- Сволочи, - просипел Степан, - так значит вот за каких сволочей мы в семнадцатом кровь лили? - и он, не думая уже, быстро и нервно нажал на курок.

- Сте-е-па-а..., - задохнулась Варвара, закрыв лицо руками, уткнувшись в грудь замершему от страха сыну.

Ей казалось, что она стоит так целую вечность, казалось, что это просто страшный сон, что вот сейчас отнимет она руки от лица и вокруг будет уютная домашняя тишина.

И тишина настала. Едкий дым расстилался по облупившимся половицам, поднимаясь кверху, ядовито забираясь в нос и разъедая глаза - пуля пролетела в сантиметре от Артемия, расщепив столешницу.

Варвара подняла тяжелый взгляд на Артемия, облизала враз высохшие губы и, не сознавая, что делает, подошла к нему почти вплотную, опустилась на колени, прошептала: "Прости Степана, Артемий, умоляю, прости! Вот видишь, на коленях к тебе приползла. Не хотела, а приползла! Будь человеком, умоляю..."

Варвара говорила, не слыша своего голоса. По щекам ее текли крупые слезы. Она, пожалуй, не понимала, что делает, она была как в бреду, ее лихорадило, а губы шептали: "Прости, прости...".

- Что, прощения просишь, - процедил сквозь зубы Артемий, - на колени встала? А не я ли тебе говорил, что в ногах у меня ползать будешь, стерва, отродье поповское? - Артемий с силой пнул сапогом с засохшей на подошве глиной Варвару в лицо. - Не я ли, не я ли говорил тебе? - он нагнулся, схватил Варино лицо в свои руки, сжал его и, что было мочи, швырнул женщину к дверям.

Тишина наступила, какая-то звенящая тишина. Звон этот исходил из глубины кухни, было такое чувство, что бьются тарелки, глухо падают стены, а еще смутно слышался то ли вой, то ли стон - Варвара не понимала.

Очнулась она от резкого толчка в бок. С трудом разомкнув глаза, Варя увидела пред собой почему-то босые ноги мужа. Он стоял, прислонившись к стене, с кровавым подтеком под глазом, с окровавленными волосами, с Вариным синеньким в цветочек платком во рту и связанными сзади руками.

Она удивилась откуда взялись в ней силы... Вскочив на ноги, резко оттолкнув склонившегося над ней сына, Варя со всей злостью, какая была в ней, вцепилась в густую Артемову шевелюру.

- Гад, гад, - неистово повторяла она. - За что, скажи только - за что?

- Пш-ла прочь, поповское отродье, - подскочил сзади, очнувшийся от пьяного сна Митяй.

- За что? А так, ни за что. За отца твоего, который - тю-тю. Не-на-вижу, - прошипел Артемий. - За оскорбление святого имени Сталина. За гордыню... Так - ни за что... А с мужиком своим можешь попрощаться, потрепал Артемий Варю по щеке.

Степан рванулся вперед, но сильный удар прикладом Степановой винтовки откинул его назад к стене.

- С мужиком, говорю, можешь попрощаться. И щенку скажи, чтобы ошибок батиных не повторял, а то не дай бог! Ладно. Говорим много. А ну, ребятки, выводите соседа на свежий воздух, - скомандовал Артемий подельникам.

- Не-ет, - закричала Варвара, - не-ет. Степушка... Милый ты мой, господи-и...

Она бросилась вслед мужу, но Киря преградил ей дорогу своим могучим телом.

- Батя..., дядя Артемий, мама... - Костя метался, от одного к другому, чувствуя свою беспомощность и проклиная себя за это.

- Не орите, соседей разбудите, - рявкнул Артемий. - Соседей разбудите -проблем больше будет. А так мы мирно, по-соседски разойдемся.

- Степа-а, - вновь бросилась Варвара к мужу.

- Я сказал - ты не поняла, - что-то тяжелое обрушилось на голову женщины, и вновь наступила тишина.

Очнулась Варвара только под вечер следующего дня. Рядом сидел сын и прикладывал холодную влажную тряпицу к ее лбу.

- Мама, - увидев, что мать открыла глаза, схватил ее руку. - Они увели его, мама, - сказал сын, еле сдерживая слезы. - Я бросился вдогонку, кричал, но дядько Артемий достал револьвер и сказал, чтобы я заткнулся, если не хочу потерять еще и тебя. Мама, что же это такое? Надо идти и искать отца, надо жаловаться! Я завтра же пойду в милицию и расскажу все, что случилось, я самому Сталину письмо напишу.

Варя слабо улыбнулась и погладила сына по взъерошенным вихрам. Она теперь вдруг поняла, куда делся священник, в доме которого поселился Артемий, поняла, куда исчез год назад сосед, который постоянно материл то Жданова, то Сталина, вспомнила Варвара и то, как рассказывала однажды соседка про мужика в шляпе, вынюхивавшего, откуда приходят Варваре письма и что пишут ей. Она все вспомнила ...

Одинокая слеза скатилась за ворот выцветшей рубашки, потом еще и еще одна.

- Я найду справедливость, мама, - горячо шептал сын. - Ты только не плачь, пожалуйста.

Варвара с трудом села на кровати, вытерла слезы тыльной сторой ладони и покачала головой:

- Нет, сын. Отец был прав.

- Что? - не понял Костя.

- Я говорю, отец был прав. Дед твой. Он был прав, когда в те, двадцатые, говорил: "Не за себя, мне за детей своих страшно". Ведь сколько времени уже прошло, а вот они, слова-то, когда вспомнились. А ведь звал, уговаривал... Степана, отца твоего, я тогда встретила, полюбила сильно, его потерять боялась, и еще родину боялась потерять, дом вот этот и акацию, что под окном. Я плакала тогда, сильно плакала. И отца жалко и Степана. Плохо мне было. Деда твоего вспоминала часто, а Степана почему-то корила все. Дура. Корила все. Мы ведь только со Степаном жить-то начали... А теперь я не знаю как, Костя...

- Ты только не плачь, мать, мы вызволим отца, обязательно вызволим. Обещаю тебе, - горячо поклялся он.

- Давай спать, сын.

Костя постелил рядом, в этой же комнате. Он долго не мог заснуть, ворочался, потом, когда уснул, стонал и бормотал чего-то во сне. Мать смотрела на сына - он очень стал похожим на деда. Русые кудри, круглый овал лица... Видел бы его дед. Да увидит ли?

Варвара бессонно уставилась в потолок. Ей все думалось, вот протянет в темноту руку, а там, на теплой подушке посапывает ее дорогой Степа. Варя на всякий случай шарила впотьмах по пустой кровати и вздыхала тяжело: "Что делать, что делать?"...

Внезапно женщина услышала скрип сырого песка за окном. Испугалась сначала, хотела вскочить, выглянуть в темноту, но отогнала от себя пугающую мысль - чудится все, спать надо. Надо спать скорей, чтобы день новый быстрее начался. А боятся некого. Отбоялась. Хуже ничего и быть-то уже не может.

Да и кому ходить там? Зачем? Степы нет. Она да сын. Если Артемий зачем она теперь Артемию-то, избитая и немощная. Он потом придет. Она чувствовала, что придет. И жизни ей не даст.

Откуда-то с улицы потянуло гарью. Костя заметался, застонал, забормотал еще громче. Какой-то удушливый запах проник сквозь щели окна, и наполнил комнату сладковато-приторным привкусом, осевшим на губах. Запах витал по комнате, забирался в щели, легким невидимым облачком оседал на горячей подушке.

Варя не уснула - провалилась в сон быстро и тяжело. Сразу приснилась мама. Она пела ей странную грустную песню и гладила по голове, приговаривая: "Бедная ты моя". Потом приснился отец. Веселый такой, родной. Будто, приехала к нему Варя в гости - на корабле плыла. Корабль большой, белый. А море ласковое. Плещется о борт, барашки по воде бегут, и ветер по щеке треплет. Корабль к берегу причалил, а Варя растерялась: как отца своего найдет? Людей спрашивать стала отца, мол, ищу, бородатый такой у нее отец, как, мол, найти. И нашла. Быстро отыскала, где живет. Она даже, пожалуй, знала, где его дом - среди сосен, уютный и надежный. Ей казалось, что она когда-то уже бывала здесь. А отец увидел ее, обрадовался. "Вот и Варюшка-Варюха приехала!", - говорит. "Я ждал тебя, давно ждал. Молился за тебя. Ты чувствовала, что я за тебя молился? Варюха ты моя". Варя заплакала, на шею отцу бросилась и давай его обнимать. И отец ее обнимает. Все сильнее и сильнее. Больно даже как-то сделалось, дышать трудно стало. Варя говорит ему: "Пусти, никуда я от тебя не уйду". А он плачет, смеется и обнимает все. "Вот и встретились, - говорит, - вот и встретились. Теперь уж навсегда вместе будем!"...