- Подожди, Варя, не горячись, - остановил Сергей сестру. - Может быть, отец прав. Он же не сказал, что ехать надо сию минуту. Подожди, мы еще все обсудим.

- Что обсудим, Сережа? Что обсудим? Уехать неведомо куда, бросить все... Я не хочу больше обсуждать эту тему.

Варя металась по комнате, нервно заламывая пальцы, а Константин глядел на нее, и в душе у него была сумятица. Он подошел к дочери, пригнул ее голову к себе и ласково погладил по волосам.

- Успокойся, девочка моя. Эх ты, Варюшка-Варвара.

Вот так было всегда. Стоило отцу сказать ей тихое слово, и становилось хорошо-хорошо, разбивались вдребезги сомнения, забывались обиды.

Варя прижалась к широкой отцовской груди, как в детстве, и тихонько всхлипнула. "А как же мне жить без отца? Кто успокоит и приласкает? подумала девушка. - А как мне жить без дорогих братьев, самых лучших братьев на свете?". Нет, она не сможет без них. Варя ласково посмотрела на отца, на Бориса, на Сергея и улыбнулась сквозь слезы.

Целый день девушка бродила по городу. Она устала от ходьбы и свербящих дум. Духота не давала дышать. Варя забрела в парк, что находился почти на окраине Харькова, присела на скамью и, сорвав кипарисовую темно-зеленую ветку, нервно растерла ее в руках .

- Нехорошо, барышня, деревья губить, - вдруг услышала она над своей головой голос.

Варя подняла глаза и увидела улыбающуюся физиономию белобрысого с яркими конопушками на лице долговязого красноармейца в потрепанной шинели.

- Вам-то что! - резко ответила она.

- А мне ничего. Так просто. Я, может, познакомиться хочу, - еще шире улыбнулся красноармеец.

- Ну и хотите, - усмехнулась Варя.

- Ты чего такая сердитая, барышня? - спросил парень.

- Какая я вам барышня? Вы что, других слов не знаете?

- Вот это правильно, это по-нашему, - рубанул воздух парень. - Барышень мы скоро всех ликвидируем, и будут у нас одни пролетарки, смелые, ловкие, без сюсюканий и обмороков, без стишков и романсов, - воодушевленно заговорил он. - А, между прочим, слышала, как белые драпают? Только пятки сверкают. А я, между прочим, тебя до дому проводить могу, - будто хвастаясь, предложил долговязый.

- Ну, проводите, - засмеялась Варя. - Так что вы о белых говорили? спросила она, поднимаясь со скамьи.

- Я говорю, драпают хорошо. Пусть себе драпают - воздух чище. Мы без них такую жизнь построим - закачаешься. А тебя, между прочим, как звать-то?

- Между прочим - Варя.

- Ва-аря. Ва-арюшка, - нараспев повторил он. - Красивое имя. А меня просто кличут, по-пролетарски - Степаном.

Незаметно они подошли к Вариному дому.

- Вот тут я и живу, - показала девушка на тесовые ворота.

- Тю-ю,- присвистнул Степан разглядывая основательный двухэтажный дом протоиерея Селивановского. - Все ясно. Поповская дочка, значит? Ну-ну... А я иду, распинаюсь перед ней о красивой будущей жизни, а она... Ну-ну... Поповка! Все вы... А-а, - не договорил он, махнув рукой.

- Зачем вы так, Степан? Ведь вы не знаете ни меня, ни моего отца, возму тилась Варя.

- Я не знаю? Да я их всех, как облупленных... - вспыхнул Степан.

- Прощайте, - кивнула Варвара и, не дав ему договорить, вбежала в ворота, плотно закрыв их за собой.

Варя бросилась на диван и горько заплакала.

- Что с тобой, сестричка? - подошел к ней Борис. - Ты никак не можешь прийти в себя от утреннего разговора? - спросил брат.

- Боренька, скажи мне, почему столько ненависти в людях? - громко всхлипывала она.

- Если бы я знал, милая, - поправил Борис съехавшие с переносья очки. Я сам, сестренка, не могу разобраться во всей этой круговерти, во всей неразберихе. Жили себе спокойно люди, влюблялись, ходили в гости, слушали в парке музыку, смотрели спектакли, словом, тишь да гладь. А потом хлынули потоки крови, брат стал ненавистен брату, жена - мужу, все смешалось, каждый стал искать свою правду, и покатилась матушка-Россия в бездну. Кто ответит, когда лопнут сети бесчинств и злодеяний, опутавшие бедную Русь? Боюсь, что вкусивший крови долго будет желать ее, и не дождаться, видно, когда кончится эта бесконечная грызня. Ради чего свершилась так называемая Великая революция? Ради того, чтобы друг ненавидел друга, чтобы человек грыз, наслаждаясь, другого, забывая при этом о Боге, о совести, о чести, о любви к ближнему. Теперь, наверное, потребуется немало времени, прежде чем люди поймут, что кровавые распри лишь еще более озлобят и ожесточат. Не плачь, Варюшка. Подумай, есть ли смысл оставаться здесь, чтобы и самим уподобиться тем алчным и жадным до расправы.

Варя давно вытерла слезы и, не перебивая, слушала брата. Тысячи мыслей роились в ее голове, наконец, она улыбнулась и произнесла с облегчением:

- Я решила, Боря. Я еду.

Вечер стоял удивительно сонный и тихий, как когда-то, в былые времена. Взяв в библиотеке отца "Путешествия Государя наследника Цесаревича на Восток", Варя поудобнее устроилась в широком кресле и раскрыла книгу.

Она полностью погрузилась в чтение, когда на улице сердито взлаял дворовый пес. На воротах звякнул колоколец.

- Я открою, папа, - подняла голову Варя.

- Сиди, дочка. Я сам, - Константин поднялся из-за массивного дубового стола, за которым любил работать, и пошел к дверям.

Степану открыл грузный, в очках, мужчина, с длинными волосами и густой бородой.

У Константина екнуло сердце. "Неужели за мной? - пронеслось в голове, когда он увидел молодого парня в красноармейской шинели.

- Скажите, здесь живет Варя? - переминался парень с ноги на ногу.

- Здесь, - растерянно ответил Константин.

"Неужели за ней?" - больно шевельнулась мысль.

- А можно мне ее видеть? Обидел я ее утром. Извиниться хочу, покраснел красноармеец.

От сердца отлегло - Бог милостив пока.

- Ну что ж, мил человек, проходите. Коль обидел, извиниться не грех.

- Да нет, я тут подожду, - смутился Степан.

- Нет уж, мы гостей на улице не держим. В дом проходите.

Варя округлила глаза, когда на пороге появился отец с ее утренним знакомым. Вновь вспыхнула обида, но она подавила ее и, улыбнувшись, сказала:

- Добрый вечер, Степан.

- Угу, - пробурчал он и, как вкопанный, остановился в дверях. - Я вот, Варя, пришел..., - окончательно смутился он.

Девушка засмеялась его неловкости:

- Разве? - удивилась. - А я думаю, Степан пришел или мне кажется?

- Что ж ты, дочка, человека в дверях держишь? К столу приглашай, чайку сообрази, - пожурил Константин и деликатно удалился из комнаты.

На большом подносе, принесенном Варей, пыхтел паром чайник, в вазочке лежали печенье и сахар, на блюдце лоснились маленькие прозрачные кругляшки колбасы. "Неплохо живет попович", - сердито подумал Степан и тут же ругнул себя - ведь с добром пришел.

- Варя, я извиниться хочу, - присел Степан на краешек стула. - Прости, что утром обидел тебя.

- Бог простит, - проговорила Варя, помешивая ложечкой чай.

- Я, это, грубо, конечно. Но как-то само так получилось, против воли. Понимаешь, я столько насмотрелся за все это время. - Степан замолчал, глядя в сторону, и, понизив немного голос, заговорил вновь. - Ты знаешь, два года назад казаки насмерть запороли моих отца и мать. Я никогда не смогу забыть этого. Никогда не забуду и наглую физиономию одного дьячка. Мы с продотрядом собирали муку и зерно для голодающих, и когда зашли в дом местного служаки, он, как коршун, налетел на нас и заорал, плюясь: "Изыдьте, краснопузые черти! Не троньте чужого. Голодающих накормить захотели, - кукиш вам, а не продовольствие! Сдыхайте, а я своего не отдам!". Понимаешь, не забуду я этого. Конечно, не все, наверное, такие. Против воли у меня как-то...

- Против воли? - горько усмехнулась Варя. - А я вот долго плакала потом. Сегодня целый день меня мучает вопрос - почему люди так ненавидят друг друга. Вы сказали, Степан, что знаете "их", попов то есть, как облупленных. А вот мой отец никогда, никому в жизни ни сказал дурного слова. Люди всю жизнь шли к нему кто за советом, кто с просьбой, кто со слезами, кто с радостью, и никогда, вы слышите, ни-ког-да он не оттолкнул от себя, не сказал плохо, не рассмеялся в лицо. Он всегда дарил только добро и свет. А теперь люди забыли Бога, убивают священников, грабят церкви. И если вы,обличители христианства, имеете большое, доброе, чистое сердце, откуда же в вас вся эта жестокость?