- Ты почему ж не предупредил, что там и заночуешь? - упрекнула она вместо приветствия. - А я тут сама не своя - не случилось ли чего... Что это у тебя за узел такой?

- Сюрприз для Тамары. Соседка сохранила кое-что из ихних вещей.

- Мне бы только их метрики нашлись! - воскликнула тетка. - Заходи, а я ставни пооткрываю, рассвело совсем.

Оставив сюрприз в сенях и разувшись, Ванько осторожно, чтоб никого не разбудить, отворил дверь в комнату. Но, похоже, "сама не своя" была не только хозяйка: на краю печи, свесив ноги, в исподнем сидела Тамара. Сняв фуфайку, подошел к ней.

- Почему не спишь, еще ж рано!

- Не хочется, - пояснила она одними губами. - Ссади.

Протянув к нему руки, спрыгнула и, подхваченная, обвила его шею.

- Какая ты тепленькая! - Он медлил отпускать, желая, видимо, напитаться ее теплом. - Наверно, рано легли?

- Нет, заснули поздно. Но мне такой сон приснился, что проснулась и больше не могла уснуть... Уже, наверно, с час.

- Хороший или плохой?

- Страшный. Будто тебя схватили немцы... Ой, тетя идет, пусти!

- Она, между прочим, не против, чтоб я был еще и ее зятем. - Посадил на диван. - Ты ее тоже тетей зовешь?

- Ага. Валера - тот сразу стал звать мамой. А мне как-то непривычно.

Пооткрывав ставни, вернулась тетя, приветливо кивнула на тамарино "доброе утро" и прошла к себе - возможно, чтоб не разбудить остальных.

- А тетю Гашу один раз нечаянно назвала мамой, - вернулась к прерванному разговору.

- Нечаянно, говоришь?

- Честное слово, не умышленно.

- Да я разве упрекаю!.. А она что?

- Ничего, обозвалась и все. Я аж хотела извиниться...

- По-моему, не за что. Она тебя давно дочкой кличет. Так что схватившие меня немцы, - напомнил о недорассказанном сне, - хотели меня расстрелять?

- Ой, даже не это... готовились повесить, и знаешь, где?

Однако досказать сон снова не пришлось: проснулись и остальные обитатели печи. Оказывается, с вечера была жарко натоплена русская чечь и все пятеро изъявили желание спать именно на ней. Правда, Валера, наигравшись со взрослыми, запросился потом к маме.

Девчонки юркнули одеваться в теткину комнату, Федя с Борисом подсели на диван.

- Ну как, все нормально? Наверно, помогал по хозяйству? - спросил Борис.

- Да. Десятка полтора суковатых чурбаков поколол... пока занесли, сложили - темнеть начало. И уж больно пацан не хотел отпускать.

- Патроны принес?

- Из сарая забрал, но прихватил не все, придется сходить еще. Случилась ноша более срочная...

Он не успел пояснить, какая именно, так как вернулись девчата. У Веры опухоль с губ сошла да и на лице следов от побоев почти не стало заметно. Однако припухлость появилась у Бориса. Она явно бросалась в глаза, Вера то и дело косилась в его сторону.

- Борь, а что это у тебя с нижней губой? - поинтересовался и Ванько.

- А вон, - кивнул он на свою ненаглядную. - Локтем двинула, чумичка.

- Не будешь распускать! - заметила та назидательно

- Думаешь, я с тобой целоваться собирался? Больно нужно... Хотел сказать что-то на ушко, так ты сразу...

- Ничего, до свадьбы заживет! А после она и дичиться не станет.

- Если я еще захочу на ней, дурехе, жениться!..

- Ну, а с Тамары причитается: у меня для нее сюрпризик! - Ванько вышел в сени и вернулся с объемистым узлом.

Она сразу же узнала свою скатерть, и ей стало не до вознаграждений. Молча развязала, стала разбирать содержимое. Это были какие-то документы, письма, фотографии, одежда. К каждой вещи она припадала лицом, словно желая насладиться запахом родного дома. Не всхлипывала, не причитала, только слезы лились в два ручья... У Веры и тетки глаза тоже были полны слез. Девчонку на время оставили одну, чтобы не мешать горестным воспоминаниям.

В и н т о в о ч н ы й порох из патронов, найденных в зарослях после ухода наших, а также конфискованных у полицая и даже тех, что прихватил с собой недавно ночью, расходовали бережно, он тянулся долго, но вскоре снова кончился. Как и запас серы, которой навыколупывали было из ребристых катков, каковыми молотили на току хлеб (ею были закреплены железные штыри-полуоси с боков). Из этой серы приловчились делать "спички", окуная в расплав нарезанные кусочками стебли куги. Она легко загорается от тлеющей ваты либо уголька и воспламеняет спичку. Но все это кончилось и приходилось до головокружения и слез дуть-раздувать, пока добьешься пламени, чтобы зажечь лампу или в печи.

И Ванько с Рудиком отправились на Чапаева забрать остальные патроны да заодно и распилить акациевые бревна.

Зима стояла сиротская, с неустойчивой погодой. С утра было вроде по-божески, осадков не ожидалось. Но на подступах к станице неожиданно потемнело, завьюжило, повалил густой снег; округа, посветлев, на глазах преобразилась. Станичная детвора высыпала на улицы играть в снежки. На место прибыли задолго до обеда.

На этот раз Елена Сергеевна обрадовалась не меньше Сережи, когда Ванько вручил ей двухлитровый бидончик с керосином.

- Ой, какое ж вам спасибо, ребятки! - воскликнула она, подняв крышку и понюхав с таким удовольствием, словно это был мед. - Без света - хоть плачь. Было немного оливкового масла, но и оно кончилось. А этого богатства хватит теперь до лучших времен!

- Верите, что они скоро придут?

- Без такой веры жить бы стало совсем невмоготу. Верим и надеемся. А вы разве нет?

- Мы, теть Лена, тоже. И даже знаем, что ждать осталось недолго.

- Твои слова да богу бы в уши, как говорит наша бабушка! А это с тобой...

- Мой товарищ, Рудик. Пришли распилить акации. Тащи, Серега, пилу!

- У нас и те дровишки еще тянутся, - сказала Елена. - Как топим, так и поминаем тебя добрым словом.

- Зима только началась. А с Сережей вы с такими бревнами не справитесь.

Вскоре бревна одно за другим стали превращаться в кучу чурок. Когда она выросла до внушительных размеров, Ванько уступил место у козел хозяйке и взял в руки колун. Сережа принялся таскать поленья в сарай и делал это столь шустро, что друг едва успевал обеспечивать его работой.

- Ну ты и моторный! - похвалил он его, когда дело шло к завершению. -Закончим - сделаю тебе подарок.

- Который сюрприз? - вспомнил тот прежнее обещание.

- Сюрприз да еще какой! Хочешь иметь настоящий прящ?

- А то нет? А где ты его возьмешь?

- Сами сделаем. Имеется отличная резина! Кончай трудиться, найди старый ботинок для кожатки да срежь покрасивше рогатку. Вот тебе ножик. Но смотри не порежься, он острый.

- Ура! У меня будет настоящий прящ! - Взбрыкивая от радости, он убежал выполнять задание. И вскоре вернулся. - Вот, нашел аж три штуки. Такие? показал срезанные заготовки.

- Вот эта - годится. Но давай сперва договоримся, что ты не будешь стрелять по птичкам, даже по воробьям. Идет?

Управившись с дровами, Рудик ушел навестить тетку, Елена Сергеевна готовить обед, а Ванько с Серегой занялись прящом. Резинки вырезали из противогазной маски, и он получился на загляденье. Для мишени нашлась дырявая сковородка, на боеприпас ушла пара кирпичей. Меткости стрельбы стали учиться метров с десяти.

Стрелял, разумеется, Сережа. Он, пожалуй, впервые держал в руках эту заветную мечту всех подростков, и на первых порах не все получалось - мазал.

- Ты, старик, не спеши отпускать кожатку, - наставлял его Ванько. - И когда целишься, представляй, будто перед тобой не сковорода, а полицайская морда. И ты хочешь вмазать ему в лоб. Отомстить за тетю Клаву.

Дело вскоре пошло на лад. После нескольких удачных попаданий стрелок счел необходимым уточнить, в кого ж можно стрелять.

- А ворон и кряков можно убивать?

- Ворон - пожалуй. Они птичьи гнезда зорят. Но, опять же, старайся, чтоб и на расплод немного осталось.

Во время обеда он решил выяснить-таки и насчет лягушек, или "кряков", которых летом в зароях "не меньше миллиона"