– Я знаю, что вы там. Я видела ваши глаза.

– Я здесь, – Крайер перевела дыхание.

Она приготовилась к гневу Эйлы, к резким, яростным вопросам: почему ты шпионишь за нами? Но вместо этого услышала...

– Никому не рассказывайте, – прошептала Эйла, присоединяясь к Крайер в темноте. Они укрылись на склоне утёса, на клочке чёрного песка среди высоких зазубренных скал, на участке, окружённом приливными заводями. – Пожалуйста, не рассказывайте отцу.

Страх?

– Хорошо, не буду, – автоматически ответила Крайер, а затем почувствовала себя ещё более смущённой и немного не в себе. – С другой стороны, а о чём мне ему рассказывать? Что здесь происходит?

– Просто... праздник, – ответила Эйла и сдвинула маску на макушку, наконец открыв лицо. На её коже была тонкая струйка пота. – Мы устраиваем его всего раз в год после сбора урожая. Мы ничего не крали, так что рассказывать правда нечего.

– После сбора урожая? Сегодня Луна Жнеца?

– Вы слышали о нём? – насторожилась Эйла.

– Я живу в Рабу, не так ли?

– Ну, да, но...

– Я знаю о ваших праздниках. Я всё о них читала.

Честно говоря, ей следовало догадаться раньше. Маски, танцы, выбор времени – прямо накануне зимы.

– Тогда вам известно, что это не преступление, – сказала Эйла. Её глаза сияли в свете полумесяца, голос был низким и яростным, но всё же достаточно громким, чтобы его было слышно сквозь барабаны, голоса и грохот океана. – Мы просто танцуем, всего одну ночь, мы не делаем ничего плохого...

– Я никому не скажу, – повторила Крайер.

– …и никого не надо наказывать…

– Я никому не скажу, – снова повторила Крайер.

– Не скажете?

– Нет. Отец не узнает. Я... я обещаю.

В темноте, под шум океана, бушующего вокруг них, обещание казался таким весомым. Вероятно, Крайер принесла его со всей серьёзностью.

– Вы… – начала Эйла, но тут обе одновременно услышали хруст второй пары шагов, доносившихся из глубины пещеры и приближавшихся. – О чёрт, это, должно быть, Бенджи, – пробормотала Эйла. – Чёрт, он не должен видеть вас здесь. Нужно идти.

Она схватила Крайер за рукав и поволокла по тёмному пляжу. Они обогнули острые скалы, спускаясь по узкой рыбацкой тропе, петляющей между утёсами. Время от времени Эйла оглядывалась через плечо, чтобы убедиться, что за ними никто не идёт.

Она остановилась возле заводи и тут же отпустила руку Крайер. Здесь, вдали от праздника Луны Жнеца было намного тише. Над ними висел полумесяц, освещая ночь. Вокруг раскинулось море, скалы, приливные заводи, кишащие разноцветной жизнью. Зрение Крайер приспособилось к темноте. К вискам и шее Эйлы прилипли пряди волос. Пока Крайер наблюдала, Эйла переводила взгляд со своей руки на рукав Крайер, как будто тоже удивлялась ей.

Крайер не хотелось, чтобы она удивлялась. Она не хотела, чтобы Эйла жалела, что ушла с вечеринки.

– Ты, кажется, нервничаешь, – сказала она, пытаясь разобраться в клубке человеческих эмоций Эйлы.

– Я – нет.

– Волнуешься?

– Разве это не одно и то же?

Крайер наклонился ближе, вглядываясь в освещённое луной лицо Эйлы:

– Ты… чувствуешь себя виноватой?

Эйла вздрогнула:

– Нет! Нет, вы были правы, я просто волнуюсь.

– По поводу чего?

– Вечно вы со своими вопросами… – сказала Эйла, но в её голосе не слышалось раздражения. Скорее, она была измучена. – Наверное, я волнуюсь, потому что моя… э-э… подруга Фэй, она тоже служанка, и она... больна.

– Она заболела? Это нормально, особенно когда зима близко.

– Нет, – помотала головой Эйла. – Я в том смысле, что у неё здесь не всё в порядке, – она указала на голову. – И я не знаю, что с этим делать, как ей помочь.

Она фыркнула, издав короткий, разочарованный звук, и скрестила руки на груди, будто защищаясь от следующего вопроса.

Крайер хотелось узнать побольше об этой Фэй. Ей хотелось понять, что имеет в виду Эйла, когда сказала, что у той не всё в порядке с головой. Лишь бы Эйла не убегала.

Она хотела найти предлог, чтобы та задержалась. Поэтому Крайер села прямо на мокрые песчаные камни. Холодная сырость мгновенно намочила ей платье.

– В отцовской библиотеке есть книги по человеческой мифологии. Там собраны не только мифы Рабу… или даже всей Зуллы, а сказки со всего мира, насчитывающие тысячи лет. И я прочитала их все.

Эйла вздохнула, но села рядом с Крайер у заводи, свесив ноги с края. Она провела пальцем по поверхности воды, отчего рябь разошлась идеальными концентрическими кругами, и долгое время молчала.

– Расскажите мне какую-нибудь сказку, – наконец попросила Эйла.

Казалось, она не понимала (или, может быть, ей просто было всё равно), что она только что о чём-то попросила свою миледи.

Вероятно, она не знала, что это очень понравилось Крайер, которая сама хотела рассказать ей сказку.

Возможно, она просто хотела убедиться, что Крайер отвлеклась и не донесёт о празднике отцу.

Или, может быть, она тоже хотела остаться.

Такое, конечно, невозможно, но Крайер могла поклясться, что у неё в искусственных жилах потеплело, когда сказки всплыли на поверхность её разума, как мусор после кораблекрушения, тысячи и тысячи сказок из Рабу, Варна, джунглей Таррина и земель по ту сторону Стеорранского моря. Нужно выбрать подходящую из них, чтобы Эйла слушала её как можно дольше.

Сначала ей захотелось рассказать о королеве Варна Джунн. Но нет, эта история не подойдёт – наверняка до Эйлы дошли слухи, которым, похоже, верили все остальные, что королева Джунн безумна.

Нет, нужно рассказать что-то другое. Что-то про людей.

– Однажды, – начала она, – в далёком королевстве, в стране льда и снега, жила принцесса, которая была очень, очень печальна. Назревала война между её отцом, королём, и соседним королевством. Принцесса, которая любила свой народ больше всего на свете, знала, что война принесёт только смерть и разрушения. Она отчаянно пыталась остановить войну до того, как она начнётся, но отец был слеп от гнева и гордыни. Он не слушал её мольбы о перемирии. Поэтому принцесса решила пойти на хитрость: она от имени отца написала мирный договор и отправилась в соседнее королевство одна в самый тёмный час ночи.

– Мир, построенный на лжи? – заметила Эйла.

Крайер не ответила, но осторожно сняла туфли и опустила ноги в заводь, как и Эйла. Холод охватил её лодыжки, словно стихия из другого мира.

– Принцесса упорно скакала три дня и три ночи, – продолжала она, – не встретив ни бандитов, ни застав на дороге, ни плохой погоды. Но на четвёртый день ей пришлось пройти горный перевал, такой узкий, что его назвали Игольным Ушком. И поскольку приближалась зима – и поскольку это всего лишь сказка, – она была ровно на полпути, как разразилась сильная метель.

Эйла выдавила из себя улыбку:

– Кто бы сомневался…

Она водила рукой в холодной воде, рябь расходилась кругами, которые и в итоге коснулись лодыжек Крайер.

– Принцесса оказалась в ловушке, – тихо сказала Крайер. – Ослеплённая снегом и наполовину замёрзшая, она едва сумела найти расщелину в склоне горы, достаточно большую, чтобы укрыться вместе со своим пони. А потом, от нечего делать, она села и стала ждать, пока метель утихнет, – она помолчала. – Но она не утихла.

Эйла была настолько же молчалива, насколько грохотала буря в голове Крайер. Сердце бешено колотилось.

– Через три дня, – продолжала она, – принцесса и её пони замерзали. Принцесса много раз пыталась разжечь костер, но всё было мокро от снега, и у неё не получалось. Сумка с провизией пропала во время метели. Без еды и огня она поняла, что умрёт здесь в холоде и одиночестве. Хуже всего, что в её королевстве начнётся война. Она заплакала, но слёзы замерзали на щеках, сверкая, как кристаллы.

Всего несколько мгновений спустя из расщелины донёсся голос. "Привет! – сказал он. – Кто живёт в этой пещере? Это твою блестящую шубку я заметил?"

Второй голос ответил: "Если у тебя есть мозг между ушами, то там никого нет. Должно быть, ты заметил ярко сверкающий драгоценный камень".

“Нет, – сказал третий голос, на этот раз низкий, рокочущий. – Очевидно, это просто отблески на снегу".

“Помогите, – прошептала принцесса онемевшими губами. – Пожалуйста, помогите мне".

И три зверя: заяц-беляк, северный олень и огромный медведь – просунули головы в расщелину. Принцесса была так слаба от холода, что не испугалась даже медведя. Заяц сказал: "Ну и ну! Так это у тебя сверкают жемчужины на щеках? А я-то думал… Что ты здесь делаешь в такую метель?"

“Я еду сквозь Ушко", – сказала принцесса и рассказала им обо всём. Когда она закончила, животные со страхом переглянулись. "Это ужасно! – воскликнул олень. – Если между двумя королевствами начнётся война, твой народ вытопчет мои леса".

“И будет ходить через мои горы", – добавил медведь.

“И будет охотиться на меня ради мяса и шкуры!" – простонал заяц.

“Вы поможете мне? – спросила принцесса. – Я так замерзла и проголодалась".

“Жди здесь, – сказал олень. – Мы найдём тебе хворост для костра и пищу для желудка". С этими словами трое животных поспешно скрылись в метели.

К ночи принцесса была при смерти. Её губы посинели, кожа стала белой и жёсткой, пальцы онемели, и даже сверкающие слёзы на щеках смахнуло ледяным ветром. Она откинулась на спинку своего пони и закрыла глаза, думая только о мирном письме в кармане.

Первым вернулся олень. Он гордо нёс охапку сухих веток для растопки. "Если остановишь войну, – сказал он, – помни, что я для тебя сделал".

Принцесса разожгла огонь и согрелась.

Следующим вернулся медведь. Он был слишком велик, чтобы пролезть в расщелину, но просунул голову рядом с северным оленем и бросил охапку коры и зимних ягод к ногам принцессы. "Это для твоего пони, – сказал он. – Если остановишь войну, помни, что я для тебя сделал".

Принцесса накормила пони, но её собственный желудок по-прежнему был пуст. Вместе с оленем и медведем она ждала возвращения зайца. Олень и медведь начали ворчать. "От зайца вечно мало толку, – говорили они. – Он много говорит, но мало делает. Может быть, он вообще не вернётся".