.

ЦЕЗАРЬ. В этот раз я просто испугался. В следующий раз я обращусь за помощью к праотцам, они помогут мне убежать.

АРСКОТТ (кричит). Отсюда не убежишь!

ЛИЗ. Слыхал? Вот, что значит английские мозги.

ЦЕЗАРЬ. Праотцы мне помогут.

АРСКОТТ. Говорю тебе, отсюда не убежишь.

П а у з а .

Здесь тебя все время водит по кругу. Можно идти, идти, идти, но так и не дойти до Китая. Сам не заметишь, как вернешься назад. По собственным следам. Если, конечно, дикари не доберутся до тебя раньше. В этой дикой пустыне все шиворот-навыворот, даже компас здесь не работает. Вот, смотри, ты же умеешь читать. Почему он не сработал? Что он показывает?

Достает тщательно сложенный листок бумаги и протягивает его Вайзенхэммеру.

ВАЙЗЕНХЭММЕР. Здесь написано "Север".

АРСКОТТ. Почему же тогда он не сработал. Если двигаться строго на Север, можно дойти до Китая. Почему же я ходил по кругу?

ВАЙЗЕНХЭММЕР. Потому что это не компас.

АРСКОТТ. Я отдал за него матросу последний шиллинг. Он сказал, что это компас.

ВАЙЗЕНХЭММЕР. Это просто листок бумаги, на котором написано "Север". Он солгал тебе. Обманул. предал.

Появляются САЙДВЭЙ, МЭРИ И ДАКЛИНГ.

САЙДВЭЙ. Леди и джентельмены, собратья-актеры, мы пришли навестить вас, выразить вам глубокое сострадание и смиренно спросить, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь?

ЛИЗ. Убирайтесь!

МЭРИ. Лиз, мы пришли репетировать пьесу.

ВАЙЗЕНХЭММЕР. Репетировать?!

ДАКЛИНГ. Лейтенант пошел просить за вас губернатора. Гарри разрешил нам навестить вас.

МЭРИ. Лейтенант просил меня подменить его сегодня, чтобы не терять время. Давайте начнем со сцены Мелинды и Брейзена.

ВАЙЗЕНХЭММЕР. Как я могу играть капитана Брейзена в кандалах?

МЭРИ. Это театр. Мы поверим, что ты капитан Брейзен.

АРСКОТТ. А когда появляется сержант Кайт?

САЙДВЭЙ (кланяется Лиз). Мадам, я принес вам ваш веер.

Протягивает "веер". ЛИЗ берет его.

СЦЕНА 2.

ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО НАСТАВЛЯЕТ РАЛЬФА.

ФИЛЛИП, РАЛЬФ

ФИЛЛИП. Мне сказали, лейтенант, вы собираетесь прервать репетиции.

РАЛЬФ. Половина моих актеров в кандалах, сэр.

ФИЛЛИП. Это, конечно, неприятность, но ее можно преодолеть. Но скажите, лейтенант, это единственная причина?

РАЛЬФ. Слишком многим не по душе эта затея, сэр.

ФИЛЛИП. Боитесь?

РАЛЬФ. Нет, сэр, но я не хочу вызвать неудовольствие старших по званию.

ФИЛЛИП. Нарушать условности, лейтенант, это значит наживать себе врагов. Эта пьеса многих раздражает.

РАЛЬФ. То-то и оно...

ФИЛЛИП. Сократ раздражал жителей Афин, и это стоило ему жизни.

РАЛЬФ. Сэр...

ФИЛЛИП. Могли бы вы представить себе мир без Сократа?

РАЛЬФ. Сэр, я...

ФИЛЛИП. В диалоге Платона "Менон" Сократ доказывает, что сын раба способен усвоить законы геометрии не хуже, чем сын его господина. Помните этот диалог? Иными словами, Сократ доказывает, что разум человека не зависит от обстоятельств его рождения.

РАЛЬФ. Сэр, я...

ФИЛЛИП. Присядьте, лейтенант. Просто нужно напомнить рабу, что у него есть разум. А разум предполагает наличие таланта и добродетели...

РАЛЬФ. Я понимаю, сэр...

ФИЛЛИП. Если обращаться с рабом, как с человеком, он избавится от страха и станет хорошим математиком. Еще немного поддержки, и из него получится выдающийся математик. Разве нельзя применить эту истину к вашим актерам?

РАЛЬФ. К некоторым из них да, сэр. Но другие... Джон Арскотт...

ФИЛЛИП. Он получил двести ударов плетьми за попытку бежать. Пройдет время, прежде чем он снова почувствует себя человеком.

РАЛЬФ. Лиз Морден...

ФИЛЛИП. Лиз Морден...

П а у з а .

У меня были свои причины, когда я просил вас поставить ее на роль Мелинды. Морден одна из самых трудных женщин в колонии.

РАЛЬФ. Воистину так, сэр.

ФИЛЛИП. Она пала так низко, что стала ничтожнее последнего раба: всех ненавидит, ни во что не верит, говорит одни непристойности.

РАЛЬФ. К тому же временами она делается буйной.

ФИЛЛИП. Да, да. Она послужит хорошим примером.

РАЛЬФ. Когда ее повесят?

ФИЛЛИП. Нет, лейтенант, если ее удастся спасти.

РАЛЬФ. Его преподобие говорит, что давно махнул на нее рукой...

ФИЛЛИП. Его преподобие - осел, лейтенант. Я говорю о спасении человеческого в ней.

РАЛЬФ. Боюсь, там уже нечего спасать, сэр.

ФИЛЛИП. Кто знает, какая душа сокрыта под грязью и лохмотьями изуродованной жизни? Я видел, как солдаты, считавшиеся безнадежными, с оторванными руками и ногами, с раскроенными черепами умудрялись выжить...

РАЛЬФ. Ее все-таки повесят, сэр?

ФИЛЛИП. Я не хочу, чтобы эту женщину повесили, и мне, Ральф, потребуется ваша помощь.

РАЛЬФ. Сэр?

ФИЛЛИП. Я оставил службу его величества, занялся земледелием. Не знаю, почему именно мне предложили возглавить эту колонию, это царство окаянных душ. Но я исполню свой долг до конца.

РАЛЬФ. Я не совсем понимаю, сэр...

ФИЛЛИП. В чем долг государственного мужа? В утверждении власти закона. Но граждан надо приучать к добровольному подчинению закону. Я предпочитаю управлять сознательными людьми, а не тиранить стадо животных.

РАЛЬФ. Так точно, сэр. Но пьеса...

ФИЛЛИП. Пьеса мало что изменит, но подобно рисунку на песке она может напомнить... всего лишь напомнить сыну раба... Вы понимаете, о чем я говорю?

РАЛЬФ. Кажется, понимаю.

ФИЛЛИП. Возможно, у нас ничего не выйдет. Возможно, дело кончится бунтом. Кое-кто уже пытается убедить Адмиралтейство, что я сошел с ума.

РАЛЬФ. Сэр!

ФИЛЛИП. Вам тоже будут угрожать. Вы ведь не хотите всю жизнь прослужить в чине младшего лейтенанта?

РАЛЬФ. Нет, сэр.

ФИЛЛИП. И я не могу повысить вас в звании через голову майора Росса.

РАЛЬФ. Понимаю.

ФИЛЛИП. Раз уж мы вышли в море, Ральф, и подняли парус, надо во что бы то ни стало удержаться на плаву. Есть более серьезная опасность, которая может опрокинуть наш корабль. Если транспорт с провиантом не придет в течение трех месяцев, у нас начнется голод. Через месяц я вынужден буду вновь уменьшить рацион...