Эйле он был знаком, как боль печали в костях: мужчина, стоящий рядом с Безумной Королевой, был её давно погибшим братом Сторми.
Как будто она позвала его по имени – будто её вопли были настолько громкими, что он их услышал – Сторми отыскал её взглядом в толпе пиявок и слуг. Он глянул на неё и снова отвёл взгляд, а затем его глаза снова скользнули к её лицу, и все давние сомнения Эйлы исчезли.
Сторми выглядел так, словно получил кулаком в живот. Над белой маской были видны только его глаза, но большего было и не нужно. Когда Сторми увидел её, эти ужасно знакомые глаза стали огромными. Он остановился как вкопанный. Один из слуг налетел на него, но он по-прежнему не двигался, по крайней мере, в течение долгого, мучительного мгновения, пока, казалось, не осознал, что королева идёт по двору без него, и тогда, наконец, опустил взгляд и продолжил идти. После единственного мига зрительного контакта сомнений больше не осталось. Этот мужчина – её брат.
Если у неё и оставались какие-то сомнения, они исчезли в течение нескольких часов, потому что Сторми не переставал следить за ней взглядом.
Она знала, потому что тоже следила за ним.
Однажды, так давно, что иногда Эйла не была уверена, было ли это реальным воспоминанием или просто приснилось, отец показал ей записную книжку мастера с рисунками забавных механических безделушек: музыкальных шкатулок, заводных птиц, солнечных часов размером с ноготь, сферической серебряной головоломки с разными положениями для разных фаз Луны. Рисунки были подробными, замысловатыми, нарисованными чёрными чернилами на бумаге, такой тонкой, что просвечивала. Если смотреть на одну страницу, можно видеть следующую насквозь. Два изображения друг на друге, одно трудно разобрать, но всё же есть.
Вот на что было похоже глядеть на Сторми.
Каждый раз, когда Эйла осмеливалась оглянуться, она видела двух Сторми, наложенных друг на друга: один был тем, кого она видела на самом деле, 16-летним Сторми, одетым в нефритово-зелёную шерсть, всё в нём было сильным, сияющим и богатым, роскошным, будто он ни в чём не нуждался последние 7 лет. Но под ним был тот, которого Эйла знала (когда-то знала): 9-летний мальчик с глазами, слишком большими для своего лица, с выступающими костями, потому что он рос слишком быстро. Сторми, который затолкал её во флигель, оставил там, и погиб. Она видела это. По крайней мере, слышала. Считала, что это правда. Но этот шрам…
У этого Сторми, который молчаливо шагал за королевой Джунн, был такой же шрам. Точно такой же, вплоть до расселины на брови.
Потому что он жив.
Он жив, реален, и оказался здесь спустя так много времени.
"Что с тобой случилось? – в отчаянии думала Эйла, в тысячный раз за последние несколько часов отводя от него взгляд. – Как ты выжил? Как ты выбрался из нашей деревни? Как ты оказался в Варне? Почему ты пропал?"
Она слышала, как он умер. Одна в ужасной темноте. Она нашла его труп – то, что она приняла за его труп.
7 лет она думала, что он мёртв. Это было единственное возможное объяснение. Потому что… потому что, если он не погиб, то вернулся бы. Он бы вернулся за ней.
Обязательно бы вернулся.
Эйла вяло плелась позади Крайер, пока они сопровождали Эзода, Кинока и королеву Джунн на экскурсию по дворцу, садам, поросшим травой утёсам. Она даже не пыталась сосредоточиться, просто смотрела в затылок Крайер и старалась не поскользнуться в грязи. Она и Сторми были единственными людьми в их маленьком отряде. Эйла смутно помнила, как одна из старших судомоек пыталась заставить Эйлу остаться с другими слугами, а Крайер сказала: “Служанка пойдёт со мной".
Так что служанка, похожая на тень, оказавшаяся между воспоминаниями и реальностью, следовала за ней.
* * *
Когда растёшь на улицах человеческих деревень, то много чего услышишь от помойных крыс и шептунов: о Безумной Королеве, Королеве-Ребёнке. Некоторые рассказывали, что это она убила собственного отца, чтобы занять трон. Некоторые говорили, что она купается в человеческой крови. Она была легендой или сказкой ужасов. Но теперь, когда Безумная Королева стояла перед ней, Эйла задавалась вопросом: откуда пошли эти рассказы? Как бы ей ни было неприятно это признавать, Безумная Королева не вела себя как чудовище. Она не казалась жестокой, высокомерной или вспыльчивой. Когда она разговаривала со своими людьми (а это были не просто слуги – у королевы были люди-гвардейцы и Сторми), её голос был повелительным, но уважительным, почти мягким. Во время прогулки по дворцу Сторми всё время находился рядом. Когда она видела что-то интересное, например, охотничьи гобелены в большом зале или библиотеку, посвящённую обширной коллекции человеческих книг Эзода, она указывала ему и слушала его негромкие комментарии. Как будто для неё это было важно. Как будто они общались на равных.
Всего один день в её присутствии, и Эйла поняла, что королева Варна – сплошной клубок противоречий. Она носила власть подобно короне из чистого золота, которую невозможно игнорировать, и всё же она ни разу не использовала её для унижения или наказания. Она была молода – едва ли старше Эйлы, – но держалась как стареющая королева-воительница. Она была свирепой, но нежной и непредсказуемой из-за отсутствия жестокости. Она выглядела так, словно могла вызвать на дуэль любого в королевстве и победить, но в то же время предпочитала перехитрить его.
Она была не такой, как в рассказах. Эйла смотрела на неё и не могла представить, что она купается в человеческой крови или грызёт кости.
Встреча затягивалась, и Эйла начала понимать, что не она одна пристально смотрит на Джунн. Крайер тоже украдкой поглядывала на неё. Для пиявки Крайер даже не старалась скрывать свои мысли. Она смотрела на королеву Джунн не столько с любопытством или интересом, а почти с благоговением.
Они прошли по западному и восточному крылу, где должна была остановиться королева. В восточном крыле было намного просторнее, чем в западном. В некоторых больших коридорах вдоль стен располагались окна, пропускавшие бледный солнечный свет после дождя. Белые мраморные стены почти светились от него. Шаги процессии отдавались эхом по мраморным полам, сливаясь в бесконечный парад звуков. Всё это были люди – люди королевы. Автомы двигались совершенно тихо, как призраки – свидетельство почтения.
Крайер не сводила взгляда с королевой.
Эйла – со Сторми.
"Может быть, Сторми тогда схватили?" – рассуждала она. Пиявки редко берут пленных во время набегов, но и такое случалось. Вероятно. Может быть, его схватили и привезли ко двору королевы, и у него никогда, ни разу за 7 лет, не было шанса сбежать и найти сестру, которая считала его погибшим?
По широкому коридору с окнами они вернулись обратно в недра дворца, где мраморные залы не были такими яркими и непритязательными. Свет ламп мерцал на стенах, создавая странные, прыгающие тени. Здесь было сумрачно даже при дневном свете. Шаги процессии по-прежнему отдавались эхом, но звук был более глухим и пустым, немного притупившись. Эйла напрягла слух, чтобы уловить слова Эзода, когда тот рассказывал Безумной Королеве об истории этих залов, о знаменитых автомах, которые построили этот дворец и жили здесь со времён Войны Видов. Сила порождает силу. Она очнулась от оцепенения, только когда Крайер остановилась перед единственной дверью незаметно от остальных участников вечеринки, и поманила Эйлу подойти поближе. Эйла послушалась, нахмурившись.
– Хочу тебе кое-что показать, – тихо сказала Крайер, кивая на тёмную деревянную дверь. – Думаю… это что-то значит для тебя. Раньше тут было пусто, но со вчерашнего дня больше нет. Угадай, кто поселился здесь?
– Не знаю, – сказала Эйла, помотав головой.
– Фэй! – улыбнулась Крайер.
Эйла уставилась на неё:
– Простите, с каких пор Фэй живёт в восточном крыле?
Крайер казалась довольна собой:
– По моему распоряжению.
– Но почему?..
– Миледи, – сказал другой слуга, прежде чем Крайер успела ответить. – Отец заметил ваше отсутствие и просит, чтобы вы присоединились к нему.
– Конечно, – спокойно ответила Крайер и, не сказав больше ни слова, отвернулась от Эйлы, и прошла за слугой по коридору к процессии, где последние варнцы исчезали за углом. – Пойдём, Эйла.
Но Эйла словно приросла к мраморной двери, за которой, очевидно, поселилась Фэй.
Что ты наделала, Крайер?
Сама того не замечая, она постучала в дверь. Изнутри донёсся шаркающий звук, а затем дверь чуть приоткрылась. Ровно настолько, чтобы показался кусочек чьего-то лица и единственный широко раскрытый немигающий глаз.
– Что ты здесь делаешь? – прошипела Фэй. – Чего тебе надо?
Эйла оглядела коридор – Крайер стояла в самом конце, наполовину растворившись в тени, такая неподвижная, что могла казаться продолжением мраморного пола – статуей, воздвигнутой посреди зала. Она ждала Эйлу.
– А ты что здесь делаешь? – Эйла прошептала так тихо, что даже слух Крайер не смог бы разобрать её слов. – Зачем тебя поселили в эту комнату?
– Солнечные яблоки, – сказала Фэй.
– При чём тут яблоки? Пожалуйста, просто ответь мне, Фэй, почему ты здесь?
– Не знаю, – снова сказала Фэй и издала низкий шипящий звук. Она по-прежнему не моргала. – В посылках, которые он мне передавал, не было яблок, они...
– Он? – она имела в виду Кинока. – Что случилось, Фэй?
– Я пыталась всё исправить, – говорила Фэй, по её лицу текли слёзы. – Я пыталась, я хотела рассказать, но он узнал раньше и...
– Эйла! – позвала Крайер, её голос эхом отразился от стен. – С подругой поговоришь позже. Мы пропустим остаток встречи. Иди сюда.
Эйла попятилась от двери, но не могла отвести глаз от Фэй. У неё перехватило дыхание. Что там говорила Малвин? Следи за солнечными яблоками. Фэй, должно быть, говорила о ящиках с солнечными яблоками, которые правитель разослал в качестве подарков Красным Советникам, знати, крупным торговцам – всем, к кому проявлял благосклонность. Кинок организовал все эти поставки, а затем поручил их Фэй? Зачем?