Откуда же заяц, который спас русскую литературу? - риторически спросил я. И сам себе ответил: "Да не было никакого зайца. Или был, но это не имеет ни малейшего значения".
Я приоткрыл окно, вдохнул серого тумана и закурил. Голова легонько поплыла...
Это высокая история, заторопился я, испугавшись, что утеряю нить и опозорюсь. В жизни человека непременно присутствует Бог, не важно - знает он о том или не знает. И человеку дано слышать Его или не слышать. Но Он всегда рядом и особенно явственно в минуты пограничные, когда человек стоит на перекрестке: направо пойдешь, налево пойдешь... Господь все знает о каждом из нас, предупреждает и протягивает руку. А дальше твой собственный выбор: или ты Его услышишь и поймешь, или нет, но тогда пеняй на себя. Господь знает все потаенные мысли человека и всегда готов ему помочь...
Я вспомнил нашу первую ночь: если она была предупреждением, почему я Его не слышал и не понял?.. Нет, об этом сейчас я не хотел думать, мне надо было разобраться с докладом.
Дело тут в том, быстро говорил я себе, что никто другой не мог бы дать Пушкину такого совета, он не услышал бы и не захотел бы никого слушать, да никто б и не решился давать такой совет.
И тогда Господь послал "зайца", которого на самом деле, по всей вероятности, не было. У Бога сколько угодно таких "зайцев", и Он может выпускать их в любую нужную Ему минуту.
Те, кто видел, как зайцы перебегают дорогу, знают, как это происходит, скажу я им, - это мгновенье, даже перед автомобилем с горящими фарами. Или перед трамваем, - добавлю я, и тут они уже совсем ничего не поймут. А там, на зимней дороге из Михайловского, он мелькнул - и Пушкин получил ответ, совет, сделал выбор, оперся на протянутую руку, - и развернул лошадей...
Конечно! Пусть они представят себе, что едут к девушке, а она ждет где-то за следующим поворотом - разве что-то или кто-то способны нас остановить, уговорить - отказаться? Да никогда! Но если вы понимаете, - скажу я им, и пусть меня переводят на все ихние языки, которые я никогда не буду знать! что эта девушка на самом деле вам не нужна, что ваш порыв всего лишь минутная слабость, за которую потом платить годы и годы, сломать себе жизнь... Но вы обещали, она ждет и рассчитывает... Господи, хоть бы спустило колесо или заглох мотор, думаете вы, а девушка поплачет, слезы высохнут... Девушка плачет, шарик улетел! И если в первом случае, когда нет никакого сомнения, только любовь, азарт и легкость - да пусть сотни зайцев, не остановишь! - то в случае, когда нужен всего лишь повод... И тогда ты разворачиваешься...
Да, пусть этот пример не слишком корректен, скажу я им: в случае пушкинского зайца речь шла о чести и верности дружбе. Но разве любовь - не высокий выбор? Соблазн, его преодоление, или - поражение... А поражение может быть высоким или всего лишь чужим, тебе не нужным. Не твоим.
Меня уже несло. Да, писатель обречен на поражение, продолжал я свою речь. Он создает нечто из ничего, из мелькнувшего чувства, ощущения, мелькнувшей мысли. Он создает характер, - как Господь Бог человека из глины. Но он всего лишь человек, а потому созданное им, даже в самом удачном варианте, в самом гениальном воплощении его мысли, ощущения или чувства никогда не будет абсолютно созвучно задуманному. Только он сам знает о своем поражении, и только он один может о нем судить...
Вот что такое творчество, скажу я им, и вот чем на самом деле должен заниматься писатель. Как бы он ни страдал от того, что происходит вокруг - с ним и с тем, что ему дорого, как бы ни гремели в нем его гражданские чувства. Он может выразить эти чувства на бумаге и тем помочь людям, которые способны его понять. Но это его собственный выбор, и он волен, как любой его соотечественник, плотник или доярка, оставить свое дело и заниматься реальной политикой. В этом тоже его свобода. А власть всегда временна, и ее усилия имеют в виду, в лучшем случае, всего лишь сиюминутный успех... Выбирайте...
Очень напыщенно, подумал я, и мне стало неловко...
- Что с тобой? - услышал я за спиной. - Почему ты завернулся в полотенца, отдал мне все одеяла?.. Я спала, как мертвая, прости, пожалуйста... Больше такого не будет.
- Хорошо бы, - сказал я, - эта воробьиная ночь оказалась позатейливей первой.
- Правда, прости, я не понимаю, что со мной и почему.
- Пить надо меньше, - процитировал я младшего брата. - Ты помнишь битовского зайца?
- Какого зайца?
- Тогда, на твоей выставке, он со своим другом-скульптором предложил проект и демонстрировал золотого зайца. Они поставят его на верстовом столбе в Михайловском.
- Там была толпа, и все говорили хором. Я не разобрала.
- Надеюсь, не золотого, - продолжал я, - золотого унесут первой же ночью. Бронзового в ночь следующую. А медный простоит неделю, и его найдут в скупке. Если повезет. У нас охота на медь - ты не слышала? Провода срезают на десятки километров.
- Ну и что? - спросила она.
- Ничего. Просто заяц бывает нужен, когда не хочется делать то, что ты, быть может, делать должен. С точки зрения нравственного императива. Или не должен. В этом твоя свобода. И об этом - мой доклад.
- Я ничего не поняла, но, наверно, пора вставать.
- Пожалуй, тем более, я как бы и не ложился...
И тут зазвонил телефон.
- Вы собираетесь завтракать? - сосед, московский приятель. - Шведский стол в том самом ресторане, где вчера... Через пять минут.
- Через полчаса, - сказал я.
- Через полчаса я должен вернуться в номер, у нас срочная работа. Тогда увидимся вечером.
- Ты не будешь на моем докладе? - спросил я.
- Я же объяснил - я занят. Мой доклад, кстати, завтра, и мне надо еще и к нему...
Человек работает сутками, а я лезу к нему со всякими глупостями. Мне стало стыдно.
Зато я успею в душ и, быть может, даже побреюсь...
В ресторане - другой интерьер, светло, столики, столики, народу, как на вокзале...
Пива не было видно. Мои коллеги кушали йогурт и пили кофе.
Огромная стойка: салаты, сыр-колбаса, жареная картошка, жареная рыба, жареное мясо, макароны в соусе...
Я онемел. Всю жизнь я хочу есть: папу убили, маму посадили... Первый раз наелся, когда мама вернулась из лагеря, потом одна, вторая, третья жена - но они как бы не по этому делу, хотя порой, но крайне редко, и у них бывали гастрономические фантазии... Последние десять лет я воспринимал еду вообще только закуской. Но если случалось, меня, бывало, не удержать...
- Гуляем по всему буфету, - сказал я и взял глубокую тарелку.
Следовало, конечно, выработать систему, но я не успел, испугался, что все это великолепие мгновенно исчезнет. И принялся накладывать все подряд: салаты, жареную картошку, рыбу и мясо, макароны в соусе и что-то еще.
Когда я шел к занятому ею столику, похожие на морских офицеров официанты глядели на меня с уважением, а иностранные коллеги - с восхищением.
Моя девушка кушала кофе. Даже без йогурта.
- Покарауль миску, - сказал я, - и не торопись с кофе. Я сориентируюсь насчет пива.
Пиво продавали в баре. Я взял три бутылки - "Балтика", третий номер.
- Ты справишься? - спросила моя Анна Каренина.
- Мне нужны силы для доклада. Боюсь спутать зайца с этим, как его... Александром III. Хотя они и не похожи. Помнишь, у Мраморного дворца?
- А может, скажем - ты заболел? Это я виновата, ты не спал всю ночь.
- Ты очень заботливая. И совестливая, - сказал я. - Но я должен отчитаться за билеты и всю эту роскошь.
Нас посадили в автобус. Может, тот самый?.. Я тщательно обшмонал салон, лазил под сиденья - крутых яиц не было. И красной икры тоже.
Я не успел усесться и отдышаться, мы уже остановились. Опять Фонтанка!
У дверей нас ждала Тина, мерцала глазами.
- Я спала как мертвая.
- Она тоже, - сказал я.
Тина посмотрела на меня с сочувствием.
- А Изольда всю ночь проплакала, - продолжала она, - с утра я ее утешала: убеждала, что ты хороший, но она...