– О чём ты?

– Люну убили не за какой-то её проступок. Её убили из-за того, что сделала Фэй. Они наказали Фэй, убив самое дорогое для неё существо в мире.

– Ты уверена?

Она снова вспомнила ту схему из покоев Кинока:

– Более чем.

Эйла быстро рассказала о своей ужасной встрече с Фэй.

– Не знаю, что она натворила, но, должно быть, это было что-то серьёзное.

– Может быть... Может быть, это как-то связано с Киноком? – голос Бенджи за соломенной маской звучал откуда-то издалека. – Я никогда раньше не слышал, чтобы с Нессой происходило что-то подобное. Может быть, она перешла дорогу Киноку? Может быть, поэтому наказание было таким суровым? Может быть, Фэй сделала то же самое, может быть, она... каким-то образом встала у него на пути?

– Может быть. Но какое это имеет значение? Результат был тот же. Самый дорогой для Фэй человек стал козлом отпущения.

Эйла виновато подумала о своём ожерелье – медальон, который до сих пор лежал у неё под рубашкой. Крайер ещё не донесла на неё, но что, если кто-то ещё видел медальон?

Придут ли они в следующий раз за Бенджи?

Эйла оглядела грот новыми глазами. То, что всего несколько минут назад казалось весёлым, громким и красивым, теперь стало гнетущим и тошнотворным. Вся вечеринка кружилась, как детская игрушка, – размытое пятном шума, цвета и гротескных масок. Ей захотелось выйти на свежий воздух, чтобы земля перестала дрожать у неё под ногами. Она посмотрела на вход в пещеру, с тоской вглядываясь в прохладную тёмную ночь – и увидела...

Вспышку золотистых глаз.

Кто-то следил за ними.

Автом.

Её насквозь пронзило шоком. Она не была уверена, откуда это знала, но инстинктивно догадалась, кто это был. Крайер.

Она быстро научилась ощущать, каково это, когда за тобой следят, а Крайер всегда пристально следила за ней, когда видела, что Эйла чем-то занята.

Только, откуда здесь Крайер? Разве она не должна быть на заседании Совета? И почему она следит за ними? Что она сделает, увидев их вместе? И…

– Бенджи, – сказала она, высвобождаясь из его объятий, – принесёшь мне ещё выпить?

– Конечно, – вздохнул он и, взяв у неё кубок, направился к бочонкам.

Когда он вернулся к костру, Эйлы уже не было.

11

Возможно, для Крайер хуже всего было не наблюдать, как Кинок занял место, о котором всегда мечтала она, а то, что её отправили домой пораньше. Это, помимо всего прочего, ясно давало понять, что она нежеланна в Старом Дворце, а в Зале Совета для неё нет места. И никогда не будет.

Это было неожиданно и обидно.

Во время долгого молчаливого пути каравана домой она спрашивала себя: что бы чувствовал в такой ситуации другой автом? Будет ли ему столь же обидно, с тупой болью глубоко внутри? Или же она расстроена только потому, что Ущербна? На заседании перед всеми Кинок пошутил, что Рейка тоже немного увлеклась. Крайер подумала о женщине-автоме, на которую она всегда смотрела снизу вверх, почти как на наставницу. Рейка всегда смотрела Крайер в глаза, когда та говорила, хвалила её и вдохновляла составлять обо всём собственное мнение. Но ради чего?

Впервые с тех пор, как она обнаружила свой испорченный Проект, существование пятого Столпа у Крайер стало реальным, ощутимым. Это был не отдалённый, унизительный страх – он причинял ей боль. От этого не существовало ни мази, ни бинтов. Она хотела избавиться от пятого Столпа, вырезать его из себя, но резать было нечего. Был только призрачный комок в животе, воображаемый камень, застрявший в горле. Весь мир казался ужасным, тошнотворным и раздражающим, как будто сам воздух грубо тёрся о кожу. Даже от малейших звуков: ржания лошадей, скрипа деревянного колеса по мокрому камню – виски пульсировали.

В ту секунду, когда свита въехала через ворота во внутренний двор, Крайер выпрыгнула из кареты. Она приземлилась тяжело, грязь прилипла к туфлям и забрызгала юбки, но ей было всё равно.

– Леди! – крикнул ей вслед один из гвардейцев. – Леди, где нам…?

Но она так и не услышала конца его вопроса. Она уже удалялась от дворца в гущу ночи, стараясь скрыться, потеряться.

Ей хотелось побродить в одиночестве. Возможно, чтобы морально подготовиться к обещанному прибытию королевы Джунн – единственного яркого пятна на горизонте.

Однако, к удивлению Крайер, в полночь на бесплодном каменистом пляже люди что-то праздновали. Она увидела жёлтый свет фонарей с расстояния в пол-лиги и, охваченная любопытством, пошла вдоль скалистого песчаного берега, пока не нашла источник: одна из пещер, изрытых прибрежными утёсами, была полна людей.

И они танцевали.

Крайер подкралась ближе ко входу в пещеру, не в силах отвести взгляд. Пещера была огромной, как будто великан из старых человеческих сказок откусил кусок от скалы и оставил после себя пустое пространство размером с отцовские сады. Крайер бывала в этой пещере раньше, однажды даже провела здесь целую ночь, наблюдая за приливами, но она всегда была одна, в темноте. Сегодня вечером пещера светилась. Вдоль неровных стен висели бумажные фонарики. В центре располагалась яма для костра, достаточно большая, чтобы зажарить боевого коня, но люди не использовали её для приготовления пищи. Вместо этого они подбрасывали в огонь что-то похожее на мокрые, гниющие деревяшки. Иногда от таких кусков пламя на мгновение становилось синим или зелёным. "Водоросли", – поняла Крайер. Каждый раз, когда это случалось, люди радовались и пили. В пещере звучала громкая и непонятная музыка – в основном, ударные; пара парней у стены пещеры стояли у барабана, похожего на винную бочку с натянутым сверху куском шкуры животного. Они раскраснелись, смеялись, хлопали по барабану руками. Это было скорее возбуждение, чем ритм, но каким-то образом люди подпевали. Крайер напрягла слух, чтобы уловить слова – что-то о соломенных шляпах и серпах. Она попыталась понять, откуда людям известна одна и та же песня, один и тот же танец.

Ей хотелось разглядеть их лица, но все они были в масках. Большинство из них были простыми: красными, жёлтыми и золотыми, – но некоторые маски напоминали животных. Крайер отметила льва, волка, птицу с яркими перьями, лису.

У "лисы" было что-то знакомое – не маска, а человек под ней, чьё тело двигалось, как бурлящая вода. Крайер была уверена, что это девушка, и она танцевала возле костра, ступая босиком по каменистой земле. Большинство людей были одеты в разноцветные платья или туники, но некоторые – в красную форму слуг правителя. "Лиса" была одной из них, низ её красных штанов намок от грязи и морских брызг.

Затем "лиса" обернулась, и Крайер увидела растрёпанные тёмные волосы. Она не удивилась, так как догадывалась, что это Эйла, с того самого момента, как впервые увидела "лису", танцующую быстрыми ножками. Её лишь удивило, что Эйла танцует с кем-то другим – долговязым, с кудрявыми волосами парнем. Однако Крайер его не узнала – на нём была маска, сплетённая из лент и соломы. Как и Эйла, он был в форме слуги; его рубашка была влажной от пота или морской воды.

Парень в соломенной маске придвинулся ближе и положил руки Эйле на бёдра. Та не сопротивлялась. Вместе они закружились в танце, она подняла руки, а он своими длинными пальцами хватал её за бёдра, талию; она запрокинула голову, смеясь, или крича, или напевая, и её шея казалась золотой колонной в прыгающем свете камина. Парень качнулся вперёд. Крайер сделала то же самое, но тут же взяла себя в руки.

Крайер отвела взгляд. Другие люди танцевали, причём некоторые находились гораздо ближе, чем Эйла и её парень в соломенной маске: Крайер видела переплетённые полуобнажённые тела, кожу, блестящую от пота, пары, танцующие не столько под барабанный бой, сколько в своём медленном, одним им понятном ритме, с закрытыми глазами, запрокинутыми назад головами. Двое парней пили вино. Одна девушка прижимала другую к стенке пещеры, их тела странно двигались.

Крайер что-то почувствовала – укололо глубоко внутри. Она поёрзала, внезапно смутившись по непонятным самой себе причинам, и оторвала взгляд от двух девушек. Наблюдать за остальной толпой было достаточно увлекательно. Многие кружили и врезались друг в друга, как волны. Крайер знала, что отец такое никогда бы не разрешил. Если бы она была хорошей дочерью, она бы сообщила об этом, положив празднику конец.

"Похоже, я плохая дочь", – подумала она, но почему-то совершенно не расстроилась.

Эйла на некоторое время исчезла, поглощённая кружащей толпой. Но довольно скоро она появилась вновь, теперь с чашей вина в обеих руках, слегка спотыкаясь на скользком, неровном полу пещеры – песок, камни, неглубокие лужи. Она так порежет себе стопы. С лисьей мордочкой, заострёнными ушами и огненно-оранжевым мехом она напомнила Крайер о недавней охоте, о лисах, пробирающихся сквозь подлесок. Неужели с тех пор действительно прошло всего две недели?

Однако те лисы были дикими, испуганными, готовыми убежать – когти, зубы и спутавшийся мех. Иногда Эйла была на них похожа, но не всегда.

В последнее время Эйла чаще всего вела себя очень деликатно.

Крайер не осознавала, насколько она высунулась из своего скрытого наблюдательного пункта, пока, словно почувствовав взгляд Крайер, Эйла не обернулась и не посмотрела прямо на неё. Проклятье! Эйлу тряхнуло, вино выплеснулось из её кубка бледной дугой. Парень в соломенной маске толкнул её в плечо, и она, казалось, попросила его о чём-то, указывая на свой бокал. Он взял его и растворился в толпе. Как только он ушёл, Эйла стала пробираться к выходу... прямо к Крайер. Проклятье! Проклятье! Крайер хотела тут же сбежать, но поняла, что уже слишком поздно. Её заметили. Вместо этого она выскользнула из пещеры и снова спряталась в тени, чтобы, по крайней мере, её не увидели другие.

Тихий шорох босых ног по камню – и Эйла появилась у входа в пещеру. Её силуэт вырисовывался на фоне фонарей и отблесков костра, словно единственный зуб во рту какого-то древнего левиафана. Она огляделась по сторонам, по-прежнему скрывая лицо под лисьей маской, и, наконец, прошипела: